Дэвид Зинделл - Война в небесах
Бардо закончил свою речь, и в зале воцарилось молчание.
Затем лорд Николос, не желающий верить собственным ушам, моргнул и проговорил:
— Это плохо, очень плохо.
В самом деле — мог ли он или кто-либо из лордов предвидеть, что эта новоявленная вселенская религия поглотит Орден и многие Цивилизованные Миры за каких-нибудь пять лет?
— Я никогда не доверял религиозному чувству, — продолжал лорд Николос, — не понимая при этом истинной причины своего недоверия. Теперь она мне ясна. Я приношу свои извинения всем лордам, мастерам и специалистам Ордена. Если бы я знал, какую опасность представляет этот человек со своим культом, — он указал пальцем на Бардо, — я никогда не допустил бы разделения Ордена. Нам следовало остаться в Невернесе и приложить все свои силы для борьбы с этой гнусностью.
Oн не добавил, что лорд Палл многих назначил в Экстрианскую Миссию именно потому, что они выступали против Пути Рингесса. И первым в списке стоял Данло ви Соли Рингесс, который стал теперь смертельным врагом Ханумана и открыто высказывал свое негативное отношение к новой религии. Что касается самого лорда Николоса, он был только рад сбежать от того, что ныне именовал гнусностью, и стать главой Нового Ордена подальше от Невернеса.
— Кто может знать, что готовит нам будущее, — сказал в ответ Бардо. — Если б я знал, что этот гаденыш Хануман украдет у меня церковь и превратит мое учение в гладышево дерьмо, я не провел бы ни одной мнемонической церемонии.
— Что поделаешь — вы, как всякий пророк, полагали, что знаете тайну вселенной, которой должны поделиться со всеми и каждым.
Бардо, задетый и рассерженный этим замечанием, сказал:
— Что я знаю, то знаю, ей-богу! Я вспомнил то, что вспомнил. Старшая Эдда реальна. Я здесь не единственный, кто проник в нее. Морена тоже пила каллу у меня дома, хи Сул Эетареи, и Аларк Утрадесский. Сам Главный Мнемоник приобщился к Эдде, а Данло ви Соли Рингесс прославился своим воспоминанием. Правда есть правда! И не нужно винить религиозное чувство, ведущее нас к истине. Плохо лишь то, что мы сами делаем из наших религий. Как только человек начинает восхождение к божественным высотам, все благословенное и возвышенное почему-то портится, как отборные яблоки, выставленные на солнце. Я, Бардо, это знаю лучше кого бы то ни было.
И я тоже, подумал Данло, вспоминая собственное знакомство с Путем Рингесса.
— Не стану с вами спорить. — В голосе лорда Николоса прозвучала холодная сталь.
— А я не для того шел сюда через галактику, чтобы спорить.
— Чем бы вы поначалу ни руководствовались, Путь Рингесса — это то, что он есть. И того, что вы сделали, не отменишь.
— Думаете, я сам не сознаю этого? — вскричал Бардо. — С чего, по-вашему, я стал бы рисковать своей проклятой жизнью, чтобы рассказать вам о невернесских событиях?
— Действительно, с чего? Нам всем здесь хотелось бы это знать.
— Я должен исправить то, что сделал.
— Понимаю.
— Я способствовал разрастанию рака — теперь я прошу вашей помощи, чтобы вырезать его, пока не поздно.
И Бардо, поклонившись лорду Николосу, приступил к заключению своего рассказа. Потеряв свой прекрасный собор и отказавшись от попытки устроить у себя на дому оппозиционную церковь, Бардо впал в черную меланхолию. Он на пять дней заперся в своей комнате, отказываясь (как ни трудно в это поверить) от еды и питья, приносимых ему верными друзьями. Сидя в роскошном инкрустированном кресле, он помышлял о самоубийстве. Но Бардо не принадлежал к суицидальному типу. Когда дни глубокой зимы стали совсем короткими, а морозы почти смертельными, ярость его обратилась наружу. Он решил, что убить следует не себя, а Ханумана ли Тоша, лорда Палла, на худой конец — собственную кузину Сурью Суриту Лал, некрасивую маленькую женщину; она была самой преданной сторонницей Бардо, пока Хануман не обворожил ее и не толкнул на измену. Он должен был убить хоть кого-то, и в ту глубокую зиму это не представлялось невозможным, ибо в Невернесе настали недобрые времена.
Около десяти лордов и мастеров Ордена необъяснимым образом умерли. Поговаривали о яде или не поддающемся обнаружению вирусе. Орден издавал новые ужесточенные законы. Впервые с Темного Года, когда город посетила Великая Чума, в Невернесе ввели комендантский час. Священный наркотик каллу сделали запретным для всех, кроме мнемоников, да и эти мастера сознания в серебряных одеждах должны были обращаться к лорду Паллу за разрешением, чтобы проводить у себя в башне освященные временем церемонии. Различные секты наподобие аутистов внезапно подверглись преследованиям. Лорд Палл лично объявил о своем намерении разогнать секту хариджан, вот уже триста лет бросавших вызов авторитету Ордена. В. пасмурные дни средизимней весны Орден начал строить по всему городу новые церкви. Планировалось даже воздвигнуть новый собор в стенах самой Академии. В этих церквях лорд Палл намеревался собирать всех членов Ордена на ежедневные службы. Прихожанам предлагалось возложить на себя священные мнемонические шлемы и открыться видениям Старшей Эдды — так это по крайней мере называлось. Если говорить правду, они открывали себя, самое свое сознание, тем догмам, образам, тайным посланиям, той пропаганде, которую Хануман ли Тош и лорд Палл почитали необходимой.
Установление подобной тирании в столь свободолюбивом и просвещенном городе, как Невернес, конечно, не прошло без сопротивления. Все инопланетяне, фраваши в первую очередь, высказались против поддержки Орденом этой склонной к тоталитаризму новой религии. Посланники Ларондисмана и Ярконы вручили официальные ноты, грозя разорвать с Орденом дипломатические отношения. Многочисленные городские астриеры, принадлежавшие, как правило, к одной из кибернетических церквей, осудили рингизм как тягчайшую ересь и перестали выходить из своих домов и церквей в Квартале Пришельцев.
Едва ли одна десятая часть населения, помимо Ордена, была готова принять Три Столпа Рингизма. Но в это время, когда в Невернесе обострилась борьба за власть, наиболее важной была расстановка сил внутри самого Ордена.
Много было таких, кто отказывался признавать какую-либо связь между Орденом и рингизмом. Всех потенциальных диссидентов лорд Палл отправить в Экстр не сумел. Особенно отличались возвратные пилоты (в Невернесе всегда присутствовали пилоты, вернувшиеся домой из многолетних космических странствий), люди смелые и привыкшие смотреть в лицо ужасам мультиплекса. Гордость не позволяла им поддаться террору лорда Палла и убийц из числа его цефиков, которыми он, как говорили, распоряжался. Некоторые пилоты, такие как Алезар Эстареи и Кристобль, сражались вместе с Мэллори Рингессом в давней Пилотской Войне, и то, что Бардо наладил с ними отношения, было, по его словам, неизбежно. В их группу входило около пятидесяти человек. Встречались они по ночам в большом доме Бардо и называли себя Содружеством Свободных Пилотов. Они намеревались сформировать ядро, вокруг которого соберутся все противники рингизма, состоящие в Ордене или нет, чтобы со временем подготовить восстание.
