Ричард Бах - Дар тому, кто рожден летать
А теперь давайте рассмотрим некоторые факты, которые не могут иметь никакого отношения к разбегу при взлете Аэронки-Чемпиона номер 2758Е.
Допустим, Эверетт Донелли знает о надвигающемся буране и реальной перспективе гибели от холода в изуродованном самолете. Все это неминуемо случится, если он не сможет взлететь с первого раза.
Он вспоминает тот день, когда впервые увидел этот солнечно-желтый с багрянцем забрызганный грязью Чемп на летном поле в Пенсильвании, где после войны он учился летать. Он вспоминает, как все лето напролет и все выходные работал, чтобы заплатить за курсы.
Он вспоминает пятнадцать тысяч летных часов и то, как вновь нашел этот Чемп под обломками ангара.
Он вспоминает годы, ушедшие на восстановление машины, и первый полет Джин Донелли на этом самолете. И еще то, что ни на какой другой машине, кроме Чемпа с номером 2758Е она летать не согласится.
Он вспоминает самый первый полет своего сына и самый первый его самостоятельный полет - в день, когда мальчишке исполнилось шестнадцать.
И он запускает двигатель и садится в кабину, дает полный газ, и Чемп начинает двигаться в направлении противоположного конца площадки, потому что пришло время отправляться домой.
Поверьте, все, что было сказано выше о самолетах - чистейшая правда. И проведенное мною коротенькое исследование было выполнено безупречно, поскольку в нем сконцентрировался весь опыт самолетостроения, начиная с того времени, когда человек впервые поднялся в воздух на самолете. Не существует ни одной теории, которая не была бы практически опробована авиаинженерами и авиаконструкторами.
И все теории, и все факты утверждают, что всякая попытка взлететь при дистанции разбега на 407 футов короче, чем необходимо, для Эверетта Донелли смертельна. Лучше вырыть яму и попытаться пережить буран. Пусть лучше ураганный ветер разнесет самолет на части. Тогда хотя бы пилот может /. /`.!. " bl выбраться из диких гор пешком. Все, что угодно - лучше, чем попытка преодолеть заведомо непреодолимое препятствие.
Как мы уже убедились, самолет есть машина. Это не мои измышления, и не моя прихоть. Я вообще тут ни при чем, ибо таково утверждение десятков тысяч блестящих умов, подаривших человечеству искусство и скорость полета. А я всего лишь задался целью выяснить, верит ли хотя бы один из них, что самолет есть нечто большее чем просто машина. Но в тысяче книг и полумиллионе страниц схем, чертежей и формул нет ни слова, оставляющего хотя бы слабую надежду на ошибочность моих расчетов необходимой длины разбега для самолета Эверетта Донелли там, на крохотном плато среди гор. Никто, ни единый голос, не намекает на то, что при определенных условиях летчик, который любит свой самолет, может заставить машину на несколько мгновений ожить и испытать ответную любовь к своему пилоту, и продемонстрировать ее, свершив маленькое летное чудо. Ни единого слова об этом нигде.
Компьютер сформулировал окончательный приговор: необходимый разбег должен равняться 1594 футам. Это - абсолютный минимум.
Уверяю вас, ошибки здесь нет. Ни под каким видом Чемп не мог преодолеть стену этих деревьев. Это было просто-напросто невозможно. Согласно расчетам, самолет должен был врезаться в деревья на высоте двадцати восьми футов от поверхности земли, набрав к этому моменту скорость в пятьдесят одну милю в час. Сила удара по главному несущему лонжерону правого крыла в семидесяти двух дюймах от центроплана была бы достаточной для того, чтобы сокрушить главный и задний лонжероны. Смещение центра тяжести заставило бы самолет перевернуться и зарыться носом в землю. Сила удара об землю превзошла бы допустимые нагрузки на узлы крепления двигателя. Двигатель вдавился бы внутрь фюзеляжа, проломив при этом огнеупорную переборку и пробив топливный бак. Брызнувший на горячие выхлопные патрубки бензин мигом испарился бы, а пламя из-под головок разгерметизированных вследствие деформации корпуса двигателя цилиндров подожгло бы эти пары. Через четыре минуты тридцать секунд самолет был бы полностью охвачен пламенем. И неизвестно, хватило бы этого времени на то, чтобы тот, кто находился в машине, успел прийти в сознание после удара, выбраться наружу и удалиться на безопасное расстояние. Последний пункт, а именно степень достаточности промежутка времени для выполнения определенных действий, не описывается законами аэродинамики и теоретической механики сопротивления материалов и потому является величиной неопределенной.
Все это было описано мною с одной лишь целью: еще раз напомнить вам о том, что самолет, на котором летают - не более чем машина. И как бы нежно вы к нему ни относились, как бы его ни лелеяли, машиной он и останется. Самолет суть машина.
И потому в то утро я никак не мог увидеть, как Эверетт Донелли садится на своем Чемпе и подруливает к заправке.
И я, конечно, не мог ему заявить:
- Эверетт, ведь ты же - мертвый!
А он никак не мог рассмеяться в ответ и сказать:
- Ты что спятил? Я такой же мертвый, как ты. А ну-ка, поведай мне, как это вышло, что я погиб?
- Ты совершил вынужденную посадку в горах в сорока двух милях на север от Бартонз-Флэт, площадка была только 1187 фугой длиной, высота над уровнем океана - 4530 футов, нагрузка - 6, 45 фунта на квадратный фут площади крыла.
- А, да, точно, сесть пришлось. Маслопровод полетел. Но я на него зажим с прокладкой поставил. Потом масла немного долил, взлетел и даже домой успел до урагана. Останься я там - не сладко мне было бы, верно?
- Но ведь разбег:
- Ты уж поверь! Я когда приземлился дома - посмотрел: в колесах иголки сосновые застряли. Но старина Чемп иногда проделывает дивные вещи. Если с ним хорошо обращаться.
Это не могло произойти. Ни при каких условиях это не может произойти. И если вы когда-нибудь услышите о подобном случае с каким-нибудь пилотом, если что-то в этом роде произойдет с вами - не верьте. Этого не может быть.
Самолет не бывает живым.
Самолет не может знать, что такое "любовь".
Самолет суть холодный металл.
Самолет - всего лишь машина.
&
Девушка из давным-давно
- Я хочу лететь с тобой.
- Будет холодно.
- Все равно я хочу лететь с тобой.
- И продувать будет, и масло кругом, и шум такой, что даже думать невозможно.
- Я знаю, я пожалею о том, что на это решилась. Но все равно, хочу лететь с тобой.
- И ночевать придется под крылом, в дождь и в грозу - прямо в грязи. А питаться - в крохотных кафе небольших городишек.
- Знаю.
- И никаких жалоб. Ни единой.
- Обещаю.
Итак, после несчетного количества дней молчаливых колебаний, моя жена, наконец, решилась заявить, что желает отправиться в передней кабине моего странника-биплана - с ревом и сквозняком - в полет длиной в тридцать пять сотен миль. Через весь гористый Запад и Великие равнины к холмам Айовы и обратно в Калифорнию через Скалистые горы и Сьерра-Неваду.
У меня вполне были причины на то, чтобы предпринять этот перелет. Один раз в год тысяча с лишним медленных громыхающих машин - арфоподобных из-за множества струн-растяжек, стоек и распорок, антикварных принадлежностей древних небес - слетались отовсюду на травяной ковер в самом центре летней Айовы. Это было место, где летчики делились друг с другом своими матерчатоаэролаковыми радостями и брызго-масляными горестями, радуясь встрече с друзьями - такими же помешанными на аэропланах и в них влюбленными. Все эти люди - одна семья, и я тоже принадлежу к ней. Мне необходимо было встретиться с ними со всеми, это и было причиной, побудившей меня отправиться в путь.
Бетт было гораздо труднее на это решиться. Когда она договаривалсь о том, чтобы в течение этих двух недель за детьми присматривали, ей пришлось признать, что она отправляется со мной, потому что ей хочется лететь, потому что это будет занятно, потому что после она сможет сказать: "Я это сделала". Конечно, для принятия решения ей потребовалось определенное мужество, однако меня не оставляли сомнения относительно того, сможет ли она справиться с задуманным, ибо я был твердо убежден: она понятия не имеет обо всем том, с чем ей предстоит столкнуться во время перелета.
Мне уже приходилось совершать дальний перелет на этой машине. Я перегонял самолет в Лос-Анжелес из Северной Каролины, через неделю после того, как купил его у там одного коллекционера старинных аэропланов. За тот полет со мной приключилась одна небольшая авария и одна поломка двигателя, в течение трех дней я промерзал буквально до костей, два дня летел над пустыней в такую жару, что двигатель грелся почти до предельно допустимых температур. Я вступал в сражения с ветрами, гнавшими аэроплан назад. Однажды мне пришлось лететь под плотным покровом тяжелой облачности так низко, что самолет время от времени цеплял колесами верхушки деревьев. Короче, в тот раз я натерпелся более чем достаточно. Теперь же предстоявший перелет был на тысячу миль длиннее, и лететь я должен был не. $(-, а с женой.
