Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 2
Как быть, если он оказался между двух огней?
Шект близоруко присматривался к стоявшему перед ним неуклюжему фермеру, который мял в руках шапку и отворачивал голову, будто избегая слишком пристального взгляда. По оценке Шекта, ему было никак не больше сорока, но тяжелая работа на земле не красит человека. Фермер побагровел под слоем грубого загара, на висках и у корней волос выступила испарина, хотя в комнате было прохладно. Руки беспокойно двигались.
— Итак, уважаемый, — приветливо сказал Шект, — вы не хотите назвать нам свое имя?
— Мне сказали, что добровольцам никаких вопросов задавать не будут, — упрямо пробубнил Арбин.
— Хм-м. Но хоть что-нибудь о себе вы скажете? Или хотите немедленно подвергнуться опыту?
— Кто, я? — в панике вскричал Арбин. — Это не я доброволец. Я ничего насчет этого не говорил.
— Так значит, доброволец кто-то другой?
— Конечно. Мне-то это на кой…
— Понимаю. Тот, другой человек, с вами?
— В общем, да, — осторожно ответил Арбин.
— Хорошо. Тогда просто скажите нам то, что считаете нужным. Все, что вы скажете, останется строго между нами, и мы поможем вам по мере наших сил. Договорились?
Фермер склонил голову, по-старинному выражая свою признательность.
— Спасибо вам. Тут вот в чем дело. У нас на ферме живет… э-э… дальний родственник. Помогает, значит… — Арбин говорил с трудом, и Шект ободряюще кивнул. — Работает он охотно, хорошо работает. Понимаете, у нас был сын, но умер, и мы с хозяйкой нуждаемся в помощи — она прихварывает. Нам без него никак не обойтись.
Арбин чувствовал, что у него ничего не получается, но долговязый ученый кивнул головой.
— Этого родственника вы и хотите подвергнуть опыту?
— Ну да, я ведь, кажется, так и сказал. Вы уж простите, если я плохо объясняю. Видите ли, у бедняги не все в порядке с головой. — И Арбин торопливо продолжил: — Понимаете, он не больной. Не такой, которых забирают. Просто туго соображает. И не разговаривает.
— То есть как не разговаривает? — опешил Шект.
— Да нет, он умеет говорить, просто не хочет. Он плохо говорит.
— И вы хотите, чтобы он поумнел?
Арбин медленно кивнул.
— Если его немного подучить, он бы смог делать работу, которая жене не под силу.
— А вы понимаете, что он может умереть? — Арбин беспомощно смотрел на доктора, крутя пальцами. — Мне нужно его согласие, — сказал Шект.
— Он не поймет, — упрямо мотнул головой фермер. И выпалил одним духом: — Но вы-то поймите, войдите в положение. Вы не похожи на человека, который не знает жизни. Он ведь стареет. О Шестидесяти пока речи нет, но что если в следующую перепись его сочтут полоумным и заберут? Мы не хотим его терять, потому я и привез его сюда. А если я так секретничаю, то это потому, — Арбин невольно обвел глазами стены, будто сомневаясь, нет ли за ними посторонних ушей, — потому, что вдруг блюстителям это не понравится. Вдруг они сочтут, что я, помогая убогому, нарушаю Наказ, но ведь жизнь-то тяжела… Да и вам будет польза. Вы же сами приглашали добровольцев.
— Это так. Где же ваш родственник?
— В моей двухколеске, если его еще там не нашли, — оживился Арбин. — Он не сумеет за себя постоять, если кто-то…
— Будем надеяться, что он в сохранности. Давайте поставим машину в наш подземный гараж. Я прослежу, чтобы о вашем подопечном никто не узнал, кроме моих помощников. И могу вас заверить, что никаких неприятностей с Братством у вас не будет.
Шект дружески ударил Арбина по плечу, и тот осклабился, будто у него с шеи наконец сняли петлю.
Шект смотрел на лысеющего толстяка, который спал на кушетке, дыша глубоко и мерно. Да, говорит нечленораздельно, чужих слов не понимает. Однако физические признаки слабоумия отсутствуют. И рефлексы в порядке для пожилого.
Да-а, для пожилого…
Шект покосился на Арбина, бдительно наблюдающего за происходящим.
— Хотите, сделаем ему костный анализ?
— Нет, — крикнул Арбин и добавил потише: — Не хочу, чтобы что-нибудь делалось для его опознания.
— Было бы неплохо, для пущей безопасности, узнать его возраст.
— Ему пятьдесят, — коротко ответил Арбин.
Физик пожал плечами — это, в конце концов, неважно. И снова посмотрел на спящего. Пациент, когда его привели, был угнетен, безразличен, замкнут. Даже гипнопилюли как будто не вызвали в нем подозрения — когда ему предложили их, он судорожно улыбнулся в ответ и проглотил.
Лаборант уже вкатывал последнюю из громоздких составляющих синапсатора. В поляризованных окнах операционной при нажатии кнопки произошла молекулярная перестройка, и они сделались матовыми. Остался только холодный белый свет над операционным столом, на который с помощью сильного магнитного поля уже переносили по воздуху пациента.
Арбин по-прежнему сидел в темноте, ничего не понимая, но твердо намереваясь вмешаться, если что пойдет не так — да только как все должно идти?
Физики, не обращая на него внимания, прикрепляли электроды к голове пациента — это дело нескорое. Шект исследовал строение черепа по Ульстеру и, обнаружив извилистые, узловатые борозды, хмуро усмехнулся про себя. По бороздам черепа нельзя безошибочно определить возраст, но в данном случае они достаточно красноречивы. Этому человеку гораздо больше пятидесяти.
Потом Шект перестал улыбаться. Что-то не так с этими бороздами…
Он готов был поклясться, что перед ним первобытный, атавистический череп, но… Может быть, это следствие умственной неполноценности пациента? Тут пораженный Шект воскликнул:
— Как я не заметил — у него же на лице растут волосы! У него всегда росла борода? — спросил он у Арбина.
— Борода?
— Волосы на лице! Идите сюда! Видите?
— Да. — Арбин вспомнил, что утром тоже заметил это, но потом позабыл. — Да, он таким и родился… вроде бы.
— Давайте-ка мы их уберем. Вы же не хотите, чтобы он смахивал на дикого зверя, верно?
— Конечно.
Лаборант, натянув перчатки, удалил щетину с помощью депиляторной мази.
— У него и на груди волосы, доктор Шект, — сказал он.
— О небо! Дайте-ка посмотреть. Надо же, какой мохнатый! Ладно, оставим. Под рубашкой не видно. Продолжим с электродами. Ставим здесь, здесь и здесь. — Тонкие, как волоски, платиновые проволочки входили в кожу. Теперь по ним, сквозь черепные борозды, будут регистрироваться слабые микротоки, циркулирующие между клетками мозга.
Электроды подключили и выключили, и стрелки чувствительных амперметров дрогнули и опали. Иглы пишущих устройств прочертили на разграфленной бумаге несколько острых зубцов. Положив график на подсвеченное матовое стекло, физики склонились над ним и зашептались. До Арбина доносились отдельные слова:
