Дмитрий Янковский - Побочный эффект
– Если все будет, как вчера, до всплеска осталось двадцать минут. Я думал, ты приедешь раньше.
– Я менял колесо по дороге, – соврал Стренч, снова вспомнив разозливший его конфликт. – Запускай оборудование.
Парень пожал плечами:
– Близкие разряды могут повредить входные контуры.
– Дерьмо собачье, Дэвид! – вспылил Стренч. – Я прервал свой отпуск и приехал сюда не для того, чтобы ты говорил мне о гребаных входных контурах! Включай оборудование.
Дэвид снова пожал плечами и скрылся в коридоре. Через минуту, успокоившись и пригладив волосы, в комнате управления двенадцатиметровым радиотелескопом появился и Стренч. Он сел в кресло возле пульта.
– Гроза кончилась, – сообщил Дэвид, барабаня по клавиатуре компьютера. – Но остаточные разряды еще шумят.
– Время?
– До часа «ноль» пятнадцать минут.
Стренч похлопал себя по карманам, но промокшие сигареты остались в шкафу. Дэвид искоса посмотрел на напарника – в операторском зале курить запрещалось.
– Расшифровка вчерашних и позавчерашних сигналов дала результат? – поинтересовался Стренч.
– Нет. Грозовая активность оказалась слишком высокой, сигнал был принят со значительным искажением. Обе записи я оставил на лентах, но кибернетики не смогли запустить их на расшифровку. Слишком забиты шумом. Судя по неискаженным фрагментам, позавчерашний и вчерашний сигналы полностью идентичны. Есть несколько совпадающих участков.
– Хорошо. – Стренч нервно потер ладони. – Я уверен, что мы поймали голос зеленых человечков.
– Не обязательно. – Дэвид пожал плечами. – Повторяющиеся сигналы могут быть…
– Я это знаю и без тебя! – вспылил Стренч.
– Наводка телескопа завершена, – холодно сообщил Дэвид.
– Время?
– Три минуты. Две пятьдесят девять, две пятьдесят восемь.
Стренч глянул на монитор, переводящий звуки Вселенной в понятный для человека графический вид. Пока лишь фон, обычный для этого участка неба. Иногда, все реже и реже, мелькали всплески далеких грозовых разрядов. Дэвид установил таймер обратного отсчета и вывел его показания на монитор. Стренч не мог оторвать от них взгляда, словно это были не цифры, а блестящий шарик гипнотизера.
– Включи звук, – попросил он. – Я хочу это слышать.
Дэвид набрал код на клавиатуре компьютера, и зал наполнился шелестом и щелчками космоса. В хаосе атмосферных шумов отчетливо вскрикивал далекий пульсар, ровно пела старая остывающая звезда, перешептывались галактики.
Курить хотелось безумно, но Стренч заставил себя не думать об этом. Таймер размеренно отсчитывал последние десять секунд.
– Ноль, – тихо произнес Дэвид.
Показания таймера замерли, закончив отсчет.
– Где сигнал, мать его? – зло прошипел Стренч.
Прошло еще секунд пять. И вдруг в колонках зазвучал, нарастая, протяжный звуковой аккорд – гармоничный и грозный.
– Это он, – шепнул Дэвид.
– Срань господня… – Стренч привстал, слушая странные переливы звука.
Но чем дольше длился сигнал, тем сложнее он становился, теряя стройность и скатываясь к фальшивым обертонам. По экрану метались линии осциллограмм и плыли потоки цифр.
– Я пишу прямо в компьютер, – сообщил Дэвид. – Очень насыщенный спектр.
Стренч не ответил. Он стоял так, будто в колонках звучал не космический шум, а гимн Соединенных Штатов Америки.
Олег мучительно ворочался, безуспешно борясь с тошнотой и шумом в голове. Через некоторое время он окончательно заблудился в закоулках собственного сознания. Иногда он пересекал темные комнаты сна, заполненные кошмарными образами, иногда он ненадолго вываливался в светлые комнаты бодрствования, заполненные жаждой и трескучей головной болью. Хотелось вырваться на свободу, но кругом были лишь светлые и темные комнаты – никакого намека на окна или двери наружу. Да и куда – наружу? Олег с ужасом понял, что единственный выход из этого кошмарного здания ведет в темный, сырой и душный подвал, пахнущий тлением и безмолвием. В подвале валялись скелеты.
Один из скелетов чуть повернул выбеленный череп, грациозно убрал паутину с лица и сказал сладким голосом Кристи:
– Где же ты так нажрался, скотина?
Он вскрикнул, прорвался в реальную комнату, где лежал, скрючившись, на диване, но разум не удержался, побалансировал несколько мгновений и снова рухнул в темноту. Придя в себя в очередной раз, бесстрастно отметил, что находится в чрезвычайно необычном помещении. Посреди него высилась огромная пирамида из небольших золотых дисков, в которых с определенной долей сомнения можно было узнать старинные монеты. Олег никогда еще не видел столько золота, но не это было главным – он понимал, что золото само по себе почти ничего не значит. Люди убивают друг друга не за тусклый желтый блеск, а за власть, которую он дает. Помещение было наполнено властью, ее можно было черпать ладонями и набивать ею карманы.
Раздался сипловато-прокуренный женский смех, и тьму комнаты прорезали цветные лучи прожекторов. Олег сидел за столиком в ночном клубе, веселый и пьяный, а у него на коленях устроилась белокурая девушка, худенькая и легкая, как пушинка. Он не помнил, как попал в этот клуб, он не помнил его названия, но ему даже в голову не пришло, что это имеет хоть какое-то значение.
Лучи прожекторов разъехались в стороны, залив помещение ярким белым светом, и Олег едва не уткнулся лицом в писсуар. Из писсуара пахло клубникой, а вокруг все было отделано сверкающим кафелем. Пол тоже был кафельным, мокрым, в нем отражались яркие светильники под потолком. Отвернувшись от писсуара, Олег увидел другую девушку, черноволосую, стоящую перед ним на коленях и дергающую застежку на его брюках. Эту он не знал совсем. Все закружилось перед глазами, и он упал спиной на пол, тупо уставившись в кафельную стену. Над ним склонился улыбающийся дантист с огромным стеклянным шприцем в руке.
– А у вас, молодой человек, изо рта воняет, – усмехнулся доктор, выпуская из иглы тонкую прозрачную струйку. – Будем усыплять-с.
Олег дернулся, почувствовав острый укол в бедро, в лицо пахнуло ледяным ветром, яркий свет собрался в один слепящий круг, оставив остальное пространство черным. Олега били ногами – не зло, скорее для порядка, потом куда-то поволокли. Он равнодушно смотрел, как мимо проплывают дворовые лавочки, заснеженные качели и столик, на каких пенсионеры любят играть в домино.
Потом его рвало, он замерз и ломился в закрытый подъезд, его снова били, на этот раз совершенно другие люди и с гораздо большим усердием. Он гнался за кем-то, сидел на дорожном бордюре, а хмурый кавказец рылся в его карманах и приговаривал:
