Мария Романовская - Обузданные тучи
— Товарищи! — прервала разговор Катюша, которая собралась отправить в желобок между рядами тарелок автоматическую разливальницу с компотом. — Вам необходимо обратить внимание на злостного срывщика аппетита. Профессор не пришел на обед, и завтракать его пришлось тянуть… вот так… за шиворот…
И покрасневшая Катюша показала, как тянула Ролинского.
Горный встревоженно постучал по столу длинными пальцами.
— Профессор сердится, — сказал он. — Мак! Ты еще не знаешь сегодняшней истории с Дженни?
И он рассказал Маку, как разобиженный чем-то Ролинский примчался к нему с Дженни в руках.
— О, — взволновался Мак, — что неприличного могла сотворить наша Дженни?
— Может, — скромно заметила Рая, — у нее началась холера?
— Тьфу, — возмутился под общий хохот Мак. — Вы, Рая, портите нам аппетит. А кроме того, это неправда, потому что, если хотите знать, Дженни у нас еще ничего не ела!
— О, — сочувственно сказал Гандин, — она же может умереть!
— Вы ничего не знаете, — ответил Мак. — Черепахи могут не есть по десять дней. У них какие-то смешные привычки. Но что же она сделала?
— Что бы ни сделала, ты, Мак, пойди попроси прощения у Николая Ивановича и немедленно пригласи его к обеду, — посоветовал Горный.
Мак побежал в разведывательную. По дороге он занес жуков в свою комнату. Ролинский сидел в «автоматической» комнате, изучая один из электрометров разведчика, который должен точно определять знак заряда облака. Его искалеченная рука быстро-быстро ощупывала каждую деталь прибора. Он так углубился в свою работу, что вздрогнул, увидев перед собой Мака.
— Я бы просил не входить сюда во время работы, — сердито сказал он.
— Простите, — отозвался Мак. — Но сейчас время отдыха, и все очень просят вас идти обедать.
— Знаю, — буркнул профессор, не глядя на мальчика.
— Простите, — повторил Мак, чувствуя, как от сухого тона Ролинского начинает исчезать его веселое настроение. — Я хотел попросить прощения за нашу Дженни. Мне сказали, будто она что-то наделала, пока я был в деревне. Но я бы вам не советовал обижаться на это животное. У нее же совсем немного ума!
Ролинский утратил свой безразличный вид и нервно сдвинул на лоб большие роговые очки, открыв выцветшие усталые глаза.
— О, ваши звери! — застонал он. — Это чудовище повсюду ползает и смеет портить мои бумаги. Я уже не говорю, что ваш наглый пес не дает жить моей Марго! Честное слово, это уже слишком!
— Простите меня, профессор, — в третий раз повторил Мак, — я попробую повлиять на своих… неприличных зверей и очень прошу все же идти обедать.
Что-то шепча себе под нос, профессор, однако, послушно пошел обедать.
Удивительное дело — сутулая и невеселая фигура Ролинского везде вносила нотку определенного напряжения. Так произошло и на этот раз: за столом почему-то сразу стихли веселые разговоры и какая-то неловкость почувствовалась в дружеском обществе.
Обед прошел бы в непривычном молчании, но Ролинский под конец неожиданно разговорился и начал рассказывать о красоте Кавказских гор.
После обеда Мак поспешил в свою комнату и принялся за энтомологические занятия. Он нашел хорошенький блокнот для определения и описания пойманных насекомых — экспонатов будущей коллекции. Мальчик оценивал взглядом свой инвентарь, раздумывая, из чего бы сделать хороший ящик для коллекции. В запале Мак уже представлял себе стройные ряды жертв, наколотых на булавки. В его столе нашлись отличные блестящие булавки с разноцветными головками.
Он взял коробочку с жуками, стоявшую на столе у открытого окна и… остолбенел. Жуков в ней не было. Только дырочка зияла в углу их тюрьмы. Очевидно, картонная стенка оказалась непрочной, и пленники прогрызли ее и бежали.
Разочарованный Мак пошел к отцу. Он скучал без него: лихорадочные приготовления на станции не оставляли Горному свободной минуты; днем и ночью он был с работниками, проверяя готовность людей и механизмов к битве с засухой. Надолго замолчал даже его любимец — сонар, но…
— Папа! Может, ты немного отдохнешь?
Горный засмеялся — Мак говорил, как ребенок, выпрашивающий конфетку.
— В этом есть смысл! — сказал он. — Я всегда учил тебя, что систематический отдых улучшает работу. Давай-ка прогуляемся на «Голубе», покажешь свои успехи в летном деле. Посмотрим, чему ты научился у Гриши!
Мак подпрыгнул от удовольствия.
Рекорд Мака
Полетать с папой, побывать вдвоем в безграничных небесных просторах — было для Мака огромным наслаждением.
А в этот раз полет должен был стать чем-то гораздо большим.
— Радик! — заявил Гандину Горный. — Эту прогулку я сделаю экзаменом для Мака. Ты, пожалуйста, наблюдай за нашим полетом, пока мы не исчезнем с горизонта. «Голубь» будет пилотировать Мак!..
— Ай! — то ли в шутку, то ли всерьез испугался Гандин. — Мне придется наблюдать, как вы будете падать! Дорогие, я сейчас проверю ваши парашюты…
— Григорий! — закричал Мак, надевая шлем. — Иди сюда — здесь не доверяют твоему ученику.
Григорий, наставник Мака в пилотаже, в свободное время учил мальчика летать.
Григорий вылез из «Зеленой мушки», где работал у какого-то прибора, и подошел к Гандину, чтобы защитить своего ученика:
— Сынок, сердце мое, я тебя прошу, покажи себя этому наглецу… Соверши рекордный полет.
Рая с Катюшей тоже вышли провожать Мака.
— Эй, малец! Ты на экзамен?
Словом, воздушная прогулка превращалась в нечто более серьезное. И Мак почувствовал у сердца приятный холодок.
Но волнение ни за что нельзя было показать! Вот, когда папа волнуется, у него только брови двигаются. А Мак во всем старался подражать отцу.
Он важно подошел к сизоватому «Голубю», который лежал сложенный, вытянув крылья и хвост. Не торопясь привел в действие какой-то механизм. «Голубь» легко расправил упругое тело. Гандин нажал кнопку люка, и самолет легко порхнул на аэродром.
«Голубь» был самым маленьким из скоростных самолетов. Он делал пятьсот километров в час, а когда нужна была большая скорость, превращался в ракетный стратоплан. Тогда, набирая бешеную высоту, он достигал границы стратосферы. Там останавливался его винтомоторный двигатель и начинал работать ракетный. Герметично закрывалась кабина, окна, прятались крылышки. И блестящим метеоритом «Голубь» разрезал небесное пространство.
Перед самым отлетом Мак побежал в свою комнату и там наскоро написал какую-то записку, спрятав ее в маленькую почтовую ракетку.
Ему хотелось, чтобы Галинка увидела его полет.
