Александр Чаянов - Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии
Да и вообще мы считаем государство одним из устарелых приемов организации сельской жизни, и 9/10 нашей работы производится методами общественными, именно они характерны для нашего режима; различные общества, кооперативы, съезды, лиги, газеты, другие органы общественного мнения, академии и, наконец, клубы — вот та социальная ткань, из которой слагается жизнь нашего народа как такового.
И вот здесь-то при её организации нам приходится сталкиваться с чрезвычайно сложными организационными проблемами.
Человеческая натура, увы, склонна к опрощению, представленная сама себе без социального общения и психических возбуждений со стороны, она постепенно погасает и растрачивает своё содержание. Брошенный в лес человек дичает. Его душа скудеет содержанием.
Поэтому вполне естественно, что мы, разнеся вдребезги города, бывшие многие столетия источниками культуры, весьма опасались, что наше распыленное среди лесов и полей деревенское население постепенно закиснет, утратит свою культуру, как утратило её в петербургский период нашей истории.
В борьбе с этим закисанием нужно было подумать о социальном дренаже.
Ещё большие опасения внушала проблема дальнейшего развития культуры, того творчества, которым мы были обязаны тому же городу.
Нас неотступно преследовала мысль: возможны ли высшие формы культуры при распыленном сельском поселении человечества?
Эпоха помещичьей культуры двадцатых годов прошлого века, давшая декабристов и подарившая миру Пушкина, говорила нам, что всё это технически возможно.
Оставалось только найти достаточно мощные технические средства к этому.
Мы напрягли все усилия для создания идеальных путей сообщения, нашли средства заставить население двигаться по этим путям хотя бы к своим местным центрам и бросили в эти центры все элементы культуры, которыми располагали: уездный и волостной театр, уездный музей с волостными филиалами, народные университеты, спорт всех видов и форм, хоровые общества, всё, вплоть до церкви и политики, было брошено в деревню для поднятия её культуры.
Мы рисковали многим, но в течение ряда десятилетий держали деревню в психическом напряжении. Особая лига организации общественного мнения создала десятки аппаратов, вызывающих и поддерживающих социальную энергию масс, каюсь, даже в законодательные учреждения вносились специально особые законопроекты, угрожавшие крестьянским интересам, специально для того, чтобы будировать крестьянское общественное сознание.
Однако едва ли не главное значение в деле установления контакта наших сограждан с первоисточником культуры имели закон об обязательном путешествии для юношей и девушек и двухгодовая военно-трудовая повинность для них.
Идея путешествий, заимствованная у средневековых цехов, приводила молодого человека в соприкосновение со всем миром и расширяла его горизонты. В ещё большей мере он подвергался обработке со времени военной службы. Ей, говоря по совести, мы не придавали никакого стратегического значения: в случае нападения иноземцев у нас есть средства обороны более мощные, чем все пушки и ружья вместе взятые, и если немцы приведут в исполнение свои угрозы, они в этом убедятся.
Но педагогическая роль трудовой службы, нравственно дисциплинирующая, неизмерима. Спорт, ритмическая гимнастика, пластика, работа на фабриках, походы, маневры, земляные работы — всё это выковывает нам сограждан, и, право же, милитаризм этого рода искупает многие грехи старого милитаризма.
Остаётся развитие культуры, отчасти я уже говорил вам о том, что сделано в этой области.
Главная идея, облегчившая нам разрешение проблемы, была идея искусственного подбора и содействия организации талантливых жизней.
Прошлые эпохи не знали научно человеческой жизни, они не пытались даже сложить учение о её нормальном развитии, о её патологии, мы не знали болезней в биографиях людей, не имели понятия о диагнозе и терапии неудавшихся жизней.
Люди, имевшие слабые запасы потенциальной энергии, часто сгорали, как свечки, и гибли под тяжестью обстоятельств, личности колоссальной силы не использовали десятой доли своей энергии. Теперь мы знаем морфологию и динамику человеческой жизни, знаем, как можно развить из человека все заложенные в него силы. Особые общества, многолюдные и мощные, включают в круг своего наблюдения миллионы людей, и будьте уверены, что теперь не может затеряться ни один талант, ни одна человеческая возможность не улетит в царство забвения…
Кремнев вскочил потрясённый:
— Но разве это не ужас! Эта тирания выше всех тираний! Ваши общества, воскрешающие немецких антропософов и французских франкмасонов, стоят любого государственного террора. Действительно, зачем вам государство, раз весь ваш строй есть не более как утончённая олигархия двух десятков умнейших честолюбцев!
— Не волнуйтесь, мистер Чарли, во-первых, каждая сильная личность не ощутит даже намёка нашей тирании, а во-вторых, вы были правы лет тридцать назад — тогда наш строй был олигархией одарённых энтузиастов. Теперь мы можем сказать: «Ныне отпущаеши раба твоего!» Крестьянские массы доросли до активного участия в определении общественного мнения страны. Попробуй самая сильная организация пойти вразрез мнению тех, кто живёт и думает в избах Яропольца, Муринова и тысяч других поселений, — сразу же потеряет она своё влияние и духовную власть.
Поверьте, что духовная культура народа, раз достигнув определённого, очень высокого духовного уровня, далее удерживается автоматически и приобретает внутреннюю устойчивость. Наша задача заключается в том, чтобы каждая волость жила своей творческой культурной жизнью, чтобы качественно жизнь Корчевского уезда не отличалась от жизни уезда Московского, и, достигнув этого, мы, энтузиасты возрождения села, мы, последователи великого пророка А. Евдокимова, можем спокойно сходить в могилу.
Глаза старика горели огнём молодости, перед Кремневым стоял фанатик.
Кремнев встал и с видимым раздражением обратился к Минину:
— Что же, по-вашему, социальный критерий для самооценки своих поступков для ваших граждан необходим или излишен?
— С точки зрения удобства государственного управления и как массовое явление — желателен, с точки зрения этической — не обязателен.
— И это вы проповедуете открыто?
— Да поймите вы, дорогой мой, — вспылил старик, — что у нас нет воровства не потому, что каждый сознаёт, что воровать дурно, а потому, что в головах наших сограждан не может зародиться даже мысли о воровстве. По-вашему, если хотите, осознанная этика безнравственна.
— Хорошо, но вы-то, всё это сознающие, вы, главковерхи духовной жизни и общественности, кто вы: авгуры или фанатики долга? Какими идеями стимулировалась ваша работа над созданием сего крестьянского эдема?
