Владимир Голубев - 1894
— Петров, пять нарядов вне очереди, — сказал Гусев, — Дисциплина, Петров, дисциплина.
Мичман довольно посмотрел на матроса, предвкушая развлечения.
— Мичман! Назначаю тебя начальником концлагеря. Лютый и Тимофей тебе помогут. Возьмите автоматы и бегом на тот берег острова встречать японцев. Тех, кто доплывет.
— Разрешите вопрос, ваше превосходительство!
— Разрешаю.
— Что такое концлагерь?
— Сажать японцев в тюрьму незаконно, а в лагерь — запросто. Да. У тебя на правой руке пальцы плохо срослись…
— Сломали в сингапурской тюрьме. Стрелять из автомата не помешает.
Гусев проводил взглядом мичмана и повернулся к пробоине, механики закончили свое обсуждение и ждали только его.
— Заплатку сможете поставить?
— Выправим сталь на борту. Наложим времянку. Волны, практически, нет, можно рискнуть дотянуть до Шанхая. Катера и весь груз лучше оставить здесь, — заявил главный механик.
— Сколько времени уйдет на ремонт?
— До вечера провозимся с заплаткой, сутки туда, сутки обратно, двое суток на ремонт.
— Катера обязательно оставлять? Неужели двигатели так сильно изношены?
— Лишняя тысяча километров — это два десятка налетов! — напомнил механик.
— Тогда забери себе пару торпедных установок, — решил Гусев.
— Это еще день работы, — вопросительно посмотрел механик.
— Безопасность важнее. Заплатишь китайцам за скорость, сэкономишь это время на ремонте баржи!
Гусев ушел на второй барже к островам Бородино. Он не дожидался окончания ремонта первой баржи, зато успел проверить концлагерь мичмана.
Якуб ориентировался на тюремный опыт Сингапура. Для экономии кандалов преступников там транспортировали, сковывая деревянными колодками шею и руки.
Мичман встречал выползающих из воды японцев и надевал на них колодки: парочка двухметровых бамбуковых палок три-четыре сантиметра толщиной.
Тимофей и Лютый поначалу рубили бамбук шашками, но Лютый почти сразу пожалел заточку и послал Тимофея за топором.
На берег выбрались три десятка японцев, при этом все четырнадцать офицеров спаслись. Естественно, первым приплыл офицер, он попытался показать гонор, но был избит мичманом до потери сознания. Следующим приплывшим был тоже офицер. Видя избиение своего сослуживца, японец не спешил выходить на берег, стоя в полусотне метров по горло в воде. Как только избитый офицер потерял сознание, Якуб надел на него колодки, и доброжелательным голосом позвал офицера, стоящего в воде, при этом все слова мичмана были нецензурные. Якуб нежно уговаривал японца, ни разу не повторившись. Лютый уважительно покачал головой, оценивая богатство морского матерка. Пока офицер трусливо мок в воде, на берег выполз матрос, плача от счастья. Он сам подставил руки, показывая покорность судьбе. Дальше все напоминало конвейер, офицерам Якуб для профилактики давал в зубы, матросов отправлял к Лютому и Тимофею.
— Слышь, мичман! — оторвал Якуба от мордобоя Лютый.
— Ну?
— Не запрягал ещё, — окоротил мичмана казак, — Одежонку япошкам надо дать, какую-муть. Ночью перемерзнут без штанов и сапог.
— Свою смену отдашь? — засмеялся мичман.
— Нет, конечно. На той стороне острова два десятка рыбаков убитых.
— Кормить тоже собираешься?
— Можно дать вяленой рыбы из рыбацких запасов? Она с душком, боцман запретил её трогать.
— Добрый ты, Лютый! Слишком добрый. Меня в тюрьме кормили только на третий день, и то половину пайки узкоглазые отобрали.
За разговором они не заметили, как подошел Гусев.
— Молодец. Здорово придумал с бамбуком. Послушай, мичман, последнюю четверку японцев не связывай, заставь их шалаш из бамбуковых хлыстов строить. Я пришлю тебе трех матросов в помощь, казаки мне самому скоро понадобятся.
Гусев подошел к японским офицерам, сидевшим кучно, и поприветствовал их по-английски. Лишь у одного, самого молодого из них, мелькнуло на лице понимание, и он дернулся ответить, но не решился. Гусев поднял его на ноги за ворот и потащил с собой.
— Мичман, по-английски сможешь объясниться?
— Маленько разумею.
— Назначаю этого самурайчика «старшим по бараку». Через четверо суток вернется твоя баржа. Твоя задача проста: все японцы должны быть живы. Ты понял? Все должны быть живы! Запомни: это японцы, они тебя в тюрьме не мучили.
Мичман угрюмо посмотрел на пленных и спросил:
— Через четыре дня мы отпустим их на свободу? Кто мне говорил, что моряков отпускать нельзя? Японцы покупают у англичан много кораблей, а офицеров и матросов у них не хватает. Можно отправить их в Шанхай?
— Лишние полторы тонны веса! Баржа и так будет цеплять воду на волне.
Хотя, я поговорю с боцманом, попрошу хотя бы офицеров забрать.
— Просить не надо, надо приказать.
— Ему тонуть — ему и решать.
* * *Боцман долго выспрашивал у Гусева: обязательно ли ему брать японцев на борт, и, в конце концов, удостоверившись в обратном, отказал.
Володя уходил с острова с тяжелым камнем на душе, мичман Якуб показался ему злым и мстительным человеком.
Погода, баловавшая Гусева две недели, продолжала стоять на редкость приятной для плавания, даже встречный ветер почти стих. Движение японских парусников замерло, и баржа шла, практически, избегая встреч.
Лишь дважды на горизонте показались верхушки парусов и пропали.
На встречу в Северный Бородино баржа пришла позже винджаммером с десантом на два дня, хотя и ровно в назначенное время. Вилкокс запаздывал. На берегу острова, открытого Захаром Ивановичем Панафидиным, Гусева встречал атаман с молоденьким казачонком.
— Флегонт Силыч! Здравствуйте, а это что за казак? — Гусев кивнул в сторону Франчески.
Девушка была наряжена в армейские шаровары, внизу широкий манжет с застёжкой на три пуговицы, который не дает ноге вылезти из сапога. Хотя вместо сапог у Франчески были чувяки, тапочки без каблуков. К их задникам Франческа через дырочки продела шнурки, которые поверх шерстяных носок были завязаны на щиколотках. На бешмете рукав был не разрезной, а застёжка в складку. Папаха высокая, меховой околыш больше двадцати сантиметров.
— Дайка я тебя обниму, Владимир Иванович, месяц, считай, не виделись, — обрадовался Гусеву атаман, — на девицу не смотри, волю ей дал отец сверх всякой меры.
— … и не порол никогда, — рассмеялась Франческа, — Как тебе, Вова, мой казачий наряд?
— Во-первых, — нахмурился Гусев.
— Знаю-знаю. Во-первых, «дядя Володя», — хитро улыбнулась Франческа, — Ты меня даже не обнимешь?
