Ганс Доминик - Лучи смерти
Она почуяла врага и переменила тактику.
— Вы любитель музыки, господин доктор? Может быть, и любитель розовых лепестков?
Она попыталась придать голосу насмешливый оттенок.
— Не могу отрицать, миледи, что принадлежал к числу ваших почитателей. Прочтя о вашем уходе со сцены… Я был тогда в Сан-Франциско… Я собрался лететь в Нью-Йорк, в день вашего последнего выступления. Если не ошибаюсь, тогда шел «Фиделио»,[11] гимн супружеской любви.
— Почему же вы не явились?
Леди Диана произнесла это механически. Ее мысли лихорадочно работали. Она чувствовала, что это только легкая перестрелка. Главного удара нужно было ожидать с другой стороны… Но с какой?
— Почему?.. Странный случай задержал меня на несколько дней…
Он выдержал паузу.
— Пожалуйста, доктор, расскажите, если это интересно.
— Интересно? Для всех вряд ли, но для тех, кого это касается — пожалуй. Если бы я не боялся пробудить неприятные воспоминания…
— К чему увертки, господин доктор? Пожалуйста…
Леди Диана знала, что теперь последует удар. Но несмотря на неизвестность, откуда он будет нанесен, ее голос звучал спокойно и твердо.
— Если таково желание вашей светлости… Когда знаменитая певица Диана Рачинская вступила в брак с певцом Фредериком Бойс, все знавшие Фредерика Бойс за игрока и пьяницу, пророчили быстрый конец этого союза. Уже через полгода брак настолько был расшатан, что начался развод; Диана Бойс ожидала лишь судебного приговора, чтобы вступить в новый брак с Горацием Клинтоном…
— Вы хотели рассказать интересную историю… и вспоминаете старые вещи, в достаточной мере известные мне.
— Короткое введение было необходимо, миледи. В тот вечер вашего последнего выступления я прибыл из Сан-Франциско и заблудился в портовом квартале. Проходя мимо одного из кабаков, откуда несся рев пьяных матросов, я увидел, как внезапно открылась дверь и какой-то человек, подталкиваемый грубыми кулаками, взлетел вверх по ступеням и у моих ног упал на мостовую. Я хотел пройти дальше, но, при свете фонаря, увидел, что вокруг тела пьяницы образовывается кровавая лужа. Кровь струилась из глубокой раны на затылке, нанесенной, вероятно, ударом ножа. После некоторых поисков я нашел патруль, который доставил раненого в полицию. Так как я отчасти был свидетелем происшествия, мне пришлось дать необходимые показания. Между тем полицейский врач наложил раненому повязку и смыл с его лица кровь и грязь. Этот человек был…
— Кто?
Леди Диана почувствовала, как кровь отлила от ее сердца. Невольно склонила она голову. Теперь должен был последовать удар…
— …Фредерик Бойс, ваш мнимо умерший супруг.
— Фредерик…
Леди Диана покачнулась и упала бы, не подхвати ее доктор Глоссин.
— Мужайтесь, миледи! Ради Бога! Я вне себя. Простите мою неловкость.
Он подвел ее почти без чувств к скамейке и сел возле нее.
— Фредерик… Фредерик…
Эти слова беспрерывно срывались с ее бледных губ.
— Фредерик Бойс умер, леди Диана.
— Умер? — Ее глаза неестественно расширились. — Вы сказали… только что…
— Фредерик Бойс умер два часа спустя. Удар был смертелен.
Тело Дианы напряглось.
— Это правда?
Доктор вынул из кармана бумагу и передал ей.
Леди Диана покачала головой и опустила листок.
— Что это?
— Это свидетельство полицейского агента из Фриско о последовавшей 9-го мая 1950 года смерти Фредерика Бойс.
Леди Диана скрестила руки на груди и откинула голову на спинку скамейки. Так она долго сидела, словно мраморная статуя.
— Продолжайте, господин доктор. — Она сказала это так спокойно и твердо, что доктор изумился.
— При мертвеце не было найдено бумаг. Полиция недоверчиво отнеслась к моим показаниям относительно этой личности: ведь десять дней назад газеты объявили о смерти певца Фредерика Бойс в городском госпитале. Я стоял на своем. Начались розыски. Они выяснили, что умерший в госпитале не был законным обладателем найденных при нем бумаг. Он в состоянии опьянения похитил их у настоящего владельца. Таким образом было установлено, что Фредерик Бойс умер 9-го мая.
Доктор Глоссин продолжал:
— Создается своеобразное положение, что ваша светлость была обвенчана с лордом Мейтланд, или, как его еще звали тогда, с мистером Клинтоном в то время, как ваш первый супруг был еще жив. По законам вас вряд ли можно упрекнуть, так как у вас были подложные сведения о его смертном часе. Но голос общественного мнения много значить для принадлежащих к высшему обществу.
Настороженно ожидал он действия своих слов.
— Вы кончили, господин доктор?
Глоссин кивнул. Леди Диана смерила его взглядом.
— Сколько вы хотите за свое молчание?
Доктор вскочил, словно от удара хлыста.
— Вы хотите предложить мне денег… Берегитесь! Я никогда не забываю оскорблений!
— Чего же вы хотите, господин доктор?
— Я прошу не продолжать в таком тоне. Я мог бы прервать наш разговор… Это было бы не выгодно для вас.
— Для чего вы рассказываете мне эту историю, господин доктор?
— Придет день, леди Диана, когда вы пожалеете об этих словах, когда вы добровольно протянете мне руку. Тогда я напомню вам о сегодняшнем дне. Сегодня я прошу вас о простой любезности, которая не доставит вам труда, а для меня значит очень много.
Леди Диана задумчиво посмотрела на свои красивые белые руки. Она сомневалась, что когда-нибудь протянет их доктору Глоссину.
Она победила в этой борьбе. Но внутренне она была более потрясена, чем это было заметно внешне. Она охотно согласилась простой любезностью отделаться от стеснительного гостя.
— В чем дело, господин доктор?
— Для объяснения я должен вернуться назад и сделать вашей светлости признание. Я не всегда был американским гражданином. В 1927 году я жил, как английский подданный в Месопотамии. Там работал инженер, который сделал открытие, грозившее Англии. Я уведомил об этом Английское правительство, и изобретатель исчез в Тоуэре. Ваш супруг, лорд Мейтланд, должен знать об этом деле или по крайней мере легко найти его. Помогите мне, — я должен знать, находится ли еще Гергарт Бурсфельд в Тоуэре. Ему теперь было бы шестьдесят пять лет. Помогите мне и вы можете быть уверены в моей благодарности.
— Хорошо, господин доктор, я поговорю с мужем. Будет сделано все возможное, чтобы доставить вам желаемые сведения.
Часть вторая
Настал день, когда три человека в Линнее молча обнялись. Это был день полного завершения великого открытия.
