Александр Бушков - Провинциальная хроника начала осени
Гилл кубарем слетел с коня, уронил руку Эанту на плечи, и лицо у него было такое, что отшатнулся не только Эант, но и Майон:
- Кто? Как выглядели?
- Ты что, Дориец?
Гилл и не обернувшись к Назеру, повторил жадно:
- Как они выглядели, малыш?
- Я не малыш, - буркнул Эант. Знак "гарпий" он спрятал было за спину, но Гилл и не думал его отнимать, и мальчишка приободрился. - Какой-то кентавр и микенец, похожий на Геракла. Это дядя Майона сказал, что микенец похож на Геракла. У них было важное дело к Майону, они остановились у Пифея.
- На Геракла, - повторил Гилл.
- Схожу-ка я к этому Пифею, - сказал Майон. - Никогда не имел дела с кентаврами.
- К Пифею, - повторил Гилл с тем же странным выражением. - Не нужно туда ходить. Они... Ну, нет уже их там, совсем их там нет...
Он вскочил на коня и, горяча его криком, поскакал с площади. Несколько всадников с неприметными лицами, державшиеся во время разговора поблизости, помчались следом. Нида наконец-то успокоилась, только всхлипывала временами.
- Хранители нашего покоя тешатся какими-то новыми забавами, - сказал Гомер с ироническим уважением. - Я вас покидаю, друзья, работа ждет. Давно уже пишу о странствиях Одиссея.
Майон подумал, что еще сегодня утром Гомер пренебрежительно подвергал сомнению подлинность рассказов об Одиссее. Однако задумываться и вслух высказывать удивление не стал - побаливала голова, азарт и напряжение схватки прошли и давали о себе знать ушибы.
- Ох, не люблю я нашего красавчика, - прищуренным взглядом проводил Назер Гомера. - Так-таки и не люблю.
- Но ведь это Гомер! - Эант напоминал взъерошенную птицу, бросившуюся заслонять гнездо с птенцами от оскаленной морды охотничьего пса.
- Никто не спорит - Гомер. Только с чего ты взял, что к талантливым людям нельзя испытывать нелюбовь? Уважение к таланту и любовь к человеку разные вещи. Как ты думаешь, Майон?
- Не пойму, куда ты клонишь, - хмуро сказал Майон.
- Это оттого, что голова у тебя болит. - Назер блеснул великолепными зубами. - Подумай как-нибудь на досуге, не вызывает ли у тебя смутного беспокойства наш добрый школьный приятель Гомер. Что ты вздрогнул? А-а, ну правильно...
Он проследил взгляд Майона и тоже понял, что не годится вести такие разговоры при Эанте.
- Ты загляни как-нибудь ко мне в мастерскую. Клянусь огнем, найдется о чем потолковать.
- Подожди. - Майон догнал его, оглянулся на Ниду и Эанта и сказал очень тихо: - Я сейчас подумал - ведь этот твой воин не просто сраженный в бою солдат. Я не могу отделаться от впечатления, что он символ человека, бесславно павшего за неправое дело.
Лицо очень красивого сатира стало строгим и навевающим тревогу.
- Я не сомневался, что ты умница, Майон.
- Но все же?
- А тебе никогда не приходило в голову, что Троянская война - не более чем кусок дерьма?
И снова холодное лезвие, как давеча, при виде монумента, вошло в сердце.
6. ОНА БЫЛА ПРЕКРАСНА
Майон поднимался по одной из дворцовых лестниц медленно, в раздумье. Во дворце он бывал не раз на больших приемах, но впервые гонец сообщил, что славный царь Тезей приглашает аэда Майона. А ублаготворенный несколькими монетами (и наверняка порадовавшийся случаю щегольнуть всезнанием, как это обожает мелкая дворцовая сошка), доверительно шепнул, что царь Тезей приглашает лично его, Майона, а никакого приема, ни большого, ни малого, как гонцу совершенно точно известно, не ожидается, так что речь может идти лишь о разговоре с глазу на глаз. Это было неожиданностью. Наверняка Тезей несколько раз слышал его имя, но неужели запомнил настолько, чтобы вызвать во дворец?
Он вошел, поклонился не без волнения: он уважал и любил этого человека - победителя Минотавра, реформатора и государственного мужа, спутника Геракла в походах, удальца, когда-то похитившего, а потом благородно отпустившего совсем еще юную Елену Прекрасную; спустившегося некогда в Аид и дерзко объявившего владыке подземного царства, что пришел ни более ни менее как похитить его жену (после чего несколько лет томившегося в Аиде в заточении). Словом, жизнь Тезея была насыщенной и бурной, дававшей пищу для ума и тем, кто оценивал его деятельность как воина и созидателя, и романтически настроенным юнцам, уважавшим бесшабашность и молодечество, и творческим людям - как исходный материал. Жизнь его, безусловно, была небезгрешна, но Майон знал от астрономов, что и на солнце есть пятна, а от философов - что идеала не существует.
А вот старик, сидевший рядом с Тезеем как равный, был Майону незнаком: старик с широким добрым лицом, совершенно седой, но чернобровый, с синими ясными глазами.
- Вот это и есть наш аэд Майон, - сказал Тезей, ответив на приветствие. - Многое обещает.
- Что ж, многое обещать - привилегия молодости, - сказал незнакомец. Конечно, не все обещания впоследствии сбываются, но в отношении этого юноши ты прав, я читал все, что им написано. Майон, я - Нестор, царь Пилоса. Слышал о таком?
Майон молча поклонился, не было нужды напрягать память - Нестор Многомудрый, мозг и дух Троянской войны, организатор и вдохновитель, наряду с полководцами разделивший триумф.
- Слышал, - утвердительно сказал Нестор. - Да, были времена. А остался скучноватый старик. Я узнал, Майон, что ты собираешься писать о Троянской войне. Благородное стремление, ибо...
Он говорил и говорил, повторял затертые фразы из школьного курса истории - об извечных подлости и коварстве троянцев, десятилетиями навлекавших на себя справедливый гнев ближних и дальних соседей, о злодейском похищении Елены беспутным Парисом, об уме Агамемнона, о героизме Ахилла и других храбрецов, о хитроумии Одиссея и его деревянном коне. Все это Майон слышал не единожды, и ему было скучно - уж Нестор-то, дух и мозг осады Трои, стоявший у истоков, видевший все и всех собственными глазами, мог бы рассказать об этом и гораздо интереснее. Неужели такова злая сила старости, превратившей Многомудрого в занудливого старца? Он был рад, что Нестор наконец замолчал.
- Все это я знаю, - сказал он осторожно, боясь показаться невежливым.
- А чего же ты не знаешь? - живо спросил Нестор. - И что ты хочешь знать?
- Понимаешь, Многомудрый, - сказал Майон, - я недавно говорил с Гиллом - это мой школьный друг, сейчас начальник тайной службы. Он подходит к проблеме как сыщик, и это довольно интересно. Получается, что мы, наше поколение, собственно говоря, ничего не знаем о Троянской войне. Существует некоторое количество отшлифованных формул, фраз, рассказов и цитат, их постоянно перебирают, как скряга монеты, раскладывают в разных сочетаниях, но они по-прежнему составляют какой-то заколдованный круг. Воины, сражавшиеся под Троей, рассказывают практически лишь о перипетиях стычек и о добыче. Не хватает чего-то живого, духа эпохи, невозможно садиться за повествование о Троянской войне, имея в распоряжении горсточку избитых фраз. Как вырваться из этого заколдованного круга, я пока не знаю.
