Джефф Нун - Брошенные машины
Называется: техника безопасности.
А потом все закончилось. Осколок лежал в чемоданчике, рядом с другими, которые мы нашли раньше.
— Ну, вот и все, — сказала Хендерсон. — Вот и все.
— Что-то не так?
— Да нет, все так. Я просто устала.
— Я тоже, — сказал Павлин.
Всего шесть осколков. И у каждого — свое волшебство. Некоторых не хватает. Вот вчера ночью у нас был прокол. И еще пару раз — до того. Так что сейчас их должно было быть семь, или восемь, или даже девять. Я уже потеряла счет. Но шесть — это тоже неплохо. Шести вполне хватит. Ну хорошо. Может, еще один — и тогда уже все. Еще один осколок разбитого зеркала — и на этом мы остановимся. И пусть Кингсли ворчит сколько хочет.
Наверное, сам этот дом, его атмосфера, налет серой пыли, пламя горящих свечей, все это вместе, и наша вылазка в турагентство, и то, что мы еще под впечатлением от всего, что случилось сегодня, все это вместе располагало к молчанию. Мы сидели на кухне и пили виски. Павлин выпил больше всех.
— Ну, эта… — сказал он наконец.
— Вот только не надо сейчас начинать, — сказала Хендерсон.
— Так чего с этой девочкой?
— А чего с этой девочкой?
— Она очень даже неплохо управилась.
— А что она сделала? — спросила я.
— А ты не видела, Марлин? Девчонка была хороша.
— Правда?
— Ага. Она набросилась на ту тетку. Выбила у нее камеру. А потом повалила ее на пол и сама тоже упала, прикинь. Вцепилась в нее мертвой хваткой, и они стали кататься по полу. Это надо было видеть.
— Блядь, — сказала Хендерсон.
— Ты это к чему?
— Может, хватит уже про девчонку?
— Да что с тобой?
— Ничего.
— Бев?
Хендерсон отвернулась.
— А что там было сегодня? — спросила она. — Марлин?
— Я не знаю.
— Не знаешь?
— Нет.
Она повернулась к Павлину.
— Мы с тобой танцевали?
— Чего?
— Мы с тобой танцевали сегодня? Ну, после вспышки. Что было потом? Мне надо знать.
Павлин налил себе еще виски.
— Нет, — сказал он. — Нет.
— Точно?
— Мы не танцевали.
— Ага. Хорошо.
— А почему ты спросила?
— Ладно, проехали.
— Ну, как скажешь. Блин. Что-то мне сонно. — Он залпом допил свой стакан. — Ну, чего, пойдем спать?
— Я еще посижу.
— Ага. — Павлин взял свою сумку. — Хорошо.
И мы остались вдвоем с Хендерсон. Сперва мы молча сидели, и Хендерсон потягивала свое виски. А потом она заговорила:
— Это был пляж. Тропический пляж. Очень красивое место, сплошной золотистый песок, ну, ты знаешь. Как в раю. И мы с Павлином танцевали на песке. Ты нас видела?
— Как вы танцевали? Нет, не видела.
— Но ты нас видела в комнате? Да?
— Да.
— И как мы смотрелись со стороны?
— Ну, вы просто стояли. Как статуи.
— Мы с ним, оба?
— Да, ты и Павлин. В двух шагах друг от друга.
— И мы не касались друг друга?
— Нет.
— А какое у меня было лицо? Счастливое, нет? Я казалась счастливой? Я улыбалась?
У нее на лбу осталось одно красное пятнышко.
— Ну, почти, — сказала я. — Почти улыбалась.
— Хорошо. Почти — это тоже неплохо. Знаешь, это был какой-то старинный танец. То есть мы никогда раньше так не танцевали. Теперь так никто не танцует. Вальс. Да, вальс. А теперь уже все.
— В каком смысле все?
— Я не знаю. Но почему-то мне кажется, что мы с ним были вместе в последний раз…
— Да брось ты. Не надо. Вы еще с ним потанцуете. И не раз. Обязательно потанцуете.
— А Павлин? Он тоже улыбался?
— Да, — сказала я. — Он улыбался.
А что еще я могла сказать?
* * *Хендерсон пошла спать. А я осталась на кухне, одна. Сидела, смотрела на пламя свечи, которую Павлин поставил на стол. А потом, когда отсветы пламени наигрались в моих зрачках, я достала из сумки пачку фотографий.
Я их вынула из проявителя слишком рано, и они так и остались бледными и нечеткими. Над изображением плыла шумовая завеса из тихого треска. Но все было видно.
На самом деле лучше бы я их не видела, эти снимки. Последние мгновения из чужих жизней.
На первой фотографии была старуха: лежала, скорчившись на грязном полу. Снимок сделали сверху. Зеленая кофта, жиденькие прилизанные волосы, морщинистое, потасканное лицо. По всему полу были разбросаны страницы, вырванные из какой-то книги. Пустая бутылка из-под водки. Грязные пятна на ковре, что-то похожее на лужу блевотины. Маленькое ручное зеркальце.
О Боже. Какой ужасный конец, и тем более для такой женщины, как Хендерсон. Жуткий конец, нехороший.
На второй фотографии был Павлин.
Он стоял, привалившись спиной к красной кирпичной стене, и зажимал руками живот. Его лицо искажала гримаса боли, но даже теперь он пытался держаться и не показывать, как ему больно. Сквозь пальцы сочилась кровь. На фотографии он был почти такой же, как сейчас. Немногим старше.
Я просмотрела все фотографии в пачке. Потом — еще раз. И еще. Я все думала про эту женщину из турагентства. Про ее страшную камеру.
Тебе куда?
А ведь она и меня тоже сфотографировала сегодня. Интересно, а что получилось бы на этом снимке? Какая история была приготовлена для меня? И это падение сквозь серебристую жидкость. Что ждало меня там, внизу? И ждало ли что-то вообще?
Тебе куда?
Интересный вопрос.
Я поднесла фотографии к пламени свечи. Бумага почернела, свернулась в трубочку, осыпалась ломким пеплом. Мужчина и женщина, два подобия на сгоревшей бумаге, теперь превратившейся в черные хлопья, что парили в сумрачном пространстве.
* * *Я поднялась по лестнице. На самом деле я не слишком устала, и мне не то чтобы очень хотелось спать — просто хотелось залечь в нормальную постель, на чистую простыню, укрыться мягким, теплым одеялом и, может, еще поработать над книгой. Но когда я проходила по длинному темному коридору, что вел к моей комнате, я вдруг услышала свое имя.
— Марлин…
Кто меня звал? Может быть, наша хозяйка?
— Марлин? Это ты, милая?
Наверное, Кингсли, когда договаривался, упомянул мое имя. Да, скорее всего.
— Марлин…
Там была дверь, приоткрытая.
— Леди Ирис?
— Войди. Я хочу на тебя посмотреть.
Самая обыкновенная спальня. Обставленная безо всяких затей. Леди Ирис сидела в кресле у окна. На столике рядом с креслом горела свеча, единственная на всю комнату. На коленях у старой леди лежала закрытая книга.
— Мы думали, вы уже спите.
— Я спала, — сказала она. — А потом позвонили в дверь.
— Прошу прощения. Мы вас разбудили…
— Я не понимаю. Я же, кажется, говорила Эдварду, чтобы он не запирал дверь на ключ.
