Эллис Питерс - Проклятье фараона
Не представляю, когда бы мы избавились от засидевшейся гостьи, если бы не наше беспардонное, но в данном случае весьма кстати явившееся чадо. Вечерний ритуал прощания Рамзеса с папочкой и мамочкой был незыблем, как египетские сфинксы. Тем вечером мы явно задержались, а среди добродетелей нашего отпрыска терпение, боюсь, не значится. Подождав, по его мнению, достаточно долго, Рамзес отправился на поиски родителей. Понятия не имею, каким образом ему удалось ускользнуть от бдительного ока нянюшки; впрочем, он всякий раз менял тактику, доведя искусство побега до совершенства.
Двери гостиной распахнулись с таким треском, точно их толкнула рука какого-нибудь мифического исполина. На пороге же возникло нечто миниатюрное, чуть ли не эфемерное - фигурка в белой ночной рубашечке, с сияющим личиком в обрамлении чуть влажных кудрей. Ну чистый ангел! Для полного сходства с херувимами Рафаэля не хватало только крылышек за спиной.
Обеими руками несостоявшийся херувим прижимал к груди огромную папку рукопись "Истории Египта" Эмерсона. Бросив быстрый и не слишком доброжелательный взгляд на незнакомку, ребенок уверенно зашлепал к папочке.
- Говолил - почитаешь! - с укоризной напомнил он.
- Говорил, говорил... - Эмерсон взял у сына "Историю". - Сейчас приду, Рамзес. Возвращайся к себе.
- Нет, - спокойным, но не терпящим возражений тоном отозвался Эмерсон-младший.
- Какая прелесть! - пропела леди Баскервиль. - Маленький ангелок!
Я собралась было исправить это определение на другое, поточнее, как Рамзес вдруг продемонстрировал свои ямочки и сладким голоском проворковала:
- А ты - холошенькая тетя.
Напрасно тетя так расточала в ответ улыбки и алела счастливым румянцем. Откуда ж ей, бедной, знать, что в устах Рамзеса это не комплимент, а всего лишь констатация очевидного факта. Более того, легкий изгиб его губ и выбор слова "хорошенькая" вместо "красивая" (а разницу, будьте уверены, Рамзес знал с пеленок) заставили меня насторожиться. Я нутром чуяла, что наше не по годам проницательное чадо имеет что-то против леди Баскервиль и при первой же возможности выдаст в лоб свое нелицеприятное мнение. Стоит лишь подтолкнуть его в нужном направлении и...
К сожалению, подобрать ключик к откровенности Рамзеса мне не удалось: помешал Эмерсон.
- Иди к себе, сынок, - повторил он. - Няня будет волноваться.
Услышав непривычные приказные нотки в голосе отца, Рамзес удивился, но виду не подал. Холодный расчет, как вы помните, был неотъемлемой чертой характера нашего отпрыска. Вот он и воспользовался ею на полную катушку, обратив свои чары на гостью. Просеменив через комнату, Рамзес остановился напротив леди Баскервиль, с невинным видом сунул палец в рот (между прочим, от этой идиотской привычки я отучила его еще в младенчестве) и восхищенно округлил глаза.
- Очень холошенькая тетя. Ламзесу нлавится. Ламзес хочет на лучки.
- Ах ты, лицемер несчастный! - возмутилась я. - А ну кыш отсюда!
- Он у вас просто прелесть, - залепетала леди Баскервиль. - Хорошенькой тете пора уезжать, малыш. Поцелуй тетю на прощание.
Взять его "на лучки" она и не подумала. Просто наклонилась и подставила безукоризненно гладкую белую щеку. Оскорбленный в лучших чувствах - ну как же! от постели отлынить не удалось! - Рамзес звучно приложился к щеке тети, оставив мокрое пятно там, где еще секунду назад лежал ровнехонький слой пудры.
- Холошо, ухожу! - заявил наш обиженный ангел. - Быстло плиходи, папочка. И ты, мамочка. Дай мою книгу!
Эмерсон смиренно вернул сыну рукопись, и тот удалился. Леди Баскервиль, уловив намек, поднялась.
- Мне тоже пора. Ради бога, простите за беспокойство.
- Ничего, ничего, - поспешно успокоил Эмерсон. - Жаль, что не смогли помочь.
- Очень жаль, - с тонкой улыбкой согласилась гостья. - Что поделать... Теперь, познакомившись с вашим очаровательным ребенком и обворожительной супругой (тут мне пришлось вернуть ей улыбку), я могу понять, почему связанный семейными узами человек не горит желанием сменить домашний уют на полную опасностей и неудобств жизнь в Египте. Ах, мой дорогой Рэдклифф, вы стали истинным семьянином! Прелестно! Просто прелестно! Какая радость видеть вас наконец устроенным и успокоившимся! И это после стольких лет неугомонного холостячества! У кого повернулся бы язык винить вас за отказ? Никто из нас, разумеется, не верит во всякие проклятия и тому подобные глупости, однако в Луксоре действительно происходят странные вещи. И я понимаю, что сломя голову броситься навстречу неизвестным опасностям способен лишь человек мужественный, горячий, даже отчаянный. Счастливо оставаться, Рэдклифф... миссис Эмерсон. Приятно было с вами встретиться. Нет-нет, умоляю, не провожайте. Я и без того доставила вам уйму хлопот.
Вот это я понимаю - актриса! Начала за здравие, кончила за упокой. Куда только девались шелестящий баюкающий голос и умиротворенный тон. Леди Баскервиль метала фразы, точно индеец - дротики. Несчастный Эмерсон стал сине-багровым; попытался было прохрипеть что-то в ответ, но мадам лишила его даже этого ничтожного удовольствия. Грациозно развернувшись, леди Баскервиль в траурном облаке кружев и газа выплыла из гостиной.
- Ч-черт! - Эмерсон в сердцах пнул диван.
- Из ряда вон наглая особа, - согласилась я.
- Наглая?! Ничуть не бывало! Она попыталась как можно приличнее высказать то, о чем остальные предпочитают молчать. "Истинный семьянин"! Дьявольщина!
- Слышу речи мужчины... - разозлилась я.
- Неужели? Поразительно! Я давно уже не мужчина, а дряхлая старуха! Развалина, которой только и осталось, что греть у камина свою...
- Давай, договаривай! Твоя дамочка знала, что делала. Она именно на это и рассчитывала. Неужто сам не заметил, с какой злобной точностью она подбирала слова? Выудила все мыслимые и немыслимые оскорбления, разве что не добавила...
- "Под башмаком у жены"! Тут я с тобой согласен. Сказать такое ей воспитание не позволило.
- Ах, так ты, значит, у меня под башмаком?!
- Да нет же. Конечно, нет, - пошел на попятную Эмерсон. Я, впрочем, ничего другого и не ожидала. Непоследовательность в спорах, как известно, отличительная черта всех мужчин. - Ты пытаешься, как всегда...
- А ты вечно пытаешься на меня давить. Но моя сила воли...
Двери гостиной распахнулись.
- Ужин подан! - объявил Уилкинс.
- Отложите минут на пятнадцать. - Я повернулась к Эмерсону. - Если мы сейчас же не попрощаемся с Рамзесом...
- Знаю. Пойду почитаю ему, а ты пока переоденься. Не желаю садиться за стол с респектабельной клушей, от которой несет помойкой. Как ты посмела заявить, что я на тебя давлю?
- Я сказала - пытаешься. Ни тебе, ни кому другому добиться успеха не удавалось и не удастся.
