Грег Иган - Научная фантастика. Возрождение
Мозаичный узор, который он видел, представлялся ему хаотично сложным, ни один ряд даже приблизительно не повторял предыдущий.
— Нет-нет, — возразил Карпал. — Первоначальная модель Вана функционировала в точности как стандартная машина Тьюринга… но ковры больше похожи на произвольный набор различных компьютеров с перекрывающимися данными, причем все они работают параллельно. Здесь биологический механизм, а не машина, сконструированная человеком, поэтому тут все беспорядочно и необузданно, как… в случае, к примеру, генома млекопитающих. Между прочим, аналогии с последовательностью генов тоже наблюдаются. Я вычленил сети Кауфмана[7] на каждом из уровней, начиная с правил, по которым уложены плитки; вся система держится на гиперадаптивной грани между застывшим и хаотическим поведением.
Паоло переваривал услышанное не без помощи библиотеки. Как и биологическая жизнь на Земле, ковры, по всей видимости, сочетали в себе определенную степень устойчивости и гибкости, которая в условиях местного естественного отбора обеспечивала им максимальные преимущества. Очевидно, сразу после образования Орфея возникли тысячи различных автокаталитических химических цепей, но так как на протяжении ранних сложных тысячелетий в системе Беги сменились и химия океана, и климат, то способность реагировать на изменения условий селекции и стала критерием этой самой селекции, в результате чего появились ковры. Теперь, спустя сто миллионов лет относительной стабильности, в отсутствие хищников или конкуренции, их сложность казалась избыточной, но она сохранилась.
— Значит, раз ковры получились этакими универсальными компьютерами… но при этом сейчас нет никакой потребности реагировать на окружающую среду… что же они делают, для чего им нужны эти способности к компьютерной обработке?
— Сейчас покажу, — торжественно объявил Карпал.
Паоло последовал за ним. Они парили над схематическим изображением одного из. ковров, простирающимся вдаль, насколько хватало взгляда, и извилистым и закрученным, как настоящий, хотя во всем остальном сильно стилизованным: каждый полисахаридный строительный блок был изображен в виде квадрата, стороны которого отличались друг от друга по цвету. Соприкасающиеся грани соседних квадратов были выкрашены в одинаковый цвет, чтобы продемонстрировать комплементарное взаимодействие соседних блоков.
— Одной группе микрозондов наконец-то удалось выделить целостный дочерний фрагмент, — объяснял тем временем Карпал, — хотя первичные грани, с которых началась жизнь данного фрагмента, можно представить очень приблизительно, потому что, пока микрозонды пробовали проанализировать фрагмент, он продолжал расти.
Не желая отвлекаться на несущественные детали, Карпал сделал нетерпеливый жест, и тут же все складки и морщины разгладились. Передвинувшись к одному из неровных краев ковра, Карпал попробовал воспроизвести процесс его создания и роста.
Паоло наблюдал, как по всем правилам сочетания плиток растет мозаичный узор — процесс, подчиненный точным математическим законам, никаких случайных столкновений радикалов с центрами катализации, никаких несоответствий границ между двумя новыми плитками, которые могут повлечь за собой разделение. Все эти беспорядочные перемещения приводили к безупречным результатам.
Паоло последовал за Карпалом выше, туда, где он мог видеть все тонкости сплетаемых узоров, накладывающиеся по растущему краю, с периодичностью повторяющиеся сложноструктурированные участки; они сталкивались и вступали во взаимодействие друг с другом, иногда проходили один сквозь другой. Подвижные псевдомагниты, квазистабильные волновые образования в одномерной Вселенной. Второе измерение ковра больше напоминало время, чем пространство, — перманентная запись всей истории участка ковра.
Карпал словно читал его мысли:
— Одномерный. Более чем плоский. Никакой связности, никакой сложности структуры. Что особенного может происходить в такой системе? Ничего интересного, так?
Он хлопнул в ладоши, и пространство вокруг Паоло взорвалось. Через его сознание проносились цветные дорожки, они переплетались, затем растворялись в виде светящегося облака.
— Нет, не так. Все это происходит в многомерном частотном пространстве. Я использовал преобразование Фурье, разложив край ковра на тысячу компонентов, и в каждом из них содержится независимая информация. Здесь мы видим лишь очень узкий срез, всего-навсего шестнадцатимерный, но на его примере можно изучить основные компоненты, увидеть все в максимально детализированном виде.
Паоло закружился в бессмысленном вихре цвета, он ощущал себя абсолютно потерянным и ничего не понимал.
— Ты глейснеровский робот, Карпал! «Всего-навсего шестнадцатимерный»! Как у тебя это получилось?
— Почему, ты думаешь, я перебрался в К-Ц? — Голос Карпала был обиженный. — Я думал, что люди намного более гибкие!
— То, что ты делаешь, — это… — «А что это? Ересь? Но ереси не существует. По крайней мере официально». — Ты кому-нибудь это уже показывал?
— Конечно нет. Кого ты имеешь в виду? Лизл? Германа?
— Хорошо. Я знаю, что значит держать язык за зубами. — Паоло вызвал свое внешнее «я», а сам переместился в двенадцатигранник и сказал в пустоту: — Что же мне с этим делать? Физическая Вселенная имеет три пространственных измерения плюс время. Граждане Картер-Циммермана живут в физической Вселенной. Игры с многочисленными измерениями — занятие солипсистов.
Но, даже говоря это, он вдруг осознал, как помпезно звучат его слова. Какая-то произвольная доктрина, а вовсе не высокоморальный принцип.
Но именно с этой доктриной он жил уже на протяжении двадцати столетий.
Карпал был не столько обижен, сколько потрясен:
— Только так можно себе представить все, что происходит. Это единственный разумный подход к пониманию данного явления. А разве ты не Хочешь узнать, какие они в действительности, эти ковры?
Паоло почувствовал, что может поддаться. Попробовать ощутить себя частью шестнадцатимерного участка тысячемерного частотного пространства? Но ведь только ради понимания реальной физической системы, а не ради удовольствия.
И совсем не обязательно кому-либо об этом рассказывать.
Он запустил программу самопредсказания. Девяносто три процента вероятности, что он поддастся искушению после пятнадцати минут мучительных размышлений. Зачем же заставлять Карпала ждать так долго?
— Тебе придется одолжить мне алгоритм формирования мозга, — сказал он. — Мое внешнее «я» не будет знать, с чего начать.