Валерий Моисеев - Анатомик
Отойдя от микрофона, Светлана Сергеевна почувствовала некоторую неловкость.
- Что-то я не то брякнула! - с досадой подумала она. - Если бы шефа хоронили по-человечески - на кладбище, тогда пожелание спокойного сна было бы жестко замотивировано. Но ближайшие сто лет, ему предстоит простоять на подставке в витрине анатомического музея, словно распеленатая египетская мумия, и покрываться пылью. Голышом и, вдобавок ко всему, без кожных покровов. А с этим "спи спокойно" получилась какая-то дурацкая двусмыслица. Получилось, что я пожелала ему стоя спокойно спать. Но он, же не лошадь, чтобы спать стоя! Шут его знает, что положено говорить в подобных случаях! Ну не могла же я сказать - Стой спокойно, дорогой учитель!
Пребывая в самом дурном расположении духа, Светлана Сергеевна окинула тоскливым взглядом массу людей застывших со скорбным выражением на лицах. Некоторые студентки плакали.
Нужно было отдать должное, каким бы ни был моральным разложенцем покойный, но он никогда не позволял себе никаких вольностей в стенах университета. Он никогда не распускал руки в отношении представительниц прекрасного пола. Причем это касалось, как сотрудниц, так и студенток, легкодоступность которых уже давно стала притчей во языцех.
Как-то, в порыве откровения, Эдуард Робертович признался Светлане, что до сих пор никого здесь не трахнул, только лишь потому, что женщины университета для него, прежде всего - коллеги ученые. А это понятие для него - свято.
Зато Эдуард Робертович отрывался на стороне, и как отрывался! О том, как он отводил душу, вдохновенно предаваясь пороку, в курилках слагали легенды. Не один завистник заработал язву желудка пытаясь угнаться за старым профессором. Впрочем, было понятно, что все это должно было когда-нибудь закончиться. И вот этот грустный момент наступил.
Хотя, как ни крути, а Эдуард Робертович ушел из жизни красиво. Как и подобает истинному старому ловеласу - прямиком из постели с тайской проституткой он шагнул в вечность. Наверное, если бы старому греховоднику предложили сделать выбор, он, наверняка, предпочел бы именно этот вариант.
Тем временем, траурный митинг шел своим чередом. Одних выступающих плавно сменяли другие. Светлана Сергеевна иронически хмыкнула, когда очередной убеленный сединами ученый муж начал петь дифирамбы высокой нравственности ушедшего.
- Эк, ты дедушка загнул! - невесело подумала она. - Плохо же ты знал усопшего!
Но с другой стороны, супруга профессора Чушпанникова умерла давным-давно, детей у него не было, так что ничего предосудительного в его поведении, по большому счету, не было. Ну, развлекался мужик, как умел. Ну, жил в свое удовольствие и помер, кстати, тоже с большим удовольствием.
Как медик, Светлана Сергеевна уже давно поставила своему шефу диагноз. Он страдал некоей, крайне запущенной формой приапизма, превращаясь во время обострения заболевания в старого похотливого сатира. Можно было лишь поражаться его силе воли, которая удерживала его от неадекватных поступков в стенах Медицинского университета.
Впрочем, все это уже было в прошлом. Теперь Светлане нужно было думать о том, как воплотить в жизнь больную фантазию своего шефа. А именно, как изготовить из него экспонат для анатомического музея. Ибо, этот старый извращенец, в своем завещании особо подчеркнул, что может доверить выполнение столь деликатного поручения лишь своей любимой ученице, то есть, конечно же - ей.
По понятным причинам, Светлана Сергеевна не могла взять и отказаться от возложенной на нее нелегкой миссии. Хотя если честно признаться, у нее было большое искушение послать своего дорогого учителя с его посмертным поручением куда подальше. И пусть кто-нибудь другой занимается его бальзамированием, превращая тело в эксклюзивный экспонат для анатомического музея.
Светлана Сергеевна тяжело вздохнула и, промокнув платком, внезапно набежавшую слезу, приготовилась слушать следующего оратора.
Сева с Маратом чинно стояли в холле Медицинского университета, посреди толпы пришедших попрощаться с профессором Чушпанниковым. Лица напарников выражали откровенную и ничем неприкрытую скорбь. Но скорбели они отнюдь не по поводу безвременного ухода ученого мужа из жизни.
Когда полчаса тому назад Марат услышал, что гребаный жмур завещал свое тело родному университету его чуть не хватила кондрашка. Казалось еще немного и его вытаращенные, словно у лемура, глаза вывалятся из орбит и запрыгают по мраморному полу холла.
Сева же отнесся к этому известию значительно спкойнее. Ну, по крайней мере, внешне его внутренне волнение никак не проявилось. Он лишь широко улыбнулся, скрипнув зубами и глубоко засунув руки в карманы светлого плаща, сжал пудовые кулаки.
- Что творит, гад! - тонким голосом пропел он, наклонившись к Марату. - У нас были четкие инструкции насчет всего этого бардака. Предполагалось, что нужное нам тело после похорон, благополучно окажется на кладбище. Откуда мы должны будем его по-тихому спереть, выкопав темной безлунной ночью. После этого нам оставалось всего лишь достать из него товар и свинтить из этого убогого городишки.
- Дважды два - четыре, пятью пять - двадцать пять, семью семь - сорок семь! - вполголоса прорычал Марат, свирепо покосившись на напарника. - Чего ты мне гундосишь прописные истины, которые мне и без тебя хорошо известны? Мне и без твоих причитаний ясно, что вся наша хитроумная операция вот-вот накроется медным тазом. Если кто-то из потрошителей, что во множестве обитают в анатомичке, сдуру полезет вовнутрь профессорского тела... А они туда обязательно полезут, потому что этот старый козел завещал приготовить из него мумию! Блин, лавры Тутанхамона ему покоя не дают!
- То они неминуемо обнаружат пакеты с наркотой! - закончил за Марата мысль Сева. - А дальше - звонок в полицию и пиши, пропало! То есть, миссия невыполнима!
Марат, тяжело засопев, демонстративно отвернулся от напарника, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать бесплодную дискуссию. Сева пожал плечами и принялся размышлять над тем, как разрулить ту непростую ситуацию, в которой они оказались. Но его напрочь отбитая на ринге голова, в которую и в лучшие-то времена не приходило ничего путного, как назло не хотела генерировать гениальные мысли. Даже те немногие мысли, которые у него были и те испуганно разбежались. Поняв, что мыслительный процесс для него, как обычно, закончится очередным приступом мигрени, Сева перестал думать. Вместо этого он стал сосредоточено наблюдать за происходящим в холле действом.
Тем временем, траурный митинг успел закончиться, и людской поток потянулся мимо гроба с телом покойного для прощания. Севу и Марата, захваченных общим течением, вынесло к заваленному венками и горами цветов гробу.
