Михаил Водопьянов - Мечта пилота
Командир звена подробно изложил всё, что произошло на льдине за эти несколько часов.
– Больше связь прерывать не будем, – пообещал он.
В это время невдалеке раздались один за другим три винтовочных выстрела. Иванов выскочил из кабины.
Скоро к самолётам вернулся Дудоров, а вслед за ним и его товарищи, ходившие на разведку. Они слышали условный сигнал и решили, что их миссия окончена.
Оказалось, что подходящая площадка есть всего в полукилометре от нынешней стоянки самолётов, но кратчайший путь к ней закрыт огромным айсбергом. Не теряя времени, было решено айсберг взорвать. Пока Семёнов с Вишневским закладывали аммонал под ледяную гору, остальные ломами и лопатами расчищали широкую дорогу к ней. Работали весело, с огромным подъёмом, позабыв об усталости.
После взрыва, разрушившего айсберг и освободившего путь самолётам к новому аэродрому, Иванов подал сигнал к окончанию работ. Собравшись к самолёту, все почувствовали звериный голод.
Вишневский вызвался стать "коком" и быстро сварил суп из консервов. Никто и никогда до сих пор не ел такого вкусного супа!
Обед окончательно успокоил изнервничавшихся людей. Послышались обычные шутки, весёлый смех. По телу разлилась приятная теплота. Хотелось растянуться на удобных, раскинутых креслах самолёта.
– Эх, соснуть бы сейчас маленько, – мечтательно сказал Киш, – минуточек этак шестьсот…
Все понимали, что сейчас не до сна, но никому не хотелось встать и первому покинуть уютную кабину "З-1". Почувствовав настроение товарищей, Иванов решительно поднялся и, затягивая пояс поверх кухлянки, негромко сказал:
– За работу, товарищи!
Бодрящий мороз быстро разогнал остатки усталости. Ветер утих совершенно, и на бледно-голубом небе, как ни в чём не бывало, сияло солнце. Только безобразящие самолёт намёрзшие глыбы льда напоминали о случившемся.
Скоро работа закипела. Киш кормил развеселившихся, почувствовавших сборы собак. Остальные под руководством обоих лётчиков скалывали лёд с фюзеляжей и крыльев самолёта. Несложная на первый взгляд работа заняла много времени. Лёд, как припаянный, пристал к металлу, и казалось, никакими силами его нельзя оторвать. Но изобретательный Дудоров остался верен себе. Он предложил простую вещь – растопить лёд на крыльях при помощи аппаратов для борьбы с обледенением, установленных на обоих самолётах. Подогретые моторы, один за другим, быстро заработали. Дудоров оказался прав – оставшаяся на кромках крыльев тонкая неровная ледяная корка быстро стаяла. С обледенелым фюзеляжем пришлось мириться.
– Теплей будет, – пошутил Фунтов.
Дорога на новый аэродром готова. Обледенение самолётов уничтожено. Можно двигаться. Сняв закрепляющие машины тросы, Иванов полез в кабину, решив отрулить самолёт на новое место. Не тут-то было! Моторы ревели на полном газу, а самолёт не двигался с места. Несмотря на принятые меры, лыжи "намертво" примёрзли ко льду. Пришлось на помощь моторам мобилизовать все силы, которыми располагала экспедиция. Дудоров приспособил к лыжам домкраты, Киш запряг в самолёт всех ездовых собак, а Титов расставил людей. Только после этого самолёт тронулся с места.
Усталый, с ввалившимися глазами, Семёнов не удержался от шутки:
– Вишневский, вы знаете мощность нашего самолёта?
– Будто сами не знаете? Тысяча двести сил!
– Нет, ошибаетесь, батенька! Больше.
Заметив недоумение на лице Вишневского, он добавил:
– Тысяча двести лошадиных, двадцать собачьих и семь человечьих сил!
Вишневский криво улыбнулся.
Лишь к утру следующего дня обе машины были перетащены на новый аэродром. Иванов сдержал своё слово. Несмотря на передвижения, связь с ледоколом ни на минуту не прерывалась. Всё время, пока самолёты, по выражению Фунтова, "меняли квартиру", он сидел за большой льдиной, раскинув красную шёлковую палатку аварийной рации, и каждые десять минут сообщал новости Беляйкину.
Наконец машины прочно укреплены на новом месте. Дудоров не удержался и "про запас" вморозил пару лишних тросов. Свернув в кольца, он уложил их на лыжах своего "З-1". Заметив это, Иванов улыбнулся.
– По местам! – коротко скомандовал он и прибавил: – Ложитесь, отдыхайте, товарищи. Дежурным останется Фунтов.
Не прошло и десяти минут, как все заснули богатырским сном. Бодрствовал один Фунтов. Уложив на место свою аварийную рацию, он сейчас сидел на своём обычном месте в кабине.
После длительного пребывания на морозе Фунтова быстро разморило. Но он не сдавался, разгоняя сон непрерывным разговором с радистом ледокола. Когда тема разговора иссякала, а сон клонил непреодолимо, Фунтов выскакивал на мороз, поправлял весело шумящие примуса обогревателя и бегал взапуски с собаками.
***
Ледокол "Иосиф Сталин" вторые сутки рыскал по разводьям, то и дело меняя курс. Беляйкин почти бессменно шагал по капитанскому мостику. Глаза его покраснели от бессонницы и напряжения. Он то и дело хватался за висящий на шее большой морской бинокль и всматривался в окружающие ледокол льды. Он искал и не мог найти льдину, пригодную для посадки самолётов. "Вот будь у меня сейчас на борту хотя бы "Ш-2" – совсем другое дело, – с досадой думал он. – Самолёт давно бы нашёл необходимую льдину".
8 августа в шесть часов утра отдохнувший Иванов лично разговаривал с Беляйкиным. Он сообщил начальнику экспедиции, что может вылететь немедленно.
– К сожалению, не могу принять вас. Кругом ледяное крошево. Самолётам сесть негде.
Иванову совсем не улыбалась перспектива "сидеть на льдине и ждать погоды". Перенесённый шторм многому научил его. Но делать было нечего. Беляйкин приказал, ни на минуту не прерывая связи, продолжать научные исследования.
– Есть! – коротко ответил лётчик.
За завтраком Иванов сообщил экипажу о своём разговоре с Беляйкиным. Семёнов и Вишневский не скрывали радости – они могли продолжать свою работу. Правда, командир звена был вынужден несколько охладить их пыл, приказав далеко не отлучаться и всякую минуту быть готовыми к отлёту.
– Мы вылетаем не позже чем через двенадцать часов, – многозначительно добавил он.
***
Определив астрономическим путём место стоянки самолётов, Вишневский обнаружил, что шторм значительно сместил льдину на северо-запад и помог её дрейфу. Это ещё больше подзадорило Семёнова. Теперь у него не было недостатка в помощниках, и скоро в разных местах появилось несколько новых лунок, пробуравивших толщу льда. Уже первые промеры дали замечательные результаты. До шторма эхолот показывал головокружительные глубины в четыре-пять тысяч метров. Здесь же стало значительно мельче, и установленный над одной из лунок эхолот дал совершенно неожиданный результат: сорок метров! Для Семёнова стало совершенно очевидно, что дно в этом месте гористо и острые вершины подводного хребта поднимаются очень высоко, чуть ли не до самой поверхности. Общее же падение глубины привело Семёнова к выводу, что где-то поблизости на западе должна находиться неизвестная земля.
