Брайан Олдисс - Сад времени
Мгновение непостижимым образом растянулось почти в бесконечность.
Буш уставился на нападавшего, а в мозгу пронеслась целая вереница мыслей: «Эх, взглянуть бы на него хоть мельком, интересно все же знать, кто тебя убьет», и еще: «Да я его и впрямь знаю: тот малахольный из компании Лэнни, с крашеными волосами, и зовут его — ах, черт, Роджер ведь только что о нем говорил, как это я не запомнил? Чем все время занята моя голова? Собой, всегда только самим собой, и круто же мне придется… стоп: Стоун? Нет — Стейн! Ну…»
И тут лом наконец опустился, скользнув по лицу и шее и обрушившись на плечо. Буш мешком рухнул навзничь. Падая, он попытался вцепился в ногу Стейна, но сумел схватить только штанину. Стейн пихнул его не глядя, высвободился и бросился наутек, явно даже не вспомнив о своей спутнице.
Ни одна песчинка с юрской равнины не сдвинулась с места…
Двое дюжих парней помогли Бушу подняться. Как сквозь хлопок в ушах он слышал соболезнования и предложения довести пострадавшего до «Яйца». Вот уж чего ему сейчас меньше всего хотелось. С трудом отделавшись от сочувствующих, он потащился прочь от палаток; все внутри него крутилось гигантским взбесившимся смерчом.
Палатки наконец остались позади, но вокруг столпились туманистые строения пришельцев из будущего. Буш проскользнул сквозь них и нырнул в пышную густо-зеленую растительность.
Поблуждав немного и выйдя к свету, он оказался на берегу широкой небыстрой реки — той самой, которую они с Энн не так давно видели со взгорья. Он уселся возле самой воды, обеими руками держась за горящую шею. Мрачный лес среднеюрского периода насупленной бровью нависал над правым берегом, а по левому простирались болота и тростниковые заросли.
Буш тупо уставился на этот пейзаж; потом ему в голову пришло, что окружающий вид почти в точности совпадает с картинкой из учебника естественной истории. Да, той самой, из его школьного детства — как же давно все это было! До Странствий тогда человечество еще не дошло, но уже начиналось всеобщее помешательство на прошлом. Стоп, в каком это было году?.. Наверное, в две тысячи пятьдесят шестом — отец как раз только что открыл собственное врачебное дело. Тогда все сходили с ума по Викторианской эпохе. Ведь именно викторианцы впервые открыли доисторический мир; может, и сам Уинлок в ту пору был подхвачен всеобщей волной.
А на картинке учебника точно так же размещались река, болота, заросли экзотических растений; а еще там фигурировала симпатичная компания рептилий начала эпохи. Слева, помнится, красовался аллозавр, с гримасой гурмана склонившийся над опрокинутым на спину стегозавром. Тут же неподалеку прогуливался комптозавр; его короткие передние лапки были воздеты горе: ни дать ни взять доисторический священник, молящийся за упокой души собрата-стегозавра. Дальше — птеродактили, археоптерикс на ветке — словом, достаточно полный набор…
Каким простым выглядел этот нарисованный мир, как похож и в то же время не похож он был на настоящий! Настоящая юрская долина никогда не была бы так переполнена живностью. К тому же Бушу ни разу не приходилось видеть здесь птеродактиля. Может, они были редки или обитали только в другой части Земли. А может, они — лишь плод ошибки изобретательного палеонтолога девятнадцатого века, который собрал воедино кости разных существ. Занятно было бы, если бы птеродактили оказались попросту измышлением Викторианской эпохи наравне с Питером Пэном, Алисой и графом Дракулой.
Было облачно и душно — и, как на вспомнившейся Бушу картинке, никто из чудовищ не отбрасывал тени. Снова ему припомнился тот разнесчастный день, когда мать сказала, что больше не любит его, и подтвердила слова тем, что заперла его на весь день в саду. Буш хотел бы, чтобы симпатяга бронтозавр внезапно высунул голову из-под медленно струящейся воды: это помогло бы ему развеяться. Но водную гладь никто не тревожил. Потому как Эпоха Рептилий никогда не была так перенаселена, как Эпоха Людей.
Боль постепенно стихала, словно впитывалась в прибрежный песок. Буш попытался собрать разбегающиеся мысли и навести ясность хотя бы в некоторых из последних событий.
Ясно, Стейн решил, будто Буш преследовал именно его. Но если Стейн околачивался здесь, значит, Лэнни со товарищи тоже шляются где-то поблизости. Их присутствие объясняло и исчезновение Энн: Лэнни, вероятно, изловил ее и теперь держит под замком… Да нет же, старый параноик, все наверняка не так ужасно: она как пить дать сама помчалась к своему дружку, стоило тому появиться. И при этом бурно радовалась, что наконец избавилась от его, Буша, нескончаемой заумной болтовни. Что ж, пусть себе катится, скатертью дорожка! И все-таки, все-таки…
Но одно было предельно, кристально ясно: здесь ему больше нет дела ни до кого и ни до чего. Он огляделся и понял — даже Леди-Тень покинула его. Все, пора домой, хоть там его и ждет добрая головомойка в Институте. Его старое доброе «настоящее» уже заждалось его.
IV. Лишь нечто большее, чем смерть
Странствия Духа были сравнительно легким делом для освоивших Теорию Уинлока. Но возвращение в «настоящее» оставалось столь же болезненным и трудоемким процессом, как и появление на свет. Ведь, по сути дела, это являлось вторым рождением, и человеку грозили те же опасности, что и при появлении из материнского чрева. Какая-то еще не исследованная часть мозга вела Буша к намеченной цели в кромешной тьме по бесконечному лабиринту.
Но вскоре в его сознание ворвался свет. Он лежал на кушетке, и неизъяснимое спокойствие теплой волной растекалось по телу.
Наверное, он дома.
Буш медленно открыл глаза: да, так и есть. Он вернулся на Стартовую Станцию, с которой когда-то начал свой долгий путь.
Он находился в некоем коконе, в изолированной комнатке, не отпиравшейся с того зимнего дня две тысячи девяностого года, когда он отправился в прошлое. Прямо над его головой помещалась капсула, внутри которой поддерживалась жизнь кусочка ткани его тела и четверти пинты его крови. Они, как якорь, привязывали его к «настоящему», чтобы обеспечить его возвращение домой.
Буш сел, разорвав пластиковый кокон, — точно так же, как вылуплялись рептилии из своих Амниотических Яиц (пропади они все пропадом) — и оглядел комнатку. Часы-календарь, не дожидаясь вопроса, заявили, что сегодня вторник, второе апреля две тысячи девяносто третьего года. Вот так штука!
Буш и не подозревал, что отсутствовал так долго. Всегда чувствуешь себя ограбленным, когда по возвращении вдруг обнаруживаешь, сколько времени прошло в твое отсутствие. Ибо прошлое — это вовсе не реальность; это — воспоминания, иллюзия, если угодно. А реально настоящее существует только по той системе мимолетного времени, которую изобрело человечество себе во вред.
