Дафна дю Морье - Прорыв
На звонок жены ответил Янус. Мы были в столовой, когда он пришел передать нам их разговор. Робби вскочил, побежал к телефону, но тут же вернулся.
— Это я виноват! — закричал он. — Я виноват в том, что произошло вчера. Я не должен был этого разрешать.
— Вы знали, чем мы рискуем, — ответил Мак. — Мы все с самого начала знали, каков тут риск. Вы же сами уверяли меня, что опыт не принесет ребенку вреда.
— Я ошибался, — в отчаянии признался врач. — О, нет, не по поводу эксперимента. Бог свидетель, вы добились чего хотели. И бедняге Кену это не повредило. Но я не должен был втягивать в это дело ребенка.
— Без нее мы бы ничего не добились, — ответил Мак.
Робби выскочил из комнаты, и мы услышали, как он заводит машину. Мак и я прошли в аппаратную. Оказывается, здесь до нас побывали Робби и Янус: тело Кена исчезло со стола. Мы демонтировали оборудование и привели комнату в обычный порядок. Остался включенным только «Харон-3» с его блоком накопления. Со вчерашнего вечера он работал всю ночь, отмечая на экране размеренные взлеты и падения сигнала. Я поймал себя на том, что украдкой поглядываю на дисплей, неосознанно надеясь, что сигнал пропадет.
Зазвонил телефон, и я поднял трубку. Говорил Робби:
— Мне кажется, надо забрать ребенка, — сразу же начал он. — Это похоже на ступор. Сделается девочка буйной или нет, все равно миссис Я. с ней не справится. Спросите Мака, можно ли мне отвезти ее в психиатрическую палату Гая.
Я объяснил положение Маку и передал трубку.
— Послушайте, Робби, — сказал он, — я хочу рискнуть усыпить Ники еще раз. Может быть, это поможет, а может, и нет.
Начался спор. По отчаянной мимике Мака я понял, что Робби не сдается и, конечно, он был прав. Уже вчерашний эксперимент мог необратимо повлиять на сознание ребенка. Но я не мог представить себе, как Робби объяснит состояние девочки, если повезет ее в больницу.
Мак махнул мне рукой, требуя сменить его у телефона.
— Скажите Робби, чтобы не отключался, — бросил он.
Я был подчиненным Мака и не мог остановить его. Он подошел к передатчику «Харона-2» и включил питание — машина послала сигнал. Я взял трубку, передал Робби, что хотел от него Мак, и остался ждать. Потом я услышал, как Робби кричал миссис Янус: «Что у вас там происходит?» — и различил звук падающей на другом конце линии телефонной трубки. Несколько мгновений я слышал лишь отдаленные голоса, но наконец разобрал мольбы миссис Янус:
— Ну, пожалуйста, дайте попробовать, — упрашивала она Робби.
Мак повернулся к «Харону-1» и что-то подрегулировал. Затем он приказал мне поднести телефон как можно ближе к нему и потянулся за трубкой.
— Это ты, Ники?
Я стоял рядом и ловил шелест из трубки.
— Да, Мак, — голос девочки казался смущенным, даже напуганным.
— Скажи, Ники, что с тобой?
Девочка захныкала:
— Я не знаю. Где-то тикают часы. Мне это не нравится.
— Где эти часы, Ники?
Она не отвечала, и Мак повторил вопрос. Я слышал, как возражал Робби. Должно быть, он стоял где-то рядом у телефона.
— Они везде, — наконец ответила Ники. — Они у меня в голове. Пенни их тоже не любит.
Пенни? Кто такая Пенни? И тут я вспомнил — это ее близняшка, ее умершая сестра.
— А почему Пенни не любит эти часы?
Робби был прав — все это становилось невыносимым. Мы не должны были подвергать ребенка такому испытанию. Я покачал головой, но Мак, не обращая внимания, снова задал вопрос. Я услышал, как Ники заплакала.
— Пенни… Кен… — рыдала она, — Пенни… Кен…
Мак тотчас же включил «Харона-2». Программа воспроизводила вчерашнюю последовательность команд.
— Оставайся с Кеном. Рассказывай обо всем, что там происходит, требовала машина.
Девочка пронзительно закричала и, наверное, упала, потому что я расслышал возгласы Робби и миссис Янус и грохот падающего аппарата. Мы взглянули на экран: ритм сигнала участился, стал судорожным. На том конце провода Робби перехватил телефонную трубку:
— Мак, вы убьете ее, — взмолился он. — Ради Бога…
— Что с ней? — перебил его Мак.
— То же, что и вчера. Качается взад и вперед. Задыхается. Подождите.
Он снова бросил трубку, и Мак повернулся к пульту управления. Всполохи на экране стали ровнее. После долгой паузы Робби заговорил:
— Девочка хочет вам что-то сказать.
Последовало молчание. И наконец мы услышали детский невыразительный монотонный голос:
— Дайте им уйти.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Мак.
— Дайте им уйти, — повторила Ники.
Мак неторопливо повесил трубку. Мы следили, как сигналы постепенно приобретают свою нормальную частоту.
— Так что же это доказывает? — поинтересовался я.
Внезапно Маклин показался мне старым и безмерно усталым, а в его глазах я различил выражение, которого раньше не замечал: он был обескуражен, сбит с толку, не мог поверить в происходящее, как если бы его мозг, руки, тело протестовали против зреющей в голове мысли.
— Может быть, это доказывает, что вы были правы, — ответил он. — Может быть, это доказывает, что разум все же продолжает существовать, когда физическая жизнь подходит к концу. В таком случае, нам удалось прорваться туда, по ту сторону смерти.
Эта мысль поразила нас настолько, что, онемевшие, мы застыли. Первым оправился Мак. Он подошел к «Харону-3» и уставился в картинку на экране.
— Темп изменялся, когда девочка говорила, — заметил он. — Но сама Ники не способна вызвать колебания частоты сигнала. Это была Шестая Сила Кена и ее умершей близняшки. Ники служит передатчиком чужой энергии — она одна и никто другой. Вы понимаете?.. — Он прервался на полуслове, круто повернулся и посмотрел мне в лицо. В нем снова поднималось возбуждение. — Ники — единственная связь. Нужно привезти ее сюда, снова запрограммировать «Харона» и спрашивать еще и еще. Если и вправду мы сможем контролировать сознание и энергию…
— Мак, — перебил я его, — неужели вы хотите убить ребенка или еще хуже — на всю жизнь упечь ее в сумасшедший дом?
В отчаянии он снова взглянул на экран.
— Я должен знать, Стив, — сказал он. — Я должен это выяснить. Если сознание сохраняется, после того как погибает тело, если Шестая Сила торжествует над материей, значит не один-единственный человек на Земле победил смерть, а все человечество от начала века. Тогда бессмертие становится реальностью, и смысл жизни людей будет другим навсегда.
«Да, — подумал я, — будет другим навсегда. Сначала религия и наука будут дружно идти бок о бок. Но иллюзии неизбежно пройдут. И ученый, и священник поймут, что, обещая человеку вечность по ту сторону существования, они сделают хрупкой, уязвимой саму жизнь на Земле. Почему бы нам не уничтожить тогда калек, больных и обездоленных? Да и к чему влачить эту жизнь на планете, если главное где-то там, впереди?..»
