Кшиштоф Борунь - Барьер. Фантастика-размышления о человеке нового мира
— Хочу.
VIIМало какой город Европы мог похвастаться такими коммуникациями, какими располагал Радов, построенный почти целиком за последнее десятилетие. Надземные улицы и эстакады, соединяющие высотные здания, выполняли только вспомогательные функции, служа местом прогулок и увеселений. Основное же городское движение проходило под землей, где движущиеся дороги выполняли роль метро.
Мюнх неоднократно посещал город с Камой. Он уже не только освоился с многоцветными потоками прохожих, мчащимися по пешеходным дорожкам сквозь ярко освещенные тоннели, полные выставочных витрин и реклам, но и приобрел определенный опыт в использовании коммуникационных устройств. Ловко перескакивая с дорожки на дорожку, Балич вел монаха сквозь подземный лабиринт самым кратчайшим путем, так что уже спустя несколько минут они были у цели.
Широкий эскалатор вынес их на поверхность, и они оказались в небольшом сквере, окруженном сосновым бором. Из укрытых среди деревьев домиков то и дело высыпали группки людей: взрослые, молодежь и дети, порой целые семейства. Смеясь и что-то крича, они устремлялись в глубь лесного парка, исчезали в тенистых аллеях, разбегающихся во всех направлениях.
Ром повел Модеста по узкой, менее людной аллейке. Перед ними шла пара: юноша полуобнимал девушку и, видимо, рассказывал ей что-то забавное, потому что она то и дело заливалась громким смехом.
Дорога то круто шла вверх, то полого опускалась. Лес поредел. Под ногами зашуршал песок.
Еще поворот, и аллейка кончилась у невысокого здания, вытянувшегося среди зелени наподобие ленты.
Паренек с девушкой скрылись за широкой двустворчатой дверью.
— Будешь купаться? — спросил молчавший все время Балич.
— Купаться? — Мюнх вопросительно взглянул на своего проводника.
— Искупаться в такой жаркий день — одно удовольствие. Это один из самых старых бассейнов в парке. А здесь — душевые, — показал Балич на продолговатое здание. — А ты вообще-то умеешь плавать?
— Не умею.
— Ну, тогда пошли дальше.
Балич толкнул дверь, пропуская монаха. С узкой террасы, защищенной козырьком, открывался вид на небольшую круглую площадку. Золотистый песок широкой полосой обрамлял эллиптический бассейн, над которым, словно вытянутая рука, вздымалась башня трамплина.
Мюнх медленно подошел к самому краю террасы и остановился, увидев людей. Их почти совершенно нагие, обожженные солнцем тела и странные позы, в которых они лежали на песке, вызывали в мозгу монаха воспоминания о виденных когда-то картинах, на которых были изображены грешники, обреченные последним судом на вечные муки. Впрочем, гул оживленных разговоров, радостные возгласы и доносившийся отовсюду смех никак не вязались с картинами ада. Женщины и мужчины, девушки и юноши, совершенно не стыдясь друг друга и нисколько не смущаясь, лежали рядом, гуляли, гонялись друг за другом. То и дело с трамплина, а то и прямо с берега бассейна какое-нибудь загорелое тело с плеском падало в воду. Юноши и девушки, искупавшись, взбирались на цветные плиты; окаймляющие бассейн.
— Ну, пошли! — торопил Балич.
Мюнх спустился на несколько ступеней и застыл.
По песку к ступеням, ведущим на террасу, шла молодая женщина в прозрачной купальной шапочке. Она была очень стройна и каждым движением, казалось, старалась еще больше подчеркнуть это. Ее обнаженное тело прикрывала лишь небольшая набедренная повязка. Еще влажная после недавнего купания миндального цвета кожа блестела на солнце.
Девушка поднялась на первую ступеньку и сорвала с головы шапочку. Волны модно-желтых густых волос рассыпались по плечам. Она откинула рукой локоны со лба, подняла голову, взглянула в сторону террасы и вздрогнула, увидев стоящего у лестницы Мюнха.
— Смотри, Кама! — воскликнул Ром.
Но Модест уже и так узнал ее. Он изумленно смотрел на девушку и не мог выдавить из себя ни слова.
Еще минуту назад он не был уверен, еще колебался. Теперь, когда их глаза встретились, он уже не сомневался… Это была она!
Он нервно сжал веки. Хотел отогнать от себя этот образ, это дьявольское наваждение.
Но образ не исчезал.
Ему оставалось только одно — бежать! Он резко повернулся и, перескакивая через ступени, бросился к выходу.
Балич догнал его уже в глубине аллеи.
— Мод? Что с тобой?!
Он схватил монаха за руку, но тот вырвался, будто рука Балича жгла его раскаленным железом.
— Отойди! Отойди! Не подходи ко мне! — почти кричал он.
— Мод! Успокойся! Что с тобой?
— Не мучай меня! Уйди! Во имя Отца и Сына…
— Успокойся! Давай сядем здесь, на траве. — Ром опять протянул к нему руку.
— Нет! Нет! Прочь! Прочь! Изыди! — Мюнх отчаянно шарил глазами по траве.
— Послушай, Мод…
Монах быстро наклонился и схватил лежащий у ног камень.
Ром не собирался отступать.
— Мод, это же глупо…
— Изыди! Изыди, не то… — предостерегающе крикнул Мюнх и замахнулся.
Ром отступил. Положение становилось серьезным.
— Что тут происходит?
Оба одновременно повернули головы.
Со стороны душевых к ним шел Микша.
— Стеф! — отчаянно закричал Мюнх и кинулся к нему. — Забери меня отсюда, Стеф! Забери! — он нервно схватил астронома за рукав.
— Хорошо. Пойдем. Так, пожалуй, будет лучше…
— Не ожидал я такой реакции, — начал было Балич, но Микша прервал его:
— Глупее не придумаешь!
— Я хотел…
— Уж лучше помолчи. Прошу тебя! Поговорим позже…
VIIIМикша долго не возвращался. Дарецкая несколько раз пробовала дозвониться до него, но напрасно.
Балич больше не пытался скрывать волнения. Он нервно метался по кабинету с такой отчаянной миной, что Кама не решалась укорами усугублять его и без того угнетенное состояние.
Наконец почти после двух часов ожидания коренастая фигура Стефа появилась в приоткрытых дверях.
— Однако я не такой уж плохой дипломат, — бросил он с порога. И, закрывая за собой дверь, добавил: — Пожалуй, что-нибудь из этого получится…
— Вы слишком долго говорили…
— Он меня дьявольски измучил, — вздохнул Микша, садясь. — Но я не жалею. Разговор был кретинский, но в общем-то дело не так уж скверно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он ждет тебя, Кама! И с нетерпением.
— А есть ли смысл? Сейчас?
— Наверняка. Однако сначала мы должны поговорить втроем.
— Что он говорил обо мне? — неуверенно спросил Балич.
— Ой, Ром, Ром, заварил ты кашу!.. И тебе самому придется ее расхлебывать!
— Как это понимать?
— Тебе нельзя появляться ему на глаза. Во всяком случае, сейчас. Ты для него, мягко говоря, ученик дьявола!..
