Итало Кальвино - Тропа паучьих гнезд
Красный Волк тем временем прыгает в сторону. Ему что — жизнь надоела? Нет, он хочет допрыгнуть до ближайшей араукарии и повиснуть на ее ветвях. Однако ветки под ним ломаются, и он летит вниз, сопровождаемый треском дерева и окруженный дождем мелких игольчатых листьев. Пин чувствует, что земля приближается, и не знает, за кого он больше боится — за себя или за Красного Волка, который, может быть, уже разбился насмерть. Пин, рискуя сломать ноги, опускается на землю и сразу же видит Красного Волка, лежащего под араукарией на груде обломанных веток.
— Волк! — спрашивает он. — Тебе больно?
Красный Волк поднимает голову Теперь уже не разберешь, какие ссадины на его лице остались от допросов, а какие появились после падения с дерева. Он озирается по сторонам. Слышны выстрелы.
— Ходу! — говорит Красный Волк.
Он прихрамывает, но все-таки бежит.
— Ходу! — повторяет он. — Туда!
Красный Волк знает здесь каждый уголок и ведет за собой Пина по запущенному парку, заросшему какими-то вьющимися растениями и колючей травой. С башенки по ним стреляют. Но в парке полно живых изгородей и хвойных деревьев, за которыми можно укрыться. Все-таки Пин не вполне уверен, что в него не попали. Известно, что сперва рану не чувствуешь, а потом вдруг валишься как подкошенный. Красный Волк проводит его через калитку в старой ограде и помогает перелезть через стену.
Неожиданно сумерки парка рассеиваются, и перед ними открывается сверкающий яркими красками пейзаж, словно кто-то свел переводную картинку. На мгновение они пугаются и бросаются наземь. Перед ними холм, а вокруг — бескрайнее море.
Они выбираются на заросший гвоздиками луг и ползут по нему, чтобы их не заметили женщины в огромных соломенных шляпах, занятые поливкой. За большим бетонным бассейном свалены свернутые в трубку циновки, которыми зимой накрывают гвоздики, чтобы уберечь их от холода.
— Сюда, — говорит Красный Волк.
Они распластываются за бассейном и загораживаются циновками.
— Здесь мы дождемся ночи, — говорит Красный Волк.
Пин вдруг вспоминает, как он цеплялся за водосточную трубу, как в него стреляли часовые, и его прошибает холодный пот. Когда вспоминаешь об этом, все кажется еще страшнее, чем было на самом деле. Но с Красным Волком можно ничего не бояться. Как хорошо сидеть вместе за бетонным бассейном. Кажется, что играешь в прятки. Только сейчас не разберешь, где кончается игра и начинается жизнь, и приходится играть всерьез. Но это-то Пину как раз и нравится.
— Ты ушибся, Красный Волк?
— Не слишком, — отвечает Красный Волк, он слюнявит палец и проводит им по царапинам. — Я же на ветки упал. У меня все было рассчитано. Ну как, пригодилось мыло?
— Разрази меня гром! Красный Волк, да ты просто чудо. И откуда ты все знаешь?
— Коммунисту надо знать все, — отвечает он. — Коммунист должен уметь справляться с любыми трудностями.
«Он — чудо, — думает Пин. — Вот только задается все время».
— Одно плохо, — говорит Красный Волк, — у меня нет оружия. Дорого я дал бы сейчас за «стэн».
«Стэн» — еще одно таинственное слово. «Стэн», «гап», «сим» — как бы их все запомнить? Но замечание Красного Волка радует Пина. Теперь он тоже может позадаваться.
— Мне об этом заботиться нечего, — говорит он. — Пистолет у меня есть, и я его никому не отдам.
Красный Волк подмигивает ему, стараясь не показать, что заинтересован.
— У тебя есть пистолет?
— Хм-хм, — бормочет Пин.
— Какого калибра? Какого образца?
— Настоящий пистолет. Одного немецкого матроса. Я его спер. Потому меня и засадили.
— Расскажи, как он устроен.
Пин пытается объяснить, а Красный Волк перебирает в памяти пистолеты всех систем и решает, что пистолет Пина — это «П-38». Пин в восторге: «Пе тридцать восемь!» Как здорово звучит: «Пе тридцать восемь»!
— Где ты его держишь? — спрашивает Красный Волк.
— В одном месте, — говорит Пин.
Теперь Пину надо решить, расскажет он Красному Волку о паучьих гнездах или нет. Конечно, Красный Волк необыкновенный парень: он все знает, он все умеет; но паучьи гнезда — страшная тайна, ее можно открыть лишь настоящему другу. Пожалуй, несмотря ни на что, Красный Волк Пину все-таки не очень нравится. Слишком уж он ни на кого не похож — ни на ребят, ни на взрослых: всегда говорит о серьезных вещах и совсем не интересуется его сестрой. Вот если бы его заинтересовали паучьи гнезда — дело другое. Тогда Пин простил бы ему даже равнодушие к его сестре. В сущности, Пин не понимает, чего это мужчины в ней находят: у нее лошадиные зубы и черные волосатые подмышки. Тем не менее, беседуя с ним, взрослые в конце концов обязательно приплетают к разговору его сестру. Пин пришел к выводу, что она — пуп земли, а сам он — важная персона, потому что он ее брат, брат Негры из Длинного переулка. А все ж таки Пин уверен, что паучьи гнезда гораздо интереснее и его сестры, и всего того, чем занимаются мужчины и женщины. Вот только ему никак не встретится человек, который бы это понял. Отыщи он такого человека, и он простил бы ему даже полнейшее безразличие к Негре.
Пин говорит Красному Волку:
— Я знаю одно место, где пауки делают гнезда.
Красный Волк отвечает:
— Я хочу знать, где у тебя «пе тридцать восемь».
Пин говорит:
— Как раз там.
— Объясни-ка мне, где это?
— Хочешь узнать, как устроены паучьи гнезда?
— Я хочу, чтобы ты отдал мне пистолет.
— Почему это? Он мой.
— Ты ребенок, который интересуется паучьими гнездами, на кой тебе пистолет?
— Разрази меня гром! Он мой, захочу — и заброшу его в овраг.
— Ты капиталист, — говорит Красный Волк. — Так рассуждают только капиталисты.
— Чтоб ты сдох! — кричит Пин. — Пропади ты пропадом!
— Ты что, спятил? Если нас услышат, нам крышка.
Пин отодвигается от Красного Волка, и некоторое время они сидят молча. Красный Волк ему больше не друг. Хотя он и спас его из тюрьмы, а что толку: дружбы у них все равно не получится. Но Пину страшно остаться одному, а эта история с пистолетом связала его и Красного Волка двойной веревочкой. Поэтому не надо отрезать путь к отступлению.
Пин видит, что Красный Волк нашел кусочек угля и что-то пишет на бетонной стенке бассейна. Он тоже берет кусочек угля и начинает рисовать неприличные картинки. Однажды Пин разукрасил стены домов в переулке такой похабщиной, что священник из их церкви подал в мэрию протест и заставил заново оштукатурить дома. Красный Волк пишет не отрываясь и не обращает на Пина внимания.
— Что это ты пишешь? — спрашивает Пин.
— Смерть наци и фашистам! — говорит Красный Волк. — Мы не должны терять даром времени. Пока что здесь можно заняться пропагандой. Бери уголь и тоже пиши.
