Виталий Башун - Будь здоров
Дарнила, как всегда, стремительно прошла по коридору больницы в свой кабинет, зорко подмечая по пути малейший непорядок. Однако все замеченные мелочи вкупе не стоили одного вопиющего факта — на столе не лежали и не ожидали подписи документы: ведомости о постановке и снятии с довольствия больных; расходные на материалы, зелья и белье, использованные для обеспечения лечения; акты списания продуктов и прочие, крайне важные для функционирования этого учреждения бумаги. Дата ее возвращения была всем известна… впрочем, не лежат ли эти документы у Торсилезы, но, скорее всего, нет. Миринилла заглянула в кабинет, услышав грозный рык, и не успела открыть рот, как на нее посыпался град обвинений в некомпетентности, распущенности, вседозволенности… и прочая и прочая — с обещаниями всех поувольнять и на арбалетный выстрел не подпускать более к больнице, где люди мучаются, перебарывая болезни, в то время как отдельные вертихвостки манкируют своими обязанностями, даже не пытаясь облегчить участь пациентов. Затем, скорбно вздохнув, мрачно спросила — давно ли умерли дедушка-сердечник и Норбиано с паучьей болезнью. Она, вроде как видела, проходя по коридору, пустую палату для безнадежных с распахнутой настежь дверью и сделала свои выводы. И вот тут-то — Миринилла выдержала длинную, театральную паузу — ей и объяснили, что документы не подготовлены в связи с полным отсутствием больных… Бедная заведующая аж за сердце схватилась — что с ними? что этот мальчишка здесь натворил? Ой, много чего натворил! Вылечил! Да по домам разогнал…, в том числе и обоих безнадежных. В последнее она долго не могла поверить, пока ей не рассказали, как сердечник стал ухлестывать за кладовщицей, а дед егеря подарил господину лекарю заветный бочонок бардиньяка, после чего упоил весь постоялый двор. Долго командующая больницей не могла поверить во все это — прошлась по пустым палатам с аккуратно заправленными койками, заглянула на кухню, где половина котлов покоилась на полке, а не на плите, и, наконец, просмотрела карты последних больных. Добило ее сообщение о пожертвовании господином Боантиром пятисот корон в фонд больницы.
Теперь весь персонал взахлеб пересказывает друг другу эту сцену, как положено, приукрашивая и добавляя все новые и новые подробности.
— Ой, девочки, я сама видела — она как услышала, что Норбиано здоров и намедни укушался вместе с господином лекарем на постоялом дворе, так глаза у ней стали такие большие-пребольшие, круглые-прекруглые… и говорит тихо-тихо, никогда от нее не слышала такого: девочки, накапайте успокоительного. Вот! Ей, почитай, целый фиал выпоить пришлось.
— Это еще что! А вот когда ей показали договор с Боантиром, она раз пять его перечитала, а потом таким слабым голосом, прямо как пациентка из безнадежных, спрашивает: я, мол, в Бардиносе или случайно в другой город заехала… Хи-хи.
Одна маленькая, но, я подозреваю, неизбежная в нашей семейной жизни деталь немного попортила нам со Свентой праздник встречи. Господин лейтенант, с первого завтрака докучавший жене своими комплиментами, не оставил своих попыток закрутить с ней роман, старательно делая вид, что мужа у нее нет и не было. Остальные местные сердцееды довольно быстро поняли, что им «не светит», и переключились обратно на юную графиню. Этот же проявил неуместное упорство и терпение, при каждом нашем появлении в ресторане назойливо оказывая моей жене знаки внимания, в основном словесные, вычитанные из той самой книги, о которой я уже говорил ранее. Надо отдать ему должное — книжные комплименты он «творчески» перерабатывал применительно к объекту своего интереса. Так, например, во время одного из ужинов он с апломбом произнес.
— Леди! Ваши изумрудные очи своим сиянием и изумрудностью соперничают с самим небом!
Свента не выдержала и расхохоталась.
— Может быть, вам стоит показаться моему мужу? Боюсь, что-то у вас со зрением не то! Где же вы видели зеленое небо? Особенно здесь — в горах?
— Для меня теперь все в этом мире — под цвет ваших очаровательных глаз! — не растерявшись, выпалил лейтенант.
— Благодарю вас за комплимент, но… Мы. С мужем! — подчеркнула Свента. — Хотели бы продолжить ужин.
Лейтенант не понял, или сделал вид, что не понял намека, и продолжил осаду крепости, видимая неприступность которой только разжигала в нем азарт. Следуя непреложной истине — нет таких крепостей, которых не могли бы взять бравые офицеры — он сменил тактику и вместо лобового штурма пошел в обход…, как и все нормальные герои. Покинув на время район боевых действий, и, присоединившись к компании сослуживцев, он стал громко обсуждать мои «достоинства». Его друзья морщились и пытались вежливо одернуть зарвавшегося ловеласа, но тот не унимался. Вдруг на весь ресторан — шум разговоров в это мгновение почему-то на минуту стих — прозвучал один из его «остроумных» и оригинальных пассажей: «Толстая клистирная трубка плохо смотрится рядом с прекрасной жар-птицей»! Свента мгновенно подобралась, как кобра перед броском — в глазах ее хищно блеснули две ледяные молнии — она гибким, почти змеиным движением, выскользнула из-за стола и молниеносно оказалась совсем рядом с этим шутником. Того прямо шатнуло от такой стремительности.
— Господин офицер. Правда и не знаю…, уж офицер ли вы, ибо прилюдно оскорбляете благородную даму?
— Чем же я вас оскорбил, милая леди? — не на шутку удивился лейтенант.
— Вы знаете, что муж и жена, соединенные Богиней Жизни, считаются одним целым? Так какой же частью клистирной трубки вы считаете меня? — и в приступе острого любопытства взмолилась: — Скажите же мне! Не томите. Я прям, умираю от желания узнать, как выгляжу со стороны.
Офицера явно шокировала такая трактовка его высказываний.
— А-а-а-а-а… что? Ккак вы сказали?
Открытый рот и вытаращенные глаза свидетельствовали о его глубочайшем изумлении. По-видимому, он и не представлял себе, как выпутаться из сложившейся ситуации. Свента милостиво пришла ему на помощь.
— Впрочем, я не расслышала. Может, вы и не говорили ничего подобного?
— Да-да, — ухватился за подсказку лейтенант. — Вам послышалась! А я ничего такого…
— Тогда прошу меня извинить. Показалось, — она на показ облегченно вздохнула. — А я уже стала строить всякие несуразные предположения… Знаете, — доверительно, понизив голос, стала объяснять эта проказница, — муж мой не может себя сдержать при одном только намеке на то, что меня обидели. Он такой чувствительный…, поэтому с обидчиками я предпочитаю разбираться сама… — так для них больше шансов выжить.
— Если вы считаете, что меня можно запугать…
