На луче света (ЛП) - Брюэр Джин

— Ага. Миллиарды и миллиарды только в этой ГАЛАКТИКЕ. Вы удивитесь.

— Можешь дать нам немного времени, прежде чем отправиться назад? Можешь уделить нам ещё шесть недель?

— Я могу дать лишь то, что у меня есть.

— Можешь, хотя бы, сказать, сколько у тебя есть?

— Неа.

— Но прот… На кону жизнь Роберта. Именно поэтому ты здесь, не так ли?

— Я уже говорил: я дам некоторые знаки. Это не будет полной неожиданностью.

— Счастлив это слышать, — мрачно произнёс я. — Ладно. Ну, а пока ты здесь, я хочу задать тебе ещё один вопрос о Робе.

— Это обещание?

— Не совсем. Итак, есть какая-то иная причина, по которой он вдруг заговорил со мной? Что-то, чего я не знаю?

— Похоже, нет никаких пределов тому, чего вы не знаете, мой человеческий друг. Но вот что я скажу: не обманывайтесь его радостным расположением. Это было всё, что он смог сделать, чтобы выйти сегодня. Ему по-прежнему предстоит долгий путь, и он может отступить в любой момент. Будьте помягче с ним.

— Сделаю всё от меня зависящее, прот.

— С вашими-то примитивными методами? Удачи.

Он взял кусок апельсина и затолкнул его в рот.

— Как твои успехи с письмами, кстати?

Сквозь оранжевые зубы:

— Прочёл большую часть.

— Принял какие-либо решения?

— Слишком рано для этого.

— Скажешь мне, когда решишь, кого взять с собой?

— Могу. Или, может быть, оставлю это для телешоу.

— Что? Кто сказал тебе об этом?

— Все, кто знал об этом.

— Понятно. И, я полагаю, о поездке в зоопарк тоже знают все? И обо всех людях, что хотят с тобой поговорить?

— Конечно.

— Прот?

— Да, тренер?

— Ты сводишь меня с ума?

— Хотите об этом поговорить? — вздохнул он.

Думая, что он шутит, я усмехнулся. Но он казался весьма серьёзным. Я посмотрел на часы на стене позади него — у нас было ещё несколько минут. Я встал.

— Ладно, ты садишься на моё место, а я на твоё.

Не колеблясь ни секунды, он вскочил и подбежал к моему креслу. Он плюхнулся в него, несколько раз сжал виниловые ручки и прокружился в полный круг. Очевидно, наслаждаясь положением, он схватил жёлтый блокнот и начал яростно строчить, поглаживая воображаемую бороду.

Я занял его кресло.

— Ты должен задать мне несколько вопросов, — подтолкнул я.

— Это необязательно, — промямлил он.

— Почему нет?

— Потому что я уже знаю, что тревожит вас.

— Хотелось бы услышать, что это.

— Алиментарно, мой дорогой тракт [14]. Вы родились на средней по размеру, жестокой ПЛАНЕТЕ, с которой у вас нет никакой возможности убежать. Вы здесь в ловушке по милости ваших человеческих собратьев. Это любого сведёт с ума.

Он вдруг стукнул по ручке моего кресла.

— Время вышло! — он резко придвинулся, схватил ещё один апельсин и вгрызся в него. Затем он снова покружился и бросил ноги на мой стол.

— И ещё, у меня есть работа, которую нужно делать, — заключил он пренебрежительным тоном. — Заплатите в кассу на выходе.

Я одарил его плохой имитацией усмешки Чеширского кота. Он завизжал и бросился к двери.

Это случилось не раньше того, как я случайно бросил взгляд на жёлтый блокнот, исписанный им. Неопрятным, но разборчивым почерком он писал, снова и снова: 17:18/9/20. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, но, в конце концов, я понял: он уходит двадцатого в 5:18 вечера!

В последний раз я навещал третье отделение перед моим "отпуском", потому я решил провести себе небольшую экскурсию. Я нашёл Майкла в палате 3А, просматривающего книгу под названием "Право на Смерть", работа, которую он читал десятки раз, также как Рассел читает и перечитывает Новый Завет.

Пронесись мимо голая женщина, Майкл проигнорировал бы её. Он хотел знать, когда ему позволят поговорить с протом. Я непростительно для себя запамятовал о его просьбе, но сказал ему, что выполню её немедленно. Он сказал, я надеюсь, в шутку:

— Я уже мог быть мёртв к тому моменту, как он будет здесь.

Я похлопал его по плечу и продолжил свой обход, останавливаясь, чтобы пообщаться с жертвами различных социальных и сексуальных отклонений, измученными душами, захваченными ограничениями функций своих организмов. Я наблюдал с нескончаемым изумлением, как один из них, мужчина японо-американец раздевался, нижнее бельё его пропахло промежностью, затем снова одевался и раздевался, и так раз за разом. Другой мужчина предпринял попытку поцеловать мою руку. Другие выполняли свои бесконечные ритуалы и понуждения. Тем не менее, ни один из этих несчастных существ не был более трагичен, чем жители палаты 3Б, пациентов с серьёзным аутизмом.

В аутизме некогда винили преимущественно бесчувственных и беззаботных родителей, особенно матерей. Теперь же известно, что аутисты страдают неким дефектом головного мозга, вызванным генетическим либо органическим заболеванием, и никаким воспитанием не изменить ход этого изнурительного бедствия.

Проще говоря, у аутистов отсутствует часть функций мозга, делающих личность одушевлённым человеческим существом, кем-то, кто может отнести себя к другим людям. Хотя они часто в состоянии исполнять экстраординарные трюки, они, кажется, совершают их совершенно механически, без каких-либо "ощущений", что они чего-то добились. Способность аутистов концентрироваться на чём-либо, что занимает его или её мысли поразительна, и, как правило, исключает всё остальное. Разумеется, есть и исключения: некоторые из них способны выполнять задания и учиться в некоторой мере функционировать в обществе. Большинство, однако, живут в своих собственных мирах.

Я застал нашего двадцатиоднолетнего мастера-инженера, которого я назову Джерри, работающим над воссозданием моста Золотые Ворота [15] из спичек. Он был почти закончен. Рядом были отображены копии Капитолия, Эйфелевой башни и Тадж-Махала. Я немного понаблюдал за ним. Он работал быстро и ловко, при этом, кажется, не уделял особого внимания своему проекту. Его глаза метались по всей комнате, а ум, видимо, находился в другом месте. Он не использовал никаких записей и моделей, работал по памяти — по фотографиям, на которые лишь мельком взглянул.

Я обратился к Джерри, который, возможно, даже не заметил меня:

— Это прекрасно. Как скоро ты закончишь?

— Закончишь, — ответил он, не сбавляя темпа.

— Что будешь делать дальше?

— Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше. Дальше…

— Ладно, я должен идти.

— Идти. Идти. Идти.

— Пока, Джер.

— Пока, Джер.

Так было и с другими: большинство из них либо бесцельно блуждали, либо пялясь на кончики своих пальцев, либо изучая пятна на стенах. Временами кто-нибудь издавал собачий лай или начинал хлопать в ладоши, но никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания и даже не смотрел в мою сторону, как если бы аутисты активно практиковали своего рода отчаянное избегание. Тем не менее, мы продолжаем пытаться найти способ наладить с ними связь, чтобы войти в их миры и привести их в наш.

Единственное, что огорчает, так это отсутствие у них контакта с другими людьми. Пока всё, что мы знаем — они могут быть вполне счастливы в пределах своих реалий, по сути охватывающих гигантские вселенные, исполненные невероятным разнообразием форм и отношений, с интересными и захватывающими видами и вкусами, запахами и звуками, которые нам себе и не представить. Было бы интересно заглянуть в такой мир хоть на один восхитительный момент. Решились ли бы мы остаться там — это уже другой вопрос.

БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Всё ещё пытаясь вплотную заняться тем, что я подозревал под датой предстоящего «отбытия» прота, я вышел прогуляться по саду, где в самом разгаре шла игра в крокет, хотя невозможно было определить, какие там действовали правила. Позади этого цирка я обнаружил Клауса, ведущего поверх подсолнухов оживлённую беседу с Кассандрой — женщиной за сорок, имевшую способность прогнозировать определённые события с непостижимой точностью. Как ей это удаётся — загадка для всех, в том числе для неё самой. Проблема Кассандры в том, что она не находит никакого интереса в чём-либо ещё. Попав к нам, она находилась в состоянии, недалёком от голодной смерти. Первыми её словами при виде представшей пред ней лужайки с множеством здешних кресел и скамеек, с которых она могла созерцать небо, были: «Думаю, мне здесь понравится».