Яна Дубинянская - Кукла на качелях
Черный человек, спокойно надевающий петлю на пластмассовую шейку куклы. Только на самом деле она не была куклой. Она была его дочерью.
Резкий, помноженный на скорость поворот — я ударяюсь виском о край спущенного стекла, острая боль пронзает меня всю, до кончиков онемевших пальцев, все это реальность, а не дикий, кошмарный сон. Нет, не реальность — фантасмагория. Он был уверен, что убил Роми и что убедил меня, будто я сама убила ее… А потом увидел меня, идущую на телестудию, что-то подозревающую, способную что-то раскрыть… Он забил тревогу, он запаниковал, он захотел во что бы то ни стало все узнать — и встретил меня там, на нашем месте, под часами… А потом — потом я все сказала сама, я сказала ему, что Роми жива. Роми, которая по его дикому, страшному, непостижимому желанию должна быть мертвой.
Машина несется на закат, на один из тех неповторимых закатов, что каждый вечер пылают над водопадом. Над водопадам, где я не была с Дэном. Где я не была с Роми. Где сейчас…
Скрежещут тормоза, я бросаю кошелек водителю, я перебегаю перед потоком встречных машин автостраду, я бегу по камням и траве наперерез тропинкам, мои острые каблучки проваливаются в землю и скользят по щебню и валунам, я позволяю себе полусекундную остановку — сбросить туфли — я лечу, почти не касаясь мокрой земли. А вокруг непроглядные сумерки, и только впереди ало-багровый пожар, мне нужно туда, на закат…
Негромкий, неумолимый, непрекращающийся рокот — я так внезапно начинаю слышать его, этот страшный голос водопада. Под ногой — пустота, я падаю в мокрую траву, я поднимаюсь, взбегаю на возвышенность — и вижу там, впереди, на тускнеющем фоне заката, черную плоскую фигуру мужчины с ребенком в поднятых над головой руках.
И вот тогда я кричу — беззвучно, хрипло — я уже не бегу, внешняя, посторонняя сила несет меня туда, и черный человек оборачивается мне навстречу…
* * *Я медленно провела рукой по мокрому лбу, облепленному спутанными волосами. В траве громко звенели сверчки, накладываясь на мерный рокот водопада. В воздухе дрожали мириады мельчайших, почти неощутимых брызг, и они мягкой прохладой оседали на мои горячие щеки.
— Красиво, правда? — сказал Ник.
Закат потухал, он был уже не багряным, а бледно-лиловым, последние блестки отражались в бурлящей пене там, где разбивались струи водопада. В сгущающихся сумерках блеснула улыбка Ника, засветилось, обернувшись ко мне, фарфоровое личико Роми. Ник протянул ее мне — маленькие теплые ручки обвили шею, цепкие, настоящие, живые. Я все еще не могла выговорить ни слова, дыхание вырывалось из груди неровными хриплыми толчками.
— Но этой Лорейн Адамс я не доверил бы даже аквариума с рыбками, — сообщил Ник — так спокойно, словно между делом, как умел только он один. — Это ж надо — так просто отдать ребенка совершенно постороннему мне, и хоть бы что. Даже не спросила, куда мы пойдем, пришлось самому десять раз повторять, чтобы она запомнила. Представляю, что б вы подумали, если бы позвонили, а эта красавица ничего не знает…
Роми крепко прижалась к моей неровно вздымающейся груди — словно прислушиваясь к сердцу, которое отбивало дикий, совершенно сумасшедший ритм. Я наклонила голову и поцеловала завитки ее мягких, нежных, душистых волосков. Боже мой… Если бы Ник хоть что-то представлял себе, он ни за что бы не привез ее сюда. Зачем ему вообще понадобилось забирать Роми у Лорейн, вмешиваться не в свое дело, вынуждать меня снова испытать невозможный кошмар фантасмагории?
Хотя фантасмагория началась намного раньше. Когда Дэн…
Я попыталась перевести дыхание — но глубоко вдохнуть не могла, слишком тесно прижалась ко мне Роми. Я вдруг почувствовала острую застежку на ее комбинезоне, она больно впивалась мне в грудь… И одновременно накатила страшная, непобедимая слабость, Роми стала большой и тяжелой, а ноги, которых я совсем не чувствовала, могли подогнуться в любую секунду…
Ник шагнул вперед, взял Роми у меня из рук.
— Обопритесь на меня, вот так. Здесь мокрая трава, лучше не садиться, а т простудитесь. Сейчас выйдем на трассу, там полно такси, довезу вас домой.
Я почти не видела его — на серо-лиловом фоне сумерек перед глазами плясала сеть мелких черных точек. Я широко раскрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, мертвой хваткой вцепившись в плечо Ника. Я должна взять себя в руки. Ничего пока не случилось. Пока. Я не имею права на слабость.
Я выпрямилась, сделала несколько шагов, а потом присела на корточки, чтобы надеть туфли. Очищая мокрые чулки от налипших листьев и травинок, я, наконец, смогла заговорить.
— Простите меня. Я чересчур перенервничала, Лорейн не сказала мне, что это вы… и я вообще переживаю, когда Роми с кем-то посторонним…
Пожалуй, получилось как-то невежливо. А впрочем, он сам первый произнес это слово. Я встала, чуть покачнувшись на высоких каблучках, и мы пошли вперед, по направлению к трассе. Ник молчал — так непохоже на него наверное, мои слова все-таки его обидели. Надо бы хоть как-то их смягчить…
Не глядя на него, я сказала вперед, в темноту:
— Я всегда слишком волнуюсь за Роми. Мне кажется, что мы с ней — одно целое, у нас с ней общее сознание…
Это было как вспышка — яркий всепроникающий свет в огромной темной комнате. Я даже остановилась, и Ник обернулся — все ли со мной в порядке? — но в следующее мгновение я уже шла вперед, шла легко, стремительно, летяще. Само собой было сказано ключевое слово, и теперь я понимала все, абсолютно все.
Восьмой луч, позволяющий сливать воедино сознания совершенно посторонних людей. Дэн облучил на студии меня, а затем — того, кто должен был убить Роми. Хотя настоящим убийцей был он сам, тот безумец даже не понимал, что совершает — я помню, кукла на качелях. Кукла или маленькая девочка… не все ли равно, это воспоминание, став моим, должно было деморализовать меня, навсегда связать мне руки. Дэн д'Аржантайль продумал и просчитал все — кроме одного.
Ведь это была не чужая, посторонняя, отдельная от меня девочка. Это была моя Роми.
У нас всегда было общее сознание. Я и моя, только моя маленькая девочка мы всегда были частью друг друга. Восьмой луч обострил, возвел в превосходную степень нашу внутреннюю связь, и она была куда сильнее, чем слияние сознаний с чужим, случайным человеком. Первая фантасмагория сменилась второй, более жизненной, настоящей, яркой. Я — на качелях. Роми на качелях. Я — Роми. Они не смогли убить ее, потому что я была с ней, я не позволила ей умереть. А может, не так-то легко убить двойное сознание, двойную силу, двойной запас жизни. Не знаю, как именно — но Роми осталась живой, хотя внешне, для всех умерла. А потом взяла и воскресла — боже, до чего же это все просто…
