Роберт Хайнлайн - Нам, живущим
— Прости, я встала раньше тебя.
— Я и сам сонный.
— Готов в кроватку?
— Полагаю, что да. Где я сплю?
— Где захочешь. Можешь лечь там же, где вчера.
Перри принял предложение и удобно расположился в привычной части дивана. Девушка легла в другой части комнаты, вяло пожелала спокойной ночи, свернулась калачиком и, казалось, сразу уснула. Перри лежал на спине, закрыв глаза, и в голове его метались перепутанные впечатления и цепочки идей, каждая из которых требовала немедленного внимания. Уснуть представлялось невозможным, однако уже через несколько минут он погрузился в теплое мягкое свечение, предшествующее сну. Вскоре он уже размеренно дышал, засыпая.
Примерно через час крик ужаса прорезал комнату. Диана села и включила свет. Перри тоже сидел — побелевший, с широко раскрытыми глазами. Она подбежала к нему.
— Перри, Перри, дорогой мой, что случилось?
Он вцепился в ее руку.
— Я падал. И как будто мое падение прервалось здесь, в темноте. Я уже в порядке. Это просто плохой сон.
— Ну же, ну, все хорошо, — успокаивала его Диана. — Погоди всего минуту. Я оставлю свет. — Она отошла и быстро вернулась с чашкой той же насыщенной ароматной жидкости, которую он пил накануне. — Пей медленно.
Он прикоснулся к ее руке.
— Ди, я понимаю, что веду себя как ребенок, но не могла бы ты немного побыть со мной?
— Конечно, Перри.
Когда он допил, она легла рядом, обвила его руками и положила его голову себе на грудь.
— Теперь просто расслабься и лежи спокойно. Ты в безопасности, и я тебя не оставлю.
Через несколько минут Перри снова мирно спал. Диана, стараясь его не потревожить, отстранилась и села. Она помассировала затекшую руку, разгоняя «иголочки», и наблюдала за лицом Перри. После долгого ожидания она наклонилась и поцеловала его в губы, быстро и нежно. Он улыбнулся во сне. Затем она вернулась на свое место на диване. Теперь настала ее очередь пытаться заснуть. Почему она его поцеловала? Как глупо. Она не была влюблена в него. Разумеется, нет. Она не знала его и не испытывала к нему сильного физического влечения. В дикарей в любом случае не влюбляются. А он, по сути, был именно дикарем. Хотя не вел себя как дикарь. И все же человек, рожденный в первой половине двадцатого века, не может быть для современной девушки компаньоном. Он ведь будет наверняка эмоционально нестабилен. Он это уже продемонстрировал своим громким криком в ночи. А ведь бояться ему было нечего. «Но что, если бы я упала и разбилась насмерть?» — задумалась она. Он не был мертв, нет! Но думал, что умер. Да нет, и не думал. Все было очень запутанно. Он выглядел таким одиноким, таким болезненным! А когда потом уснул, то стал казаться таким юным, что она растаяла. Вот в чем дело, это просто была симпатия, она поцеловала его точно так же, как пушистую макушку Капитана Кидда, когда вытащила шип из его лапки. Просто симпатия. Но зачем она уговаривала его остаться, пока он обвыкнется? Для этого ведь есть специальные организации, вполне умелые и намного лучше подготовленные, чем она. Вот черт, почему она сразу не сдала Капитана Кидда, когда он впервые стал мяукать под дверью и требовать внимания? Диана, ты дурочка, и тебя из собственного дома выгонит любое животное, ребенок, мужчина или женщина, стоит им только захотеть! Разве не построила она этот дом для уединения? Разве не переехала сюда, чтобы обнажать свою душу и исследовать ее без свидетелей? И как теперь это делать? А какие у него интересные глаза! И все же он не смотрел на нее, только иногда встречал ее взгляд. Может ли быть, что он не считает ее красивой? Может быть, она уже просто стареет? Или женщины в 1939 году были более красивыми, чем теперь? Или ему так кажется? Ну и что, если кажется? Уж ей это точно не интересно!
Диана встала и сделала себе чашку успокоительного, выпила, нашла на диване новое место, свернулась в клубочек и уснула.[5]
Глава третья
Диана проснулась следующим утром с ощущением, что день будет приятным. Она довольно потягивалась и зевала. Приподнявшись, она увидела Перри — растрепанного и все еще спящего. Она посидела неподвижно, а затем на лице ее промелькнула улыбка. Конечно, вот оно что. Ее более не одолевали сомнения и дурные предчувствия, как ночью. Напротив, помогать потерянному мальчику казалось правильным, уместным и весьма приятным. Тихонько напевая, она отправилась приводить себя в порядок и готовиться к новому дню. Возможно, она дольше обычного провозилась с прической. Как бы там ни было, прошло довольно много времени, прежде чем она ступила, порозовевшая и довольная, в гостиную. Она бросила взгляд на Перри, сказала себе, что он еще спит, а затем принялась готовить все для завтрака, стараясь не шуметь. Вскоре ее прервал голос из-за спины.
— Доброе утро.
— Ой, ты меня напугал. Доброе утро, Перри. Хорошо спал?
— Да, но послушай, ты великолепно выглядишь!
Диана смутилась и опустила глаза.
— Не пытайся мне польстить.
— Но ведь, правда же.
— Это такой обычай вашего времени — делать столь прямолинейные личные комплименты?
— Вообще-то да. А сейчас разве не так?
— Ну, так, если ты желаешь сказать что-то приятное, а комплимент заслуженный.
— Считаю, ты самое прекрасное создание из всех, что я видел.
— Но… Тьфу ты! Давай-ка быстренько освежись. Завтрак уже почти остывает.
Перри засмеялся и нырнул в гостевую туалетную комнату. Диана решительно продолжала возиться с завтраком. Она по ошибке насыпала в заварной чайник муки вместо чая, залила ее кипятком, затем топнула ногой и снова сказала «тьфу ты», после чего принялась отмывать получившуюся вязкую смесь. Перри сунул голову в комнату.
— Ди?
— Что, Перри?
— Есть тут какой-нибудь способ побриться? А то вид у меня тот еще.
— В моей туалетной есть капиллотомер. Можешь взять и использовать у себя.
— Что за катиллопомер?
— Не катиллопомер, а капиллотомер, он стрижет волосы.
— А побрить сможет?
— Будешь гладкий, как младенец. Давай-ка я тебе его раздобуду. — Она принесла прибор и показала Перри, как им пользоваться.
— Так это же просто старая добрая электробритва, только обтекаемая и с высшим образованием.
— Действительно, старомодная вещь, но я не особенно интересуюсь депиляторами. Хватит играть в нее, давай брейся. Я уже накрываю.
— Сей момент.
— Годится, но смотри, чтобы момент не растянулся дольше, чем на пять минут.
Завтрак был в чистом виде гедонизмом. Яркие лучи зимнего солнца короновали снег на далеких горах. Легкий ветерок вил причудливые узоры на водопаде. За прозрачным экраном два голодных здоровых молодых человека смотрели друг на друга поверх чашек с дымящимся черным чаем, и каждый находил второго весьма приятным видом. Фоном звучал оркестр из Гонолулу, заменяя беседу. Наконец от тостов ничего не осталось, а также и от яиц-пашот, и от фруктов из вазочки.
