Вячеслав Поляков-Прокопьев - Цивилизация из канализации
Татьяна не сразу нашлась, как ответить на такой непростой вопрос, после небольшой паузы она начала своим тоненьким голоском:
— Как вы знаете, я работаю под началом Николая Арсеньевича… — Тут она запнулась, и поправилась: — Простите, работала. Два года. За все это время у нас не было ни одного мало-мальски заслуживающего внимания конфликта. Можно сказать, мы были довольны деловыми качествами друг друга. И работа любой сложности выполнялась в срок, чем Николай Арсеньевич всегда был доволен.
Что касается слухов… вы, наверное, это имели ввиду, спрашивая о наших отношениях… Так вот, никаких личных, тем более сексуальных отношения у нас не было. Всем всегда завидно — мол, как это так, работают вместе, проводят львиную долю рабочего времени не только рядом, но зачастую и наедине…
Что-то тут не так! Плюс ко всему, никогда не ругаются, наоборот, при общении употребляют только принятую в подобных учреждениях лексику. Улыбаются друг другу.
Они же не обращают внимания… или не хотят обращать… что улыбки без тени кокетства. В общем, он был для меня настоящим кумиром, примером для подражания.
При этих словах Танечка всхлипнула и молча заплакала. О том, что она именно плакала, можно было догадаться только по молчанию и частому подергиванию ее маленьких плечиков да такой же небольшой грудки.
Со стороны она казалась такой осиротевшей, беззащитной, потерявшей что-то очень важное, может, даже самое главное в своей жизни… Успокоившись и овладев собой, она продолжила:
— Вот только последнее время он стал каким-то не таким, не совсем тем, к которому я привыкла за два года. С самого утра мог быть раздражительным, резким… даже грубым! Раньше за ним такого не водилось. Я пыталась, как могла, успокоить его, порадовать успехами в нашей общей работе, но казалось, его ничто не радовало и не интересовало.
Скорее, наоборот — когда речь заходила о последних исследованиях, он становился особенно замкнутым, лицо его напрягалось, желваки двигались жестко, единственно скрежета зубов слышно не было. Он старался где-нибудь уединиться.
Потом появлялся более менее успокоенным, от него сильно пахло куревом, сквозь запах табака пробивался запах спиртного, какого именно, я не знаю, мало что в этом понимаю… Припоминаю только, что он старался скрыть, что позволяет себе на работе, за ним такого никогда не замечала. На мои осторожные вопросы насчет того, что с ним происходит, он отмалчивался или переводил тему разговора в другое русло.
Но на прошлой неделе он пригласил меня пообедать вместе вне стен нашего института. Это мне показалось странным, за все два года подобного не было ни разу. Учитывая его состояние, я согласилась. Мы пришли в тот ресторанчик… ну, вы знаете, по главной улице в сторону центра.
Название у него еще смешное такое, весеннее… А, вспомнила! «Ландыш» называется. Сидим мы спокойно, сделали заказ, ждем. Правда, он заказал коньяк. Я, конечно, на него глянула осуждающе, но он не обратил на это никакого внимания.
Когда официант принес коньяк и тарелочку с хлебом, Николай Арсеньевич выпил сразу три рюмки подряд, абсолютно не поморщившись, затем долго-долго смотрел на меня.
Потом неожиданно быстрым движением взял мою руку, зажав ее в своих ладонях, как-то неестественно страстно и торопливо принялся говорить. Некоторые слова оказались невнятными — видимо, от волнения. Он говорил, горячо говорил о превратностях судьбы и что ему очень грустно, а самое главное — страшно!
Почему, он объяснять не стал, сказал только, что это его тайна… пока тайна! И если я правильно его пойму, эту тайну узнаю. Далее говорил, как он долго наблюдал за мной, присматривался, хотел понять мою душу… я сама-то ее толком не знаю!..
И вдруг сразу предложил выйти за него замуж. Это оказалось для меня так неожиданно, что я потеряла дар речи на некоторое время. Пока я молчала, он сообщил, как жизненно важно для него чувствовать рядом с собой верного друга в этот самый сложный для него момент…
Клялся в долгой и верной любви, обещал, что сделает все возможное и трудноисполнимое ради того, чтобы мои глаза всегда улыбались. Говорил, что не представляет дальнейшей жизни без меня. Все сказанное, конечно, мне нравилось, но по-прежнему шокировало.
Я никак не могла подобрать слова, которые были бы правильно им истолкованы, а главное — чтобы мой отказ не очень сильно его расстроил. Я посчитала, со своей точки зрения, конечно, что такие важные шаги в жизни с кондачка не решаются, а требуют серьезного осмысленного ответа.
Тем более… извините меня за откровенность… я девственница и мужчины меня всегда пугали в этом смысле. Конечно, я не холодная кастрюля, сны с поллюциями, какие положено, вижу регулярно и в конце испытываю божественное блаженство… в общем, все как у нормальных молодых девиц.
Вот только сама физическая близость с мужчинами меня пугала с того самого момента, когда я впервые разобралась что к чему и откуда по-настоящему берутся дети. Меня оскорбляло: как это так — они, будто какие-то жуки-короеды оплодотворят самку, а потом напрочь забывают свои отцовские обязанности… а мы вынашиваем плод, терпим все сопутствующие неудобства и в конце — эти адские муки рождения нового землянина неудовольствия. К сожалению, мои жизненные наблюдения подтверждали и укрепляли уверенность в неблагодарности мужчин. Тем более, ходить далеко за примером не надо.
Я сама росла без отца с сестренкой и мамой. По этим причинам мне, конечно, было трудно решиться на такой шаг, как замужество, да еще вот так сразу. Если совсем честно, он мне нравился, я иногда ночью представляла его рядом с собой… Кстати, от него очень приятно пахло, не то что от всех мужчин нашего института, особенно изо рта. Запах изо рта, как известно, не спрячешь никакими продуктами парфюмерной промышленности, он все равно пробивает себе дорожку к обонянию.
При последних словах Александр улыбнулся и спросил:
— А как насчет меня? Я имею в виду запах.
Ни капли не смутившись, Татьяна откровенно призналась:
— Я как-то к вам особенно не принюхивалась, а здесь очень сильные компоненты адорации.
Потом наклонилась к груди Александра, несколько раз втянула в себя воздух, что-то прошептала про себя, а вслух сказала:
— Знаете что, пожалуй, насчет вас я ошиблась. Ваш собственный запах очень сильно похож на запах моей младшей сестренки и, стало быть, приятен.
