Альфред Ван Вогт - Слэн
Но она вышла, и знание того, что ее тело лежит внизу, в непроглядной темнице, охватило ее. В этом мраке бесполезны были глаза, уши, даже прикасания, только то великолепное, полное жизненной радости могущество, которое было самой сердцевиной ее сущности.
Было время, очень давно, когда ее тело оставалось контролируемым на расстоянии, когда она выходила из него. Но сила, дававшая ей такую возможность, покинула ее. Пройти сквозь стены было достаточно легко. Дорогу она узнала. Как часто в далеком прошлом она выплывала через ту глубину утеса, вонзаясь в воду, которая подхватывала самоубийц и благополучно опускала их на скалистый берег, вынося из моря на высоком приливе…
Теперь медленнее! Чувство воды было теперь ближе и сильнее. Слишком сильным. Она должна быть дальше. Вот и береговая линия; вода тянула ее дальше в море, а потом к берегу. Дважды происходило еще что-то, чувство отличалось. Но каждый раз оно было таким слабым, смерть наступила слишком давно.
И затем… у нее появилось тело. Невозможно было сказать, как долго девушка была мертвой, но аура жизни, которая истекала из ее бесчисленных клеток, была сильной, почти грубой, по сравнению с мягким давлением моря и суши… Лоони парила невидимо, и затем она оказалась внутри, ее существо растекалось по мертвым нервам. Тело облегало ее, сопротивляясь жизни всей силой вялого механизма. Это было похоже на движение в растекающемся песке. Смерть для человеческого существа была окончательной и завершенной.
Как долго она лежала там, в безвременной ночи, она не могла определить. Не было времени, только это бедное, истерзанное тело и успокаивающая определенность смерти.
Сознание жизни пришло впервые в неровное пульсирование воды, разбивающейся о скалистый берег. Затем появилась пульсация, которая была более болезненной, так как она поддерживала ее своим сознанием и ждала. Медленно, постепенно она чувствовала гальку, камни и песок, давящие на ее новое тело. Затем пришло движение. Ноги подтянулись под действием сокращения мышц, руки напряглись.
Последним вернулось зрение. Она видела ночь, искажающую заполненное облаками небо, и возвышающийся утес. Риф удерживал ее тело между утесом и бушующей бездной, которой являлось море; были там и другие формы тел. А через залив горели огни города. Она справилась с ностальгией, которую навеял вид города и усиливающееся действие ее сопротивляющихся членов. А пока она оставалась качаться, прижимаясь к утесу, который возвышался над ней. Пришла мысль, что не существует человеческих мышц, которые были бы способны взобраться вверх из этой фантастической пропасти.
Но избежать этого подъема было невозможно. Она должна убить, чтобы спастись. Она нашла оружие на месте, где скрывала его в течение всех этих вынужденных меланхолических экскурсий, когда ей надоедала темница и она гуляла вдоль этого скалистого берега, где так много утонувших людей делали вынужденную остановку для бездумного отдыха, прежде чем быть поглощенными древним океаном. Как давно она вот так гуляла!
Она проверила свои приспособления и начала взбираться. Ночь продолжалась. Облака дрейфовали над морем на северо-запад. Звезды светили ей среди них, помогая взбираться по гигантского размера утесу. Внезапно дико закружился ветер. Облака повернули вспять, став теперь темными, словно, собрав дождя сколько могли, они вернулись, чтобы помучить ее. Дождь тяжело обрушился вниз. Он омыл ее лицо и сделал холодными и мокрыми ее тело и руки. Когда он наконец закончился, начало светать.
Солнце пришло в блестящих красных лучах, появившихся из-за горизонта. Она преодолела уже большое расстояние, но еще огромный отрезок пути ей предстояло преодолеть, напрягая все силы утомленного тела. Смерть для человека — только надежда. Долгий, долгий путь, казалось, заканчивался наконец.
Глава 9. Крепостной дворец
Время для Холройда не двигалось. Немедленно он начал бороться против энергии, которая текла с такой пугающей силой через его тело из рук девушки. Следующим пришло знание того, что он лежит на полу большой комнаты — необычной, залитой солнцем комнаты.
Она была шириной в сто футов и длиной по крайней мере в двести, но через мгновение он уже не ощущал величин. Только подчеркнутая изысканность, истекающее великолепие, которое смешивалось с потоками ослепительного солнечного света, льющегося через проем окна. Мебель пылала, пламя играло розовым отблеском на креслах, шкафах и столиках превосходной работы, замечательных тканях. Отделанные панелями стены сияли мягким голубым цветом ценных пород дерева. В дальнем конце этой потрясающей комнаты было несколько напоминающих драгоценности дверей со стеклянными проемами. Свет струился и через эти проемы, создавая иллюзию деревьев за ними, иллюзию, потому что стеклянные двери не давали на расстоянии четкой видимости…
Восхищенный, Холройд глядел в том направлении, затем медленно осел назад, ошеломленный видом движения, которое попало в его поле зрения. Тот, кто подходил к нему, оказался самым замечательным в этой комнате — юной золотоволосой женщиной. У него не осталось времени обозревать комнату, его привлекла женщина, поразили голубые глаза и совершенное тело, облаченное в плотно облегающее снежно-белое платье; а затем донесся голос, сладко-настоятельный и тревожный.
— Инезио! — сказала она. — Что случилось? Ты рухнул, как ошеломленный врил.
Она стояла, ожидая ответа, а Холройд получил время сосредоточиться на серии сведений. Инезио! Его мозг ухватился за имя. В агонии, он думал: «Она доставила меня во дворец, подменив мной принца Инезио».
Пришло воспоминание о том, что Лоони сказала о необходимости решительных действий. Понимание раздуло пламя мужества. Какое-то время он был растерян, затем к нему вернулось самообладание. Он сказал:
— Я отключился. Извини.
Он встал. Молодая женщина, пальцы которой были мягкими и белыми, помогла ему. Она была сильной. «Как тигрица», — подумал Холройд, следя за ее походкой, когда она пошла в сторону одной из дверей. Она задержалась в дверном проеме на фоне мраморного зала и сказала:
— Этим утром Бекар собирается принести тебе список подлежащих казни. Я надеюсь, что ты подпишешь его, — ее глаза сверкнули. — Я хочу, чтобы мы наконец покончили с этими так называемыми патриотами, которые толкают Гонволан к войне с Нуширваном, а затем и с Аккадистраном. Я вернусь, чтобы позже обсудить этот вопрос.
Она ушла. Холройд опустил руки вниз, словно любое действие могло вернуть ее назад, как будто это движение способно было растолковать ему то, что она сказала: списки подлежащих казни. Долгое время он еще не понимал. Лоони перенесла его во дворец, подменяя им принца Инезио. Для чего? Чтобы предотвратить казнь? Или чтобы дать понять ему, насколько важным было балансирование на грани жизнь — смерть? Одно он только знал точно. Он сам, собственной персоной, был в крепостном дворце.
