Эрнст Бутин - Лицом к лицу
И все же Юрий Иванович почти с нежностью смотрел на дом Божицких, потому что та радость, которую подарила его душе Лариса, была самым сильным и ярким воспоминанием далеких лет. Он испугался, что его могут увидеть, и хотел уже уйти, но калитка ворот широко распахнулась и в проеме ее появилась женщина.
– Заходите, заходите, – певуче пригласила она не совсем.трезвым голосом. – Я в окно вас увидела, вышла встретить. Вы, наверно, родственник Володи?
– Нет, нет, – испугался Юрий Иванович, – Извините. Я не к вам. Я тут случайно.
Солнце высветило женщину, шагнувшую навстречу, и он сразу узнал Ларису. Конечно, она постарела, отяжелела, но голос тот же, те же черные блестящие глаза, та же манера кривить рот, растягивая слева.
– Так вы не на свадьбу? – слегка удивилась Лариса, поджала в раздумье губы. – Прошу прощенья, – но, оценивающе оглядев Юрия Ивановича с головы до ног, взмахнула беспечно ладонью. – Все равно заходите. У меня дочка женится, то есть… – мелко засмеялась, помотала головой, – замуж выходит. Поздравьте ее.
– Ну что вы, неудобно. Спасибо. Извините, – Юрий Иванович попятился.
– Неудобно только штаны через голову надевать, – решительно заявила Лариса. Подошла, слегка покачиваясь, и от этого казалось, что она, обтянутая серебристым, переливающимся платьем, подкрадывается. Взяла осторожно, но властно под локоток. – Идемте, идемте… – Почувствовав сопротивленье, взглянула удивленно. – Вы что, обидеть хотите?
Юрий Иванович, улыбаясь, смотрел сверху и сбоку на нее, прислушивался к себе, к легкому запаху духов, к требовательному усилию ладони, и ему было одновременно и смешно и тоскливо. Лицо Ларисы ужесточилось, четче проступили морщинки на переносице и около прищуренных глаз, но вдруг глаза эти медленно раскрылись, в них мелькнуло недоверие, потом растерянность, потом изумленье, потом радость.
– Бодров? – с сомненьем и надеждой спросила она. Отступила на шаг, заулыбалась натянуто. – Ну, конечно, Бодров! – Дотронулась мизинцем до подбородка Юрия Ивановича, отдернула руку. – Надо же… Борода. Колючая какая. Откуда ты взялся?
– Да вот, еду… к морю, – Юрий Иванович смущенно почесал нос. – Завернул на денек.
– Господи, да ведь и впрямь Бодров! – женщина ахнула, хлопнула перед своим лицом в ладоши, отчего кольца на пальцах металлически стукнули. Покачала головой. – Солидный какой стал, важный. В больших чинах, наверно, ходишь, в большие люди выбился, – и переполошилась: – Чего же мы стоим? Пошли, я тебя дочке покажу, гостям представлю, – и уже уверенно схватила Юрия Ивановича под руку, прижалась к нему.
– Неловко как-то. Да и спят, пожалуй, еще… – упирался Юрий Иванович, хотя ему очень хотелось бы взглянуть на дочь Ларисы.
– Ничего, разбудим, – твердо пообещала женщина. – Нечего дрыхнуть, раз такой человек пришел.
– Не делай этого, не надо, – взмолился Юрий Иванович. Глянул на часы – «06.07» – и нарочито громко встревожился. – Опаздываю! Меня машина ждет.
– Подождет, никуда не денется, – голос у Ларисы был властный, пренебрежительный, но неожиданно сразу же изменился, стал неискренне умильным, чуть ли не заискивающим. – А вот и дочка моя, Оленька. Познакомьтесь.
В калитке, уперевшись руками в столбы, стояла, слегка постукивая носком белой туфельки, девушка в белом же, затейливом, платье. Лицо у нее было утомленное, бледное после бессонной, сумбурной свадебной ночи.
– Что это значит, мама? – холодно спросила Ольга.
– А ничего не значит. Мала еще допросы устраивать, – резко, почти крикливо, ответила мать. – Поздороваться надо сначала, – она еще плотней прижалась к Юрию Ивановичу.
Дочь еле заметно повела плечами, еле заметно усмехнулась.
– Здравствуйте.
А Юрий Иванович глядел на нее и видел ту, давнюю, хрупкую и стройную, Ларису – так похожа была Ольга на мать в молодости. Только у этой девушки взгляд независимей и уверенней, чем у Ларисы в юности, и губы откровенней кривятся в снисходительной усмешечке.
– Я школьный Друг вашей мамы, – кашлянув в кулак, пояснил Юрий Иванович. – Мы целую вечность не виделись, и вот – случай помог. Я тут ненароком оказался. Мы с Владькой, с Борэенковым… – уточнил, глянув на Ларису: помнит ли она Владьку?
– Ах, так вы с Владиславом Николаевичем приехали? – Ольга смутилась. – Простите меня, я не знала. – Она слегка отступила в глубь двора. – Проходите, пожалуйста. Мы очень рады, – но в голосе была неуверенность, почти растерянность. Юрий Иванович догадался, что девушка обеспокоена: мало ли как гость воспримет беспорядок после пира.
– Прошу, ради бога, не обижаться и не сердиться, я не могу, – он прижал руку к груди. – Никак не могу… В семь у нас очень важный эксперимент, – и сделал серьезное, значительное лицо.
– Знаю, знаю. Пуск установки «Ретро». Я ведь тоже у Владислава Николаевича работаю. Программисткой, – Ольга откровенно обрадовалась, что приезжий отказался зайти, но сочла нужным сделать опечаленный вид.
– Все же надеюсь, что вы как-нибудь заглянете к нам? – и с уважением посмотрела на мать.
Та победно глянула на нее, приказала:
– Принеси нам сюда чего-нибудь, – открыла калитку в палисадник. – Мы выпьем за встречу и за твое счастье…
– Но товарищу…
– Бодрову, – с гордостью подсказала Лариса.
– Товарищу Бодрову, наверно, нельзя? – с утвердительными интонациями предположила дочь.
– Можно, – резко заявил Юрий Иванович. Ему не понравилось, что эта девочка решает за него, да еще так уверенно.
– Ты же знаешь, мама, что у нас… – Ольга сделала страшные глаза, растопырила в сдержанном возмущении пальчики.
– Ничего, давай, что осталось. Тащи водку, – разрешила Лариса. Пропустила Юрия Ивановича вперед, похлопала его по широкой кожаной спине. – Он хоть и академик, а прежде всего – мужик.
– Что-то очень уж ты меня вознесла – академик! – хмыкнул Юрий Иванович, втискиваясь между хлипким садовым столиком и скамейкой.
– А чем ты хуже Борзенкова? – удивилась Лариса. – Ты был способней, напористей, всегда на виду. – Она села напротив, перекачнулась, поерзала, устраиваясь поудобней. Оправила платье. – Владька членкор, а тебе, выходит, сам бог велел действительным быть. Пожалуй, уж и Героя Труда получил? А? – без любопытства, из вежливости, поинтересовалась и польстила неумело. – Глядишь, в твою честь улицы называть будут.
Юрий Иванович, хакнув, наморщил лоб, яростно почесал его. «Владька – членкор! – ошалело повторил он. – Академик! С ума сойти…»
– Чего молчишь? Засекреченный, что ли? – насмешливо полюбопытствовала Лариса. Уперлась локтями в стол, положила подбородок на сцепленные пальцы, и взгляд женщины, доброжелательный, ласковый, постепенно затуманился, стал далеким и печальным. – Ох, Юрий Иванович, – неглубоко, по-бабьи, вздохнула она, – как же я тебя, дура, любила, как сохла по тебе, как ревела… Сейчас даже вспомнить смешно.
