Роман Злотников - Трилогия «Арвендейл»
— Ну как, сильно расстроен?
— И чего вы меня все учили, если я до сих пор ничего не умею! — зло пробурчал Трой.
— Ну почему же, кое-что умеешь. Но к главному мы пока еще не приступали.
— А чего не приступали-то! — сердито бросил мальчишка. — Чего время тянуть?
— Пойми, все, чем мы занимались с тобой до этого, всего лишь общая подготовка. Прежде чем работать над техникой боя, нужно было хотя бы немного укрепить мышцы, связки, поднять координацию, отработать дыхание. Без этого нельзя.
Трой пару минут раздумывал над его словами, потом, уже спокойнее, спросил:
— Дядя Ругир, а сколько мне надо заниматься, чтобы научиться… ну, хорошо… ну, с мечом там, с топором…
Ругир поморщился.
— Да-а-а, парень, пожалуй, стоит заняться с тобой еще и риторикой. Хотя в этом я учитель, считай, никакой, но… — И он глубоко задумался. Трой пару минут постоял, ожидая, пока Ругир обратит-таки на него внимание, не дождавшись, дернул его за рукав.
— Дядя Ругир, я же спросил!
— Чего?
— Ну, сколько мне еще заниматься, чтобы как вы… или дядя Тристан.
Ругир улыбнулся, потрепал мальчишку по вихрастой голове и спокойно ответил:
— Всю жизнь.
Глава 3
Кровь Марелборо
— Аклх… — Наверное, человек, привязанный к пыточному щиту (если ЭТО еще можно было назвать человеком), попытался в очередной раз просипеть проклятие, но на этот раз у него ничего не вышло. Его легкие уже были заполнены кровью, и поэтому вместо слов раздался только хрип и бульканье. Палач наклонился над телом и пару мгновений придирчиво всматривался в искаженное мукой лицо. Да нет, не притворяется, все верно. Он повернулся к хозяину, по своему обыкновению на время допроса уютно устроившемуся в своем массивном деревянном кресле, установленном в дальнем углу пыточной, и молча поклонился. Герцог Эгмонтер неторопливо поднялся из кресла и, сделав два лениво-изящных шага, в свою очередь склонился над телом, распятым на пыточном щите. Распятый отходил. Впрочем, это было понятно. Если бы в пыточной присутствовал кто-то посторонний, обладающий к тому же достаточно крепкими нервами и привычкой к пыткам (ибо, чтобы выдержать даже лишь шестичасовое созерцание подобных пыток, одних лишь крепких нервов было бы явно недостаточно), то он был бы изрядно поражен тем, как долго это продолжается. Впрочем, однажды так и случилось. Правда, не в этот раз. Полтора года назад барон Грондиг был удостоен чести присутствовать при пытках главарей банды, разбойников, которые на протяжении нескольких месяцев изрядно беспокоили земли герцога и барона. Главарей было двое — мужчина и женщина. Он был ремесленником, горшечником из Буавилля, а она — мельничихой из Дальних холмов. Оч-чень романтическая история… могла бы быть… если бы ему не перевалило за пятьдесят и он не был бы одноногим горбуном и бывшим солдатом, а она — сорокалетней бабищей весом под десяток пудов и матерью семерых детей. Причины, по каким они подались в разбойники, тоже были далеки от романтических и даже от сколь-нибудь разумных.
У нее стая оборотней сожрала всю семью, включая шестерых внуков, и эта дура не нашла ничего лучшего, как обвинить в этом барона Грондига. Дескать, крестьяне подали челобитную еще за семь недель до того, как оборотни напали на Дальние холмы и устроили пиршество. Ну, естественно, барону было не до того, чтобы просматривать всякие там писульки от черни. К тому же иногда оборотни посылают в так называемый «поход за мясом и силой» свой молодняк, и обычно дело ограничивается лишь разорением пары-тройки домов да умерщвлением двух-трех десятков крестьянских душ. Совсем не повод поднимать солдат и гнать их в какую-то глушь. Все равно эта чернь плодится как кролики. А знаете, сколько стоит ПОДГОТОВЛЕННЫЙ солдат? Да три десятка крестьян не окупят расходы на возмещение потерь и за пять лет! Ну а горшечник просто вел «неправильные» речи. Дескать, в столице нет таких ограничений на торговлишку и житье, как с него требуют. За это и поплатился. На примере этого самого горшечника герцог еще раз убедился, что милосердие — вещь крайне вредная, проблем после нее только становится еще больше, и зарекся когда-либо впредь его проявлять. Стража бургомистра всего-то и сделала, что разнесла горбуну лавку да побила все его горшки. И дурака, считай, почти не покалечили — только сломали два пальца на левой руке.
То есть мог бы взяться за ум и спокойно доживать свой век под милостивой дланью герцога Эгмонтера. Так нет же — собрал в котомку свой скарб и ушел в леса. И потом почти четыре месяца тревожил Королевский тракт налетами. Да так, что герцогу и барону пришлось ЛИЧНО, отложив в сторону другие дела, озаботиться поимкой смутьянов. Барон к тому моменту успел потерять десяток солдат, так что, как ни крути, его стремление к экономии ни к чему не привело. Если бы сразу отправил солдат на поиски стаи — вероятно, потери были бы такими же, а может, даже и меньше. Все ж таки оборотни ограничились только мельницей и еще парой крестьянских домов, так что это, скорее всего, был-таки поход молодняка, и полурота солдат справилась бы с ними без всяких проблем, а так… Ну вот, когда палач герцога закончил, барон не преминул выразить герцогу свое восхищение талантом этого самого палача и признался: он ожидал, что пытаемые отдадут богам душу часа на полтора-два раньше, чем это произошло на самом деле…
— Хорошо, Хлыст, только в конце ты сработал грязно. Рот пытуемого должен до самого последнего мига быть готовым извергнуть слова, а он у тебя захлебнулся собственной кровью. Если еще раз такое случится, будешь наказан.
Палач подобострастно закивал головой и скорчил виноватую мину: мол, все понимаю, исправлюсь, впредь никогда… но герцог не обратил на его ужимки никакого внимания. Он просто развернулся на каблуках и вышел из пыточной. Отдавать какие-то особенные распоряжения Хлысту необходимости не было. Он был достаточно вышколен и сам знал, что делать, поэтому герцог не сомневался: несмотря на то, что пока у него нет никаких планов относительно новых допросов, к полуночи весь пыточный инструмент будет вычищен, пыточный щит и полы начисто вымыты, очаг убран и заполнен свежим углем. Пыточная — это такое помещение, которое всегда должно быть в полной готовности. Мало ли как повернутся дела?
Герцог поднялся по крутой винтовой лестнице и, пройдя узким кривым коридорчиком, толкнул маленькую дверцу и вошел в свой кабинет. Попасть в ту часть подземелий замка, где располагались пыточная, сокровищница и еще несколько приватных помещений, можно было только из этого коридорчика, в который выходили потайные двери из кабинета, личных покоев герцога и библиотеки. Кабинет был ярко освещен лучами заходящего солнца, пробивавшегося сквозь высокое стрельчатое окно, забранное свинцовой решеткой с вставленными в переплеты кусочками дорогого стекла. Герцог окинул кабинет цепким взглядом (хотя, казалось бы, чего опасаться в самом сердце собственного замка), удовлетворенно вздернул левый уголок рта и, обойдя большой стол, уселся в массивное кресло с высокой спинкой. Герцог Эгмонтер любил подобные кресла, они очень напоминали трон…
