Дмитрий Колосов - То самое копье
Но их нашли. Должно быть, слух о копье все же расползся по бесконечным просторам земли и достиг ушей рвущихся к власти солнцеподобных правителей. То было очень страшное время, когда вторые хотели стать первыми. То было обычное время. То была эпоха бесконечных смут и яростной борьбы даже за крохотную долю власти. То была эпоха становления великих династий Джучи, Хубилая и Хулагу. После смерти великого хана Мункэ начался передел владений.
Это Хубилай, и никто другой, сделал все, чтобы копье не попало в руки Хулагу. Это он, рискуя разжечь большую войну, послал на запад несколько отрядов воинов, с приказом перехватить посланцев Хулагу и завладеть заветным копьем. Один из таких отрядов, числом в тридцать воинов, и наткнулся в конце концов на посланцев солнцеподобного.
Темир-Тоглук сразу же понял, что нужно воинам, настигшим его на рассвете. Рассыпавшись лавой, они окружали дугой утомленных ночным переходом витязей Хулагу. Бежать было поздно, да и некуда. На простирающейся почти до самого горизонта равнине негде было укрыться от полных сил воинов Хубилая, яро нахлестывающих свежих коней. Темир-Тоглук бросил свою горстку храбрецов навстречу врагу. Он надеялся на чудо, но чуда не произошло. Против них сражались без малого три десятка воинов Хубилая, которые не уступали им в сече. И копье ничем не могло помочь людям, им овладевшим, ибо те не знали, как пробудить силы, заключенные в копье.
Битва была скоротечной. Свист стрел и стоны, сопровождаемые глухим падением тел. И все. Воины Хулагу сразили девятерых врагов и пали, так и не исполнив поручения, данного им солнцеподобным. Они сделали все, чтобы исполнить его, но судьба была против них, а слово судьбы весомее всех прочих слов, если, конечно, сам человек не повелевает судьбой. Последним рухнул наземь Темир-Тоглук, утыканный стрелами, словно степной еж.
Обыскав убитых, воины солнцеподобного Хубилая, возглавляемые отважным Чевур-Багатуром, забрали копье и малую толику сохранившегося у мертвецов золота и пустились в обратный путь. Он был долог, и он был несчастлив. Неподалеку от Бухары на горстку отважных витязей напал многократно превосходящий их отряд конников Хулагу, уже извещенного о гибели своих посланцев и бросившего на поиски убийц сотню сотен своих лучших воинов.
Битва была скоротечной. Свист стрел и стоны, сопровождаемые глухим падением тел. И все. Воины Хубилая сразили семнадцать врагов и пали, так и не исполнив поручения, данного им солнцеподобным. Они сделали все, чтобы исполнить его, но судьба была против них, а слово судьбы весомее всех прочих слов, если, конечно, сам человек не повелевает судьбой. Последним рухнул наземь Чевур-Багатур, утыканный стрелами, словно степной еж.
На удивление схож конец двух историй, однако это не так. Приметив приближающихся врагов, Чевур-Багатур приказал одному из воинов взять копье и скрыться с поля битвы. Воин исполнил приказ предводителя, но лишь наполовину, ибо не было для витязя степей позора большего, чем бросить товарищей лицом к лицу с врагом. И потому воин, чьего имени мы так и не узнаем, уже ускакав с поля брани, сунул копье в одну из неприметных расселин, а потом вернулся назад, чтобы пасть со стрелою в горле. Он пал, подобно прочим, но перед тем выполнил свой долг. Воины солнцеподобного Хулагу не нашли копье и донесли господину, что оно…
— Нет, оно не исчезло! — сказал командовавший отрядом отважный Арпат. — Трусливые псы Хубилая изрубили его перед тем, как начать битву.
И Хулагу поверил его словам, ибо не имел оснований не верить. Он вступил в борьбу с Хубилаем и проиграл. И Хубилай стал великим ханом, а Хулагу основал династию ильханов, коей назначено было просуществовать менее сотни лет — срок немалый для династий Востока и ничтожный для великих династий.
В тот же год, когда пал последний из потомков Хулагу, юный сын Тарагая, владетеля города Кеша, охотился в местах, где почти столетие назад произошла не примеченная историей стычка между отрядами солнцеподобных Хулагу и Хубилая. Внезапно лошадь, на которой скакал юноша, провалилась копытом в укрытую травою расселину. Всадник и конь покатились по склону. Конь сбил копыто, а всадник потом всю жизнь приволакивал ногу. Прихрамывая и ругая собственную беспечность и неосторожность коня, сын Тарагая вернулся к злополучному месту. В сердцах он плюнул в расселину, ставшую причиной его несчастья, и вдруг внимание юноши привлек неясный блеск. Не поленившись нагнуться, сын Тарагая извлек из расселины копье, совершенно не похожее на те, какими пользовались витязи степей. Оно было длиннее, а стальной наконечник, покрытый пятнами, скорее от крови, чем от ржавчины, поражал иноземным изяществом. От наконечника исходило сияние, похожее на утренний свет. Полюбовавшись на него, юноша взял копье с собой. Его звали Тимур, а миру он вскоре станет известен под именем Тимурленга, или Тамерлана. Наступала новая эра — эра, возвеличившая стрелу и копье.
То самое копье…
3. Северная рысьСудьба человека, о котором пойдет речь, столь причудлива и достойна внимания, что пройти мимо нее невозможно. Впрочем, наше повествование коснется его лишь постольку, поскольку и он соприкоснулся с копьем — соприкоснулся случайно, ничего о нем не зная и не стремясь завладеть им.
Он родился и вырос в дальней северной стране, чья природа, заключенная в лед и в камень, сурова и неприветлива, как и ее обитатели, где речь людей звучит резко и отрывисто, словно клекот хищной птицы, где любая клятва считалась незыблемой, но незыблемой она оставалась лишь до поры до времени — впрочем, нарушить данное слово было делом обычным во все времена и во всех краях света. Земля здесь была подобна мачехе, которая не балует сладким куском нелюбимых детей, а люди были под стать ей — они брали силой все, что могли взять, не знали жалости к другим, но и не ждали жалости ни от кого.
Его звали Харальдом. Позже к его имени добавят прозвище Суровый, но, чтобы заслужить такой почет, ему придется пройти долгий путь.
В далекой северной стране отроки взрослели рано. В пятнадцать неполных лет он встал плечом к плечу со своим единоутробным братом Олавом, прозванным Святым, чтобы выйти на бой против ненавистного захватчика — Кнута Могучего, превратившего Норвегию в вотчину данов. В той первой своей битве Харальд велел привязать меч к его правой руке — он был еще слаб и боялся — нет, не смерти, — он боялся, что ему не хватит сил и он выронит клинок в схватке. Потом, когда ему уже будет пять десятков лет и его стяг будет носить гордое имя Опустошитель стран, он вздумает покорить Англию и выйдет на битву у Станфордского моста — без щита, приказав привязать по мечу к обеим рукам. Из последней сечи ему не вернуться живым, но из первой его вынесли — в крови от полученных ран, но не сломленного духом. Олаву повезло меньше, чем брату, — с ним в схватке сошелся Торир Собака, бывший его вассал, переметнувшийся на сторону Кнута Могучего, и пал конунг под его мечом, но кровь, брызнувшая из раны, окропила убийцу и предателя и излечила того от ран, отчего и стали почитать Олава Святым.
