Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Фрайди (сборник)
Но Босс придумывал законы и правила не только ради законов и правил. Ведь познакомившись с сотрудником по работе, ты мог продолжать поддерживать с ним дружеские отношения. Босс не поощрял такой дружбы, но был не настолько глуп, чтобы запрещать ее. Как следствие этого — Анна частенько забегала ко мне по вечерам перед дежурством в архиве.
Она ни разу не потребовала от меня материального воплощения полагающейся ей благодарности. Да и большой возможности для этого, честно говоря, не было. Я не хотела разочаровывать ее — наоборот, дойди дело до этого, я сумела бы повести себя так, будто мне первой это в голову пришло.
Но она вела себя смирно. Думаю, она действовала подобно тонко чувствующему мужчине, который ни за что на свете не станет навязываться женщине, если понимает, что она этого не хочет. Правда, таких мужчин на свете маловато.
В один прекрасный вечер незадолго до выписки я была особенно счастлива — в этот день я познакомилась еще с двумя своими спасителями — по обыкновению, они поцеловали меня на ночь, и я как раз занималась тем, что объясняла Анне, как много это значит для меня, и пыталась растолковать ей, почему это именно для меня так много значит, поскольку я не совсем тот человек, за которого все меня принимают.
Она прервала меня:
— Дорогая Фрайди, послушай свою старшую сестричку…
— А? Что, я сболтнула лишнее?
— Ну… похоже, собиралась. Помнишь ночь, когда мы познакомились, — ты тогда вернула в архив книгу? Дело в том, что у меня есть допуск к сверхсекретным документам — им меня одарил наш дорогой мистер Хромуля много лет назад. Та книга, которую ты вернула, находится там, откуда я ее всегда могу взять. Но я никогда ее не открывала и никогда не стану этого делать. На обложке гриф: «Убедитесь в возврате», но мне никто никогда не говорил, должна ли я убеждаться в том, что именно мне вернули. Ты прочитала книгу, но я даже не знаю, что это за книга — ни названия, ни о чем она. Знаю только номер, под которым она хранится в архиве.
Это из области нашей работы. И это не такая уж новость — существовали же когда-то особые военные подразделения. Кажется, они назывались иностранным легионом. Так там было такое правило, что у легионера не было другого прошлого — его жизнь начинала отсчет со дня зачисления в легион. Мистер Хромуля хочет, чтобы у нас было точно так же. Например, если нам нужно принять на службу искусственника или живой артефакт, об этом будет знать только тот, кто принял его на работу. Я это знаю, потому что когда-то этим занималась. Документы сжигаются, иногда применяются небольшие пластические операции — вырезаются участки кожи или слизистой с лабораторными метками, и эти участки подвергаются регенерации…
Когда все проделано, этому сотруднику нет нужды больше волноваться, что кто-то подойдет сзади и положит руку ему на плечо или что его вышвырнут из очереди. Он может даже жениться и иметь детей, не волнуясь за их будущее. Он может не беспокоиться и о том, что знаю правду я или еще кто-то на моем месте, — таких сотрудников специально тренируют на забывчивость. Так вот, моя милая, я не знаю, о чем ты думаешь. Но если это что-то такое, о чем ты не имеешь обыкновения рассказывать людям, то лучше и мне не говори. Иначе утром ты будешь себя проклинать.
— Нет, нет!
— Ну хорошо, давай договоримся так. Если через неделю у тебя это желание не пройдет, тогда и расскажешь. Договорились?
Анна была права — через неделю никакой необходимости рассказывать ей правду уже не было. Но на девяносто девять процентов я была уверена, что она и так все прекрасно знала. Ну что же — тем более приятно, что тебя любит человек, который считает, что искусственники — не монстры, не люди низшего сорта.
Не могу с полной уверенностью сказать, знали ли о моей истинной сущности остальные мои друзья. (Босса я не имею в виду — этот, конечно, знал наверняка. Но он не был моим другом, он был моим Боссом.) Но было похоже, что мои новые товарищи, узнай они всю правду обо мне, не стали бы относиться ко мне хуже. Все, что имело для них значение — это был ли ты из окружения Босса.
Однажды вечером Босс появился собственной персоной, опираясь на костыли и тяжело дыша. Его сопровождала Голди. Он тяжело опустился в кресло и сказал Голди:
— Благодарю вас, сестра, вы свободны.
Мне же он приказал:
— Разденься!
Скажи мне такое любой другой мужчина, это прозвучало бы либо как оскорбление, либо как искушение, в зависимости от ситуации. От Босса же услышать такое означало всего-навсего, что нужно было сделать, как он сказал. Голди это так и поняла, поэтому кивнула и вышла, а Голди — профессионал высокого класса, она бы не побоялась схватиться с самим Шивой-разрушителем, если бы он попытался сделать что-то нехорошее с ее пациенткой.
Я быстро разделась и стала ждать, что скажет Босс. Он придирчиво оглядел меня с головы до ног.
— Похоже, они снова одинаковые.
— Мне тоже так кажется.
— Доктор Красный сказал мне, что он сделал пробу на лактацию. Результат положительный.
— Да. Он вводил мне какие-то гормоны, из обеих желез выделилось что-то такое жиденькое. Было довольно забавно. Потом он восстановил гормональное равновесие, и все пропало.
Босс хмыкнул:
— Повернись кругом. Так. Теперь покажи мне ступню правой ноги. Хорошо. Теперь — левой. Достаточно. Рубцы от ожогов вроде бы прошли.
— Ну, по крайней мере те, что я могу сама видеть. Доктора говорят, что все остальные тоже больше не видны. Поскольку мне не больно, наверное, так и есть.
— Одевайся. Доктор Красный мне сказал, что ты здорова.
— А если бы была еще здоровее, пришлось бы убавить немножко?
— «Здорова» — это абсолют. У этого понятия нет сравнительной степени.
— О’кей. Значит, я самая здоровая на свете.
— Болтушка. Завтра утром — на тренировки. Уложи вещи и будь готова к девяти ноль-ноль.
— Вещи? Я сюда попала, не имея даже счастливой улыбки на лице, так что на все сборы мне понадобится одиннадцать секунд. Но мне нужна новая идентификационная карточка, новый паспорт, кредитная карточка и немного наличных.
— Все это ты получишь до девяти ноль-ноль.
— А на переподготовку и на санаторный курс я не хочу — Босс, я же вам говорила, что не хочу. Я хочу в Новую Зеландию. Босс, вы мне должны за работу и отпускные, и, кроме того, наверное, мне что-то полагается за время болезни? Вы — рабовладелец!
— Фрайди, сколько нужно повторять, что, когда я забочусь о твоем здоровье, я имею в виду не только твое собственное благополучие, но и нормальную работу всей организации?
— Ну ладно-ладно, добрый дедушка. Беру свои слова обратно. Сдаюсь. Пришлю вам открыточку с видом Новой Зеландии и Веллингтона.