Сергей Синякин - Трансгалай (сборник)
Я снова поспешил к широкому раструбу. Приятный молодой человек пригорюнившись сидел за стеклом. Увидев меня, человек обрадовался и сказал:
— Это хорошо, что вы пришли. Не слушайте его. Он такого наговорит, что жить не захочется!
— Слышал, — ответил я. — А как у вас с изменами, предательством и болезнями?
— Что вы! — всплеснул руками приятный молодой человек. — Мы давно покончили с подобными негативными явлениями. На материке вас ждет покой и долголетие. А главное, — молодой человек заманчиво причмокнул губами, — перспективы! Молочные реки… гм, да… прекрасные девушки… Хор! Отменный, я вам скажу, хор! Не пожалеете. Мне кажется, чего выбирать!
— Подумать надо, — пробормотал я, отступая.
— Оставайтесь на материке, — посоветовал приятный молодой человек.
— На остров езжай! — зычно отозвался из узкого раструба его оппонент.
Но я уже мчался от удивительной трубы, слыша летящие мне вслед отдельные слова:
— Река… девушки… Хор! Вернитесь! Медовые пряники! и ни каких, слышите, никаких проблем!
Я не остановился. Не то, чтобы я испугался. Просто мне были одинаково неприятны молочный рай с бесплатными наслаждениями, который обещал один, и ад вечных страданий, в который меня пытался затащить другой.
— Трус! — неслось от узкого раструба.
— Безумец! — взывали к моему разуму с другого.
Выскочив из пещеры, я жадно глотнул воздух. Абориген сидел у входа, строгая ножиком прутик.
— Уже? — удивился он. — Быстро вы… Ну, куда вы теперь: на остров или на материке останетесь?
Мой дешифратор вылез из нагрудного кармана и приосанился.
— На остров, конечно, — сказал пауканин. — Мы пройдем через страдания и лишения, чтобы заслужить полное право называться разумным существом!
Я цыкнул на него. Пауканину с его ядерным реактором вместо желудка, легко страдать. Мне переносить обещаемые островом страдания было бы куда тяжелее.
— Если можно выбирать, то в гостиницу, — ответил я аборигену.
Уже в полете слушал я разъяснения местного жителя. Каждый житель этой планеты в день своего совершеннолетия отправлялся к определяющим жизненный путь и в беседе с ними делал свой выбор. Все зависело от особенностей характера. Подавляющее большинство выбирало праздную жизнь на материке, но находились и такие, которых прельщали обещанные оппонентом приятного молодого человека трудности. Выбравшие жизнь на острове, навсегда покидали Материк Блаженства и наслаждений, поселялись на острове и проводили свою дальнейшую жизнь в борьбе с силами природы и самими собой.
Уже удалившись от чернеющих горных массивов, мы видели перепончатокрылые корабли местных жителей. Достигшие совершеннолетия направлялись к Определяющим судьбу за советом.
Войдя в гостиницу, я увидел своего попутчика. Лошак стоял у стойки бара, и, опустив морду, через соломинку тянул коктейль из объемистого ведра. Лошак был явно нетрезв, на это указывала стоящая дыбом грива и беспорядочное помахивание хвостом. Видимое ли дело, чтобы разумянин сознательно оглушал свой мозг наркотиком, добровольно теряя способность здраво рассуждать, правильно реагировать на происходящее и отдавать себе отчет в поступках?! Разумеется, как писатель, я знал, что в первобытнотехнологические времена на Земле существовал варварский культ алкоголя. Людям, активно потреблявшим алкоголь, даже присваивались почетные звания: алкаш, пьяница, келдырь. Отдельные представители героического племени пьющих за достигнутые успехи премировались специальными путевками в профилактории, чтобы после отдыха и лечения они могли с новыми силами предаться любимому занятию. Уважение к пьющим достигало такой степени, что службы общественного порядка имели транспорт для доставки злоупотребивших алкоголем членов общества в специальные гостиницы, где они могли выспаться, пообщаться с себе подобными, пока излишки алкоголя выветривались из их героических организмов. Существовала целая сеть учреждений, которые представляли возможность всем желающим употребить алкоголь в их стенах.
Но это касалось глубокой древности! А здесь разумянин на моих глазах отравлял свой организм и пожилой портье качал укоризненно своей шишковатой головой и присвистывал что-то жалеющее и грустное, глядя на лошака.
Я подошел к Айхо. Лошак поприветствовал меня слабым взмахом хвоста. Он буквально не в состоянии пошевелить копытами.
С большим трудом я увел его в номер. По пути лошак то и дело беспричинно ржал, заикаясь, доказывал, что он трезв и в доказательство того пытался встать на дыбы. В номере он сразу же плюхнулся в свое стойло, зацепив при этом вазу с уже обглоданными стеблями цветов, и сразу же захрапел.
Тяга лошака к спиртному встревожила меня. Ранее я за ним такого не замечал. Возвратившись в вестибюль, я обратился с расспросами к портье.
Оказалось, что до нас в номере жил знаменитый писатель Охайта с планеты Думающих Деревьев. Он написал знаменитые «Семидубиды», переведенные на все галактические языки. Охайта также пристрастился к спиртному и если вначале он лишь сбрызгивал ими свою пышную крону, то вскоре он настолько втянулся в ежедневную выпивку, что стал опускать в крепкие горячительные напитки и корни. В короткое время он настолько опустился, что ходил с вечно рассохшейся кроной и пожухлой листвой, голос его становился все скрипучей и невнятней. Наконец, Охайта по ошибке вместо алкоголя сбрызнулся азотной кислотой, отчего на нем пошла трещинами кора. Это решило дело, и, в лечебное учреждение. Там долго не знали как, шемуся мыслителю. Охайта немедленно покинул опасную для него планету и тился на Свою родимую Лесогрудь. Да-а, в номере было что-то роковое! Вернувшись в номерн, начал набрасывать план нашего времяпровождения на планете, чтобы помочь лошаку избежать гибельного алкогольного омута.
Вызов по телексу и сообщение об утреннем старте трансгалая избавили меня от составления плана. Я лег спать пораньше, чтобы наутро встать со свежей головой и до старта корабля привести в чувство опустившегося на духовные четвереньки мыслителя.
7. ГАЛАКТИЧЕСКИЕ ПИРАТЫ. ПРЕКРАСНАЯ АЭЛЛА. БОРЬБА ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ
В этот день я беседовал с лошаком. Несколько дней после старта лошак, тяжело преодолевая алкогольный токсикоз, требовал у меня алкогольные напитки, угрожая в случае отказа спалить трансгалай. Я держался твердо. Постепенно лошак успокоился и уже со стыдом вспоминал свое поведение. Чтобы отвлечь его, я беседовал с лошаком на самые разнообразные темы. В этот раз мы вели с ним беседу о генной инженерии. Лошак оказался ярым генетиком и увлеченно делился со мной историей, как два гурмана на его планете в хромосомы чертополоха втиснули гены молочая широколистного, что произвело в гастрономии настоящую революцию.
