Андрей Попов - Сломанная вселенная
– Так! Давайте договоримся: вы меня не трогаете, и я вас не трогаю! — обратился он к Злым Одуванчикам.
Гигантские растения не снизошли до ответа. Их стволы гордо торчали из земли, а огромные пуховые шапки чуть приминались от касаний ветров. Максим стукнул в дверь и долго ждал ответа. Стукнув еще пару раз и не услышав приглашения, он уже на правах друга сам заглянул внутрь.
Никого…
На душе опять стало тревожно. Идиотская мысль, но она навязывалась сама собой: а может, никакого Милеуса и не было? Мир играет с его рассудком какими-то глупыми образами… Может, вообще ничего здесь нет? Но только он собрался уходить, как услышал знакомый голос:
– Заходи, заходи…
Очутившись внутри, он обшарил взором каждый уголок. Был ли то очередной розыгрыш мистических сил или глупая галлюцинация, но одно несомненно — хижина пуста. И тут мелькнула тень догадки. Он подошел к зеркалу и рядом с собственным отражением увидел… ну конечно же! Суелима! Тот весело улыбался:
– Привет!
– А… как бы это…
– Ты хочешь спросить, где Милеус? Он пошел нарвать грибов, они растут в соседнем лесу и бывают свежи только по утрам. Уже в полдень их начинает подтачивать червь, а к вечеру, перед наступлением конца света, от них остается только кожура, не пригодная даже для того, чтобы на нее поглядеть… Ему что-то передать?
Максим кивнул. Почти равнодушно. После вчерашнего светопреставления он вряд ли был способен чему-либо удивляться.
– Передай ему мой привет — это во-первых. Передай, если сочтешь нужным, свой привет, это во-вторых. А в-третьих… — он замялся, не зная, чем бы довершить свое послание. — Ах, да! В-третьих, пусть, если хочет, ищет меня в башне с огро-о-омнейшим количеством этажей.
– Хорошо. То, что я запомню, я ему передам.
Гость вышел, и его отражение в зеркале тоже куда-то исчезло. Суелим остался один, тщательно перебирая в памяти все услышанное, дабы не упустить какого-нибудь важного слова. А Максим уже вприпрыжку бежал по лесу. И (о чудо!) почва стала какой-то упругой, словно сама подбрасывала его вверх. Он бежал и летел одновременно. Несся наперегонки с ветром. И лишь потом понял, в чем дело: дело в резкой перемене настроения. Тревоги и заботы, как нечто вздорное, быстро улетучились, уступая место беспечному, радужному состоянию духа. В унисон лесной симфонии, в созвучие молчаливым небесам. Он убедился, что все остается по-прежнему, и главное — жизнь продолжается!
– …жается! …жается! — передразнило эхо.
Максим вздрогнул и тут же понял, что не помыслил, а выкрикнул последнюю фразу. Еще больше он обрадовался, когда увидел знакомую башню, гордо возвышающуюся над всем миром. Внизу, как обычно, хаотичное нагромождение песка, кирпичей и абстрактных по форме и содержанию комков глины, из которых волшебством строителя рождалось это грациозное… о нет, здесь ошибка в слове — грандиозное сооружение. Да нет, еще круче: грациозно-грандиозное… тьфу! Тавтология какая! Ну, в общем, коряво выраженная мысль в сути ясна.
«Интересно, сколько уже этажей?», — он нырнул внутрь и, ловкими маневрами обманывая закон гравитации, воспарил по ступенькам, но тут же остановился… «Мой приятель наверняка обидится, если я не захвачу с собой мешка кирпичей или пару ведер раствора. К его странностям придется потихоньку привыкать.». После секундного колебания он решил взять кирпичи, так как не был уверен, что приготовит раствор подходящего качества. Скорее всего Придумаем обманом еще какого-нибудь физического закона колдовал над раствором, придавая ему неимоверную прочность. Ведь башня в бесконечное число этажей должна быть… идеально устойчивой. Да, именно так. Спросите у любого зодчего, и он подтвердит эту мысль.
Впрочем, здесь ирония не боролась с холодной рассудительностью, а тесно переплеталась с ней. Уже проносясь над вьющейся лестницей, Максим считал:
– Сто шестьдесят семь… сто шестьдесят восемь… сто шестьдесят девять… Ну ничего себе — сто семьдесят! Тут что, работало несколько бригад? — это уже он произнес, очутившись на самом верху.
Придумаем растаял в приветливой улыбке, при этом оба его рта растягивались чуть ли не до ушей, а фиолетовые губы принимали смугло-синий оттенок. Все было при нем: и остроконечный, почти шутовской колпак, и хитон с маленькими бубенцами, и измазанный раствором, как аппетитным кремом, мастерок, зажатый в одной из ладоней.
– Привет друг! — хозяин башни вскинул руки вверх. — Сегодня чудный день! А хочешь, в честь этого события я тебе спою в два голоса?
И он запел… Не соловей, конечно, но вполне даже! Его верхний рот принялся насвистывать саму мелодию, а нижний — выдавал слова. По интеллекту что-то не более могучее, чем «ля-ля-ля, тра-ля-ля», зато для слуха приятное.
– Ты не был бы настоящим другом, если б явился с пустыми руками, — сказал Придумаем уже прозой и вывалил кирпичи в общую груду. — Знаешь, были проблемы на сто шестьдесят пятом этаже. Его малость повело в сторону, только не подумай, что по моей небрежности! Просто подул сильный ветер. Но мне удалось это исправить. Ведь ты представляешь, что будет, если моя башня даст хоть незначительный крен? Этого ни в коем случае нельзя допустить!!
Говорил он так серьезно, что хотелось рассмеяться. Но Максим его почти не слушал, завороженный открывшейся взору картиной. Дело в том, что башня уже достигла облаков! Клубящиеся обрывки разорванного в клочья огромного ватного одеяла были разбросаны по всему небу, и проплывали так близко, что до них без труда можно уже достать рукой. Двигались облака медленно и неторопливо, словно только что насытившиеся животные, которых тянет в сон. Ветер где-то занимался другими делами, и подгонять их было некому. А длинный колпак Придумаем то и дело скрывался в белизне и, казалось, что некоторые облака хотели ухватить этот колпак и унести с собой. Но они являлись чем-то эфемерным в мире сущих вещей.
– И далась тебе эта Верхняя Бесконечность, когда более прекрасного места не найти во всем Мироздании!
Максим увидел большое облако в форме готовившегося лопнуть мыльного пузыря, надвигающегося прямо на башню. Оно плыло так низко, что трудно было воздержаться от искушения и не сунуть голову внутрь. Он так и сделал.
Но мир не исчез, а только стал весь затянут слабой пеленой. Внутри же самого облака, помимо еле уловимой влаги, не было никаких особенных ощущений, кроме крайнего восторга, переполнявшего душу.
– Увы, друг, очень скоро нам придется с ними расстаться. Еще этажей двадцать, и облака будут стелиться у нас под ногами. Но сверху они будут выглядеть еще более привлекательно. Это я тебе обещаю. — Придумаем сделал из кирпичей небольшой стул и присел отдохнуть, раскинув ноги в разные стороны. Но даже во время отдыха (вот трудоголик!) он не расставался со своим мастерком, разглядывая его под разными углами к солнечным лучам, как некую драгоценность.
