Дино Буццати - Паника в Ла Скала
Так оно и было. Проводив Гроссгемюта в отель и вернувшись, Клара Пассалаккуа снова взяла бразды правления в свои руки, беспристрастно деля себя между двумя партиями. Сделав вид, будто цели тех, кто собрался в музее, ей неведомы: вроде бы это очередной каприз группы гостей. Вот почему ей приходилось безостановочно двигаться, ибо остановиться означало бы сделать к чему-то обязывающий выбор. И она курсировала по театру, стараясь приободрить особенно павших духом женщин, раздобывала дополнительные банкетки и весьма благоразумно позаботилась о том, чтобы всех снова щедро угостили напитками.
Прихрамывая, Клара сама разносила подносы и бутылки, стараясь расположить к себе всех и в том, и в другом лагере.
- Эй, эй... - подал вдруг голос один из прятавшихся за жалюзи дозорных и знаком указал в сторону площади.
Человек шесть или семь поспешили к нему. Вдоль фасада Коммерческого банка со стороны виа Казе-Ротте бежала собака, судя по всему дворняга: низко опустив голову, она мелькнула у самой стены и скрылась на виа Мандзони.
- Ты зачем нас позвал? Из-за собаки?
- Ну... Я думал, что за ней...
Положение становилось уже несколько гротескным. Там, снаружи, были пустынные улицы, тишина и абсолютный покой - по крайней мере так казалось. Здесь, внутри, царили страх и паника: десятки богатых, уважаемых и могущественных людей смиренно терпели позор из-за опасности, которая пока еще ничем о себе не заявила.
Время шло, и, хотя усталость и оцепенение давали себя знать все больше, в голове у некоторых начало проясняться. Если "морцисты"
действительно перешли к наступательным действиям, то почему же на площади перед театром до сих пор не появилось ни одного разведчика?
Было бы ужасно обидно натерпеться такого страху зря. К группе всеми почитаемых светских дам при дрожащем свете свечей направился с бокалом шампанского в правой руке адвокат Козенц, некогда известный сердцеед, до сих пор слывущий у некоторых старушек опасным мужчиной.
- Послушайте, дорогие мои, - начал он вкрадчивым голосом, - возможно, я подчеркиваю - возможно, завтра вечером многие из. нас, здесь присутствующих, окажутся - позвольте мне прибегнуть к эвфемизму - в критическом положении... - (Засим последовала пауза.)
- Но очень может быть - и мы не знаем, какая из двух гипотез более вероятна, - очень даже может быть, что завтра вечером весь Милан, узнав о нас, будет покатываться со смеху. Минуточку, не перебивайте меня... Давайте рассуждать здраво. Что заставило нас поверить в надвигающуюся опасность? Перечислим тревожные приметы. Примета первая: исчезновение из лож в третьем акте "морцистов", префекта, квестора и представителей вооруженных сил. Но разве не может быть так, что им, прошу прощения за грубое слово, осточертела музыка?
Примета вторая: дошедшие до нас отовсюду слухи, что вот-вот должен произойти переворот. Примета третья и самая серьезная: известия, которые, как говорят, я повторяю - как говорят, - принес мой уважаемый коллега Фриджерио. Однако он сразу же ушел, так что почти никто из нас его не видел. Но неважно. Допустим, Фриджерио сообщил, что "морцисты" захватывают город, что префектура окружена и так далее... Спрашивается: от кого Фриджерио мог получить подобные сведения в час ночи? Возможно ли, чтобы столь секретные сведения были ему переданы в такой час? И кем? И для чего? Между тем здесь поблизости не было замечено - а ведь уже четвертый час утра - ничего подозрительного. Даже шума никакого не слышно. Короче говоря, возникают кое-какие сомнения.
- Тогда отчего никому не удается узнать хоть что-то по телефону?
- Верно подмечено, - продолжал Козенц, отхлебнув шампанского.
- Четвертая тревожная примета: странное онемение телефонов. Те, кто пытались связаться с префектурой или квестурой, утверждают, что это им не удалось, по крайней мере никакой информации они не добились.
Что ж, окажись вы на месте какого-нибудь чиновника, которого в час ночи незнакомый и неуверенный голос спрашивает, как обстоят дела с общественным порядком, что, интересно, вы бы ответили? И это, заметьте, в тот момент, когда сложилась весьма нестабильная политическая ситуация. Газеты, надо сказать, тоже помалкивали...
Некоторые наши друзья из редакций старались отделаться общими фразами. Бертини, например, из "Коррьере" заявил мне буквально следующее: "Пока ничего определенного мы не знаем". - "А неопределенного?" - спросил я. Он ответил: "Из неопределенного известно пока то, что ничего не понятно". Я не отступал: "Но основания для беспокойства есть?" А он ответил: "Не думаю. По крайней мере пока..."
Козенц перевел дух. Все слушали с огромным желанием хоть немного разделить его оптимизм. Сигаретный дым плавал в воздухе, смешиваясь с запахом пота и духов. Взволнованные голоса докатились до двери музея.
- В заключение, - снова заговорил Козенц, - замечу, что относительно сведений по телефону, а вернее, отсутствия таковых, помоему, не стоит особо тревожиться. Газетчикам, очевидно, известно тоже не так уж много. А это означает, что переворот, которого мы все опасаемся, если и начался, то еще не приобрел четких очертании.
Можете ли вы себе представить, чтобы "морцисты", овладев городом, допустили выход очередного номера "Коррьере делла сера"?
Два-три человека рассмеялись, остальные молчали.
- Я еще не кончил. Пятым настораживающим моментом могут, пожалуй, служить сепаратистские действия вон тех. - Он кивнул в сторону музея. Давайте разберемся. Безусловно, они не такие идиоты, чтобы столь откровенно компрометировать себя, не будучи абсолютно уверенными, что "морцисты" победят. И все же я подумал: в случае, если переворот сорвется (допустим, что он действительно имеет место), удобных предлогов, оправдывающих этот скрытый заговор, можно будет найти сколько угодно. Только выбирай: тут вам и маскировка, и тактика двойной игры, и тревога за судьбу "Ла Скала", и тому подобное... Уж вы мне поверьте, завтра эти типы...
Он на мгновение замер в нерешительности, подняв левую руку, но закончить фразу не успел: в этот краткий миг тишины откуда-то издалека откуда именно, сказать было трудно - донесся грохот взрыва, отозвавшийся в сердцах всех присутствующих.
- Господи Иисусе! - простонала Мариу Габриэлли, падая на колени. - Мои дети!
- Началось! - истерически закричала другая женщина.
- Спокойно, спокойно, ничего не случилось! Что за бабские выходки! воскликнула Лизелора Бини.
И тут вперед выступил маэстро Коттес. Накинув на плечи пальто и вцепившись пальцами в лацканы фрака, он посмотрел очумело на адвоката Козенца и торжественно сообщил:
- Я иду.
- Куда? Куда вы идете? - раздалось сразу несколько голосов, в которых затеплилась надежда.
