Аластер Рейнольдс - Пространство Откровения
– А я?
– Идите к ближайшему лифту. Я прикажу ему доставить вас к скафандру. Вам не придется ничего делать, скафандр сам обо всем позаботится.
– Садзаки, я…
– Через десять минут вы должны покинуть корабль. Скафандр привезет вас ко мне. – Перед тем как отключиться, Садзаки добавил с усмешкой: – И настоятельно советую не будить жену.
Садзаки сдержал слово. Лифт и скафандр знали совершенно точно, куда надо доставить Силвеста.
По пути он никого не встретил. Никто не помешал скафандру обмерить его, адаптироваться к его параметрам и наконец мягко, даже ласково окутать собой нового хозяина.
Не было никаких признаков того, что корабль заметил открытие люка или выход Силвеста в космос.
Вольева проснулась. Черно-белый сон с армиями каких-то воинственных насекомых прервался совершенно неожиданно.
Хоури лупила кулаком в дверь каюты и кричала, но спросонья Вольева не разобрала ни слова. Когда же она открыла дверь, прямо в лицо ей уставился плазмобой. Хоури заколебалась, а потом неохотно опустила оружие, как будто не была уверена, что за дверью никто не прячется.
– Что случилось? – спросила Вольева.
– Паскаль подняла тревогу, – ответила Ана. Пот крупными каплями выступил у нее на лбу, на ложе ружья мокрые ладони оставили темные пятна. – Она проснулась, а Силвеста и след простыл.
– Исчез?
– Но кое-что оставил! Она жутко переживает, но все же отдала это, чтобы я показала тебе. – Плазмобой повис на ремне, Хоури вынула из кармана какой-то клочок.
Вольева протерла глаза и взяла бумагу. Прикосновение осязательных бугорков на пальцах активировало скрытое послание, и на фоне переплетающихся птичьих силуэтов нечетко проявилось лицо Силвеста.
«Боюсь, я солгал тебе, – зазвучал его голос с бумаги. – Паскаль, мне будет очень жаль, если ты возненавидишь меня, но я надеюсь, этого не случится, ведь мы столько пережили вместе. – Голос стал еле слышен. – Ты умоляла меня отказаться от затеи проникнуть внутрь Цербера. И все же я ухожу. В ту минуту, когда ты услышишь эти слова, я уже буду в пути, и меня никто не сможет остановить. Мне ничем не оправдать свой поступок, кроме того, что я должен его совершить, и, думаю, ты всегда понимала это. Тем более что волей судьбы мы оказались так близко от этого места. – Он замолк, чтобы перевести дух или обдумать дальнейшее. – Паскаль, ты единственная, кто догадался о том, что на самом деле произошло у Завесы Ласкаля. И ты знаешь, как я восхищаюсь тобой. Вот почему я не побоялся признаться тебе. Клянусь, то, что я рассказал, мне тогда казалось истиной. Это ни в коем случае не было очередной ложью. И вот теперь эта женщина, которую Хоури считает Кариной Лефевр… Она подослала Хоури, чтобы убить меня, чтобы не подпустить к Церберу!»
На несколько секунд бумага смолкла. Затем опять зазвучал голос Силвеста:
«Паскаль, я вел себя так, будто не поверил ни единому ее слову. Возможно, я и в самом деле тогда не верил. Я гнал призраков прошлого, я хотел убедить себя самого, что происходящее ныне не имеет никакого отношения к тому, что случилось там, у завесы.
Ты понимаешь меня, правда? Я обязан дойти до конца, иначе призраки не умолкнут. Может быть, я должен поблагодарить Хоури. Она дала мне толчок, хотя я никогда еще не испытывал такого страха перед своей возможной находкой. Я не думаю, что она, даже все они, плохие люди. И уж конечно, это никак не относится к тебе, моя Паскаль. Я знаю, они убедили тебя, и ты пытаешься отговорить меня, потому что любишь. И, делая выбор, я предаю твою любовь. Невозможно выразить словами, какую боль я испытываю при этом.
Поймешь ли ты меня? И сможешь ли простить, когда я вернусь? Разлука не будет долгой – каких-нибудь пять дней. А может, и гораздо меньше. – Он опять помолчал, прежде чем добавить постскриптум. – Я беру с собой Кэлвина. И сейчас, когда записываю эти слова, он во мне. Я бы солгал, если бы сказал, что мы не пришли к… новому равновесию. Думаю, он будет полезен».
Изображение на бумаге померкло.
– Знаешь, – сказала Хоури, – были моменты, когда мне становилось его жаль и он даже казался симпатичным. Но он все испортил.
– Ты сказала, что Паскаль переживает.
– А как бы ты себя чувствовала на ее месте?
– Не знаю. Возможно, он прав. Возможно, она действительно знала о том, что должно произойти. И вполне вероятно, что ей следовало бы хорошенько подумать, прежде чем выходить замуж за такую свинью.
– Считаешь, он уже далеко?
Вольева бросила взгляд на бумагу, как будто надеялась получить новую информацию.
– Надо полагать, ему посодействовали. Тех, кто мог содействовать, осталось мало. В общем-то, никого, если не считать Садзаки.
– Его, конечно, не стоит исключать. Наверное, он вылечился быстрее, чем мы ожидали.
– Нет. – Вольева нажала на свой всеведущий браслет. – Я знаю, где находится каждый член триумвирата. Хегази – в воз душном шлюзе, Садзаки – в лазарете.
– Как насчет того, чтобы на всякий случай проверить?
Вольева схватила комплект одежды, достаточно теплой, чтобы можно было посетить любой отсек с искусственной атмосферой. Сунула за пояс игольный пистолет, а на плечо повесила тяжелый двуручный автомат, который Хоури выбрала для нее в арсенале. По сути, это было спортивное оружие с огромной начальной скоростью пули, изобретенное в двадцать третьем столетии. Продукт Первой Панъевропейской Демархии лежал в чехле из черного неопрена. По бокам ложа были инкрустированы два китайских дракона из золота и серебра, с рубиновыми глазами.
– Ни в малейшей степени не возражаю, – сказала она.
Они достигли воздушного шлюза, в котором был заперт Хегази. Последнему нечем было заниматься, кроме любования собственной персоной в полированных стенках. Так, во всяком случае, считала Вольева в те редкие минуты, когда вспоминала об арестованном триумвире. Вообще-то, ненависти к Хегази она не испытывала – слабоват он был, чтобы вызывать к себе такое чувство. Порой ей казалось, что существовать он способен только в тени Садзаки.
– У тебя с ним не было проблем? – спросила Вольева.
– Нет… разве что он все время доказывал свою невиновность. Говорил, что не выпускал Похитителя Солнц из ЦАПа. Звучало довольно искренне.
– Это очень старая техника, известная под названием «ложь».
Вольева поправила на плече автомат с китайскими драконами и взялась за рычаг механизма, открывающего внутреннюю дверь шлюза. Ноги прочно уперлись в покрытый слизью пол.
Нажим.
– Не могу открыть.
– Давай я попробую! – Хоури оттеснила ее и налегла на рычаг. – Нет, – сказала она после нескольких попыток. – Заело, должно быть.
– Ты, часом, не заварила дверь?
– Может, и стоило.
Вольева постучала:
– Хегази, ты меня слышишь? Что у тебя с дверью? Не можем открыть.
Ответа не последовало.
– Он там, – сказала Вольева после консультации с браслетом. – Не слышит через плиту?
– Мне это не нравится, – буркнула Хоури. – Дверь была в полном порядке, когда я уходила. Придется стрелять в замок. – Не ожидая согласия Вольевой, она крикнула: – Хегази! Слышишь меня? Мы будем стрелять в дверь!
Она сорвала с плеча плазмобой. На предплечье напряглись крутые мышцы. Другой рукой она прикрыла лицо и для надежности отвернулась.
– Подожди! – крикнула Вольева. – Мы слишком торопимся. А что, если открыта внешняя дверь шлюза? В таких случаях срабатывают датчики давления и задраивают внутреннюю дверь.
– В этом случае Хегази не доставит нам неприятностей. Разве что он умеет жить не дыша по нескольку часов.
– Верно. И все же не следует пороть горячку.
Хоури подошла к двери вплотную:
– Если тут и есть панель, показывающая давление за дверью, то ее нипочем не найти под грязью. Я могу поставить коллимацию на минимум. Просверлим дыру толщиной с иголку.
– Валяй, – согласилась Вольева после некоторого колебания.
– Хегази, мы изменили план! Я проделаю отверстие вверху двери. Если ты стоишь, то сейчас самое время сесть и подумать о приведении твоих дел в порядок.
Ответа не последовало.
«Плазмобою поставленная задача может показаться оскорбительной, – подумала Вольева. – Все равно что нарезать свадебный торт промышленным лазером».
И все же Хоури своего добилась. Вспышка, треск – это плазменное ружье плюнуло тонким продолговатым семечком шаровой молнии в дверь. Образовавшаяся дырочка была очень похожа на лаз жука-древоточца.
В течение секунды из нее тянулся серый дым.
А затем с шипением ударила темная дуга кипятка.
Не теряя времени даром, Хоури просверлила дыру большего диаметра. Теперь ни она, ни Вольева не сомневались, что за дверью нет живых. Хегази или мертв по неизвестной причине, или неизвестным образом покинул шлюзовую камеру. Эта струя бурой жидкости под высоким давлением – его последнее послание бывшим тюремщикам.
Хоури снова выстрелила, и струйка превратилась в поток толщиной в руку, ударивший с такой силой, что попавшая под него Ана не устояла на ногах. Рядом с ней в толстый, по щиколотку, слой слизи шлепнулось и ружье. Слизь зашипела, коснувшись раскаленного ствола. К тому времени, когда Хоури кое-как встала, поток унялся, лишь струйки толчками выплескивались из отверстий в двери. Хоури подняла плазмобой и стерла с него грязь, сомневаясь, что оружие осталось исправным.
