Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Книга 7
— Так не пойдет, — сказала Коретта. — Вытаскивай назад. Подержи-ка, пока я мешок расправлю. — Она вывернула мешок наизнанку и ловко, как чулок, натянула на тело.
— Что же мы будем делать с…? — спросил Григорий.
— Думаю, ничего, — медленно произнесла Коретта. — Наверное, ни похорон, ни заупокойной. Давай просто привяжем к койке.
— Вот к этой, — предложила, выпрямляясь, Надя. — Кто-нибудь, помогите мне, пожалуйста.
Когда Патрик позвал его, Григорий даже обрадовался: ему хотелось уйти.
— Включи, пожалуйста, телепринтер, — попросил Патрик, продолжая смотреть невидящими глазами в темноту, и показал пальцем туда, где стоял аппарат. — Просто щелкни тумблером, и он включится, а потом переведи на прием, передай команду «к приему готов» и жди ответа.
— Совсем не трудно, — Григорий так и сделал, и аппарат быстро напечатал: ОПИСАНИЕ ОПЕРАЦИИ «ЗМЕИНОЕ КОЛЬЦО».
— Что это? — спросил Григорий, прочитав Патрику эти слова.
— Собери сюда всех остальных, я хочу, чтобы знали и они.
Спокойным, бесстрастным голосом Патрик рассказал экипажу о предложении Дилуотера и о том, что за программа строчка за строчкой выползала сейчас из принтера. Григорий воспринял сообщение стоически, с присущей славянам невозмутимостью. Коретта не совсем поняла, что это значит.
— Программа самоуничтожения двигателя? Патрик кивнул:
— Проще было бы сказать, программа превращения двигателя в бомбу. Они хотят, чтобы мы сами себя взорвали, чтобы предотвратить возможные тяжкие жертвы на Земле.
— Прекрасно, — не скрывая горечи, произнесла Коретта. — Они загнали нас сюда, посадили на мель, попытались уничтожить ракетой, а теперь ждут, что мы из благодарности совершим атомное самоубийство. Почему же они просто не выстрелили в нас еще разок? Может быть, американцы прицелятся лучше советских.
— Причины, разумеется, есть, — заметил Патрик. — Наверное, у них не было полной гарантии того, что удастся стереть нас в порошок вместе с нашим ядерным топливом с помощью одной ракеты. А ты как думаешь, Григорий?
— Я? Никак. На несколько минут раньше или позже — но мы все равно погибнем. Ты командир, тебе и решать.
— Нет, нам следует решить вместе. Надя?
— Делай все по инструкции, взорви нас и дело с концом.
В ее голосе была скорее боль, чем возмущение. Патрик понимал, что она чувствует; он и сам испытывал то же самое. Наркотики притупили боль в обожженных глазах, но боль, терзавшая душу, была сильнее.
— А что ты скажешь, Коретта?
— Я? Какая разница! Тебе придется быть мудрым и в конце концов принять логичное решение — предпочесть спасение мира нескольким лишним минутам оставшейся нам самим жизни. Так что, давай делай свое дело и не спрашивай меня. — Она уже почти кричала, когда вдруг поняла, что теряет над собой контроль. Она, прошедший специальную подготовку врач, обязанный всегда сохранять спокойствие, впадает в истерику, а двое ослепших людей по-прежнему держат себя в руках. Она перевела дыхание и извинилась. Ей было стыдно.
— Ничего страшного, бывает, — сказал Патрик.
— Бывает, верно, но ведь у вас не меньше причин жаловаться на судьбу. Фу, какой стыд! Однако попробуем рассуждать логически. Если мы так или иначе умрем через несколько минут, или часов, или — когда там они предполагают?..
— Солнечная активность почти не увеличилась, сила начинающейся бури меньше, чем ожидалось.
— Если нам по-прежнему не везет, то вспышка на Солнце будет сильнее, но, даже если этого не произойдет, все равно у нас останется не более семнадцати часов, ну так и черт с ним. Готовь взрыв, и пусть кто-нибудь нажмет на кнопку.
— Ты и в самом деле говоришь то, что думаешь? — спросил Патрик.
— Да, черт возьми, а что?
— Просто ни я, ни Надя ничем вам помочь не в состоянии. Всю подготовку к взрыву придется провести вам с Григорием.
— Логично, — сказал Григорий.
Коретта была потрясена, но потом все-таки криво улыбнулась:
— Хорошо, хорошо, пусть будет так. Добрая Коретта Сэмюэл, спасительница жизней человеческих, кончает собственную жизнь, изготовляя атомную бомбу. А почему бы и нет, командир? Обо мне будут слагать песни в негритянском гетто, вы и оглянуться не успеете.
— Тогда договорились, — подытожил Григорий.
— Да, — подтвердила Надя.
— Сообщу им, — Патрик включил радио. — «Прометей» вызывает Центр управления полетом. Нельзя ли поговорить лично с мистером Дилуотером?..
— НЕТ! — Флэкс так рявкнул в ответ, что динамик на стене загрохотал. — Я не соединю вас ни с президентом, ни с Дилуотером, и вообще — ни с кем, весь кабинет сейчас заседает.
— В чем дело, Флэкс? — спросил Патрик, но в ответ услышал только треск статического электричества.
— Что он такой сердитый? — удивилась Коретта.
— Господин президент, американский пилот, он же командир корабля, настаивает на разговоре с вами.
— Зачем? В чем дело?
— Точно не знаю, сэр. Он был очень взволнован. Он сообщил, что экипаж «Прометея» принял решение использовать программу «Змеиное кольцо», но сначала с вами хотел переговорить мистер Флэкс.
— Что за черт! Он что, не может оставить меня в покое?.. — Бэндин уже начал накаляться, и Дилуотер попытался успокоить его.
— Я думаю, что он не стал бы напрасно беспокоить вас, сэр. Он тоже устал, все мы устали. Уверен, что речь идет о чем-то важном…
— Давай соединяй, и покончим с этим скорей. Дилуотер кивнул и что-то сказал в свой микрофон.
Голос Флэкса загремел из динамика.
— Говорит Центр управления полетом. У меня на связи «Прометей», могут ли они поговорить с Белым домом?
Дилуотер, опередив вконец рассердившегося президента, быстро заговорил:
— Да, мы вас слушаем.
— Хорошо. Вы готовы, «Прометей»?
— Да.
— В таком случае, — внятно проговорил Флэкс, — я хочу, чтобы все слышали ответ генерала Бэннермана на вопрос, который я ему задам. Генерал, верно ли то, что вы сообщили несколько часов назад: что транспортный «челнок» для спутника ВВС США пока еще не готов к полету?
— Да, это так.
— Нет, это не так! Это ложь. Верно только то, что корабль находится сейчас на стартовой площадке на мысе Канаверал и с ним поддерживается постоянная связь. Однако он готов стартовать, как только закончится заправка. Разве не так?
— Нет. — Лицо Бэннермана не дрогнуло, по нему ничего нельзя было прочитать. Зато Дилуотера и других членов кабинета этот вопрос Флэкса просто ошеломил. Флэкс между тем продолжал:
