Юрий Ячейкин. - Груз для горилл
– А еще я видел, как лупили тех троих. Но вы, господин, отлупили бы их куда как лучше. Это всем известно!
Джон Шорт хмыкнул, чтобы скрыть удовлетворенность от такого громогласного признания его способностей, и спросил Элеонору Булль:
– Откуда убитый появился у вас?
– Не знаю, господин, – снова прослезилась та. – Он был такой тихий и уважительный…
– Я знаю! – уже храбро вмешался мальчишка. – Он целую ночь пьянствовал с мистером Джоном Хинтом на корабле капитана Энтони Марло!
– Марло? А это тебе откуда известно?
– Когда он пришел к мистеру Хинту, я был на палубе "Золотой лани", – скромно сообщил Питер.
– Вот что! – ни к кому не обращаясь в отдельности, сказал могучий коронер. – Я сейчас пойду на берег, а вы тем временем внесите тело в каплицу. – И еще властно предупредил: – Но до моего возвращения больше ничего в комнате не трогать! А ты, Питер, за этим проследи! – напоследок припугнул он присутствующих и вышел из корчмы.
Еще издалека был слышен пронизанный неподдельной яростью голос капитана Энтони.
– Паршивые крысы! Папские кадильницы! Акулий корм! – рычал он, тяжело опираясь руками на перила капитанского мостика. – Когда я научу вас, бездельников, быстро бегать по вантам? Господи! – он поднял глаза к небу.
– За что ты покарал меня этими трухлявыми мощами? Эй, на юте! Чего рты раскрыли? А ну, быстрее загружайте трюм, загружали бы вами черти котлы в пекле!
Капитан гремел в полный голос – работа на корабле кипела.
На верхней ступеньке трапа, ведущего на капитанский мостик, сидел хмурый, подавленный Джон Хинт с трубкой в зубах и черной бутылкой рома на коленях. Конец его деревяшки, окованный медью, торчал словно ствол мушкета. Когда коронер подошел к трапу, Джон Хинт, не меняя позы, сказал ему, словно они уже давно беседовали:
– Напрасно парни привели тех душегубов к тебе…
– А чего их жалеть? – удивился Джон Шорт, не удивляясь, однако, тому, что Хинту уже известно про убийство: в небольшом Дептфорде все новости распространяются моментально.
– Это уж точно, поторопились, – так же задумчиво продолжал старый боцман. – Им бы сейчас сушиться на рее "Золотой лани". Скажу я тебе, Джон, если бы тут был адмирал Дрейк, он бы собственноручно накинул им петли, потому что сэр Френсис любил беднягу Кита.
– Если они виновны, от виселицы не уйдут! – твердо изрек здоровяк.
– Но на рее – видней, – как знаток разъяснил ему мистер Хинт. – Не следует, Джон, пренебрегать морскими законами джентльменов удачи.
– А ты что, хорошо знал погибшего?
– Как не знать? Кит всегда таскался с сэром Френсисом, когда тот бывал на берегу. Он собирался написать про нас с адмиралом целую книгу! Толще Библии. Вот такой толщины, как эта бутылка, – от дна до горлышка. – И для убедительности мистер Хинт показал бутылку.
– Капитан! – позвал коронер. – Этот Марло – не ваш родственник?
– Я впервые увидел его вместе со стариной Джоном, – хрипло ответил капитан Энтони. – А для меня старина Джон – лучшая рекомендация. Жалею, что не оставил его у себя. Но кто же предполагал, что через каких нибудь два дня появятся его убийцы? – И тут капитан Энтони опять совершенно разъярился, потому что рявкнул, нисколько не боясь кары небесной. – Видно, украл сатана у господа всякое милосердие божье!
– А о чем думал я, старый дурень? – поддержал его Джон Хинт. – Ведь на "Золотой лани" хватает места! Мы бы вдвоем превосходно провели время, а висельников утопили бы, как крыс!
– Джон, – спросил коронер, – а кто он этот Кристофер Марло?
– Большого ума человек, дружище, ученый магистр из колледжа Тела Христового в Кембридже, – и для окончательной похвалы добавил: – Его даже повесить нельзя было, потому что Кит имел право на спасительное "шейное стихотворение"! [9] – Джон Хинт поднял глаза, красноречиво глядя на корабельные реи. – Ну, что тебе еще сказать? Наверное, коронеру эта специфическая характеристика показалась вполне достаточной, потому что он заторопился:
– Ну, ладно, я пошел.
Возле "Скрещенных мечей" толпились люди и возбужденно разговаривали. При появлении Джона Шорта разговоры стихли, ибо все уставились на него. Коронер вошел в корчму и стал подниматься наверх по скрипучим ступенькам. Перед закрытыми дверями комнаты, где произошло убийство, стоял на часах гордый своим ответственным поручением Питер Булль.
– Никто ничего не трогал? – сурово спросил Джон Шорт.
– Так бы я и позволила – мальчишка оскорбленно надул губы.
– Ну что ж, пойдем посмотрим.
Так: на столе грязная после еды посуда, бутылки и кубки, постель смята, на полу темнело замытое пятно, в погасшем камине чернел бумажный пепел.
– С этого места, – сообщил Питер, – тот, что с пузом, чуть не сбил меня, словно кегль. – Он присел и добавил: – А под кроватью – чемодан.
– Вытаскивай!
Содержимое чемодана поразило его – там были одни бутылки с ромом. Пьяницей, что ли, был этот магистр? Подумать только: при таком запасе и заказывать у корчмарки еще!
Когда он одну за одной выставил бутылки на стол, то нащупал под кожаной подкладкой тугой сверточек. Оказалось, что это была исписанная мелко, но четко и разборчиво, какая-то рукопись. Джон Шорт спрятал ее в карман, чтобы потом просмотреть. В эту минуту непоседливый Питер Булль, успевший хорошенько вымазаться в саже, положил перед ним два пожелтевших от огня листочка бумаги. На них еще проступали буквы, исписанные тем же почерком. – Не догорели, – медленно сказал мальчишка.
Джон Шорт с большим интересом окинул взглядом сообразительного мальчишку, который уже вторично помог ему при расследовании, и после минутного размышления предложил:
– Слушай, Пит, не пойдешь ли ты ко мне на службу? Сначала будешь бегать туда-сюда, привыкнешь, а после поглядим.
Мальчишка вспыхнул от радости, даже уши порозовели, и, запинаясь, пробормотал:
– А чего ж, если мать не выдерет…
– Об этом не беспокойся! – грозно насупил брови могучий Джон Шорт. – Это уже моя забота!
Констебль Томас Додж встретил Джона, едва не пританцовывая от нетерпения.
– Что прикажете, шеф? – спросил он, таким явным способом торопя своего начальника.
– Давай на допрос… того, с пузом, – воспользовался коронер своеобразной терминологией маленького Булля.
– Одну минуту, шеф!
И действительно, через минуту пузатый буквально влетел через порог, чуть ли не растянувшись от крепкого тумака необыкновенно старательного Тома. Был он в расстегнутом камзоле с оторванными пуговицами и разорванной рубашке, с синяком под глазом и противно распухшими губами и носом. На подбородке у него запеклась кровь. Он хотел было сесть на скамью, но коронер скомандовал:
