Роман Караваев - Недалеко от Земли
– Есть, – Варенцов нервно отключил связь, глянул на сиротливо топчущихся у покалеченной техники солдат, криво улыбнулся и направился к дожидавшимся его спецназовцам. Уже на подходе он понял, что ситуация изменилась.
Бойцы сбились в одну большую группу и настороженно смотрели на приближающегося к ним от ворот человека, одетого в растоптанные валенки, рваные ватные штаны, замызганную телогрейку, всю в каких-то ржавых пятнах, и древнюю суконную шапку с ухом, свесившимся набок. Был он небрит и краснорож, в зубах сжимал гигантскую самокрутку, а на носу его чудом держались допотопные круглые очки, дужка коих еще не отвалилась только благодаря изоленте. Второй, тот самый двойник майора, сложив руки на груди, подпирал изгородь. Не доходя до края опушки нескольких шагов, это чучело остановилось, покачиваясь, и дребезжащим голосом осведомилось:
– Мужики, вы чего тут толпитесь в такую рань? Жабры горят? – он произвел несколько неуверенных движений, каждый раз промахиваясь мимо кармана, раза с пятого все-таки попал и извлек на свет божий огромную бутыль самогона, почти в половину своего роста, явно не способную уместиться внутри ватника. – Дык вот! Есть у нас…
Ряды спецназа дрогнули, по ним пробежал ропот, некоторые перекрестились.
– А-а-а! – скрипнул убогий абориген, заметив сии жесты. – Стало быть, христиане среди вас есть? – он тяжко вздохнул и выпустил из самокрутки клуб сизого дыма. – Отчего ж душегубством пробавляетесь? Кореша моего, – кивок в сторону лже-майора, – чуть не извели?..
В это время Варенцов уже пробрался меж податливо уступающих дорогу бойцов и вышел вперед. Окинув диковинного таежного обитателя цепким взглядом, он угрюмо спросил:
– Сам-то ты, любезный, кто будешь?
– Дык ить живу я здесь, – с самым доверительным видом сообщил этот шут гороховый, поставил бутыль с мутной жидкостью на снег, запустил неверную руку во второй карман, пошарил, с трудом вытащил цепляющуюся краями обглоданную фанерку, водрузил сверху на узкое горлышко и плотно уселся, нимало не заботясь о равновесии. Затем простер заскорузлый перст в сторону особняка. – В лачужке вот… непосредственно…
«Ни хрена себе, лачужка!» – подумал Варенцов, но вслух сказал:
– А нам говорили, что лесник здесь молодой.
– Не всякому верь, что скажут, – в надтреснутом голосе драного жителя VIP-хауза трудно было уловить назидание, и, тем не менее, оно прозвучало. – И не всякое твори, что велят… Что за печаль тебе, воин, каковы годы хранителя тайги?..
В это время послышался отдаленный стрекот, и из-за верхушек деревьев вынырнули хищные черные силуэты боевых вертолетов. Они шли в бреющем полете двумя звеньями с разных сторон, и подвески их, густо ощетинившиеся рылами ракет, не оставляли сомнений в их намерениях.
– Ложись! – гаркнул Варенцов, опрометью бросаясь за ближайшую сосну, где незамедлительно рухнул и, вжимаясь в снег, скосил глаза в сторону запойного доходяги. Бойцы его моментально отработали команду и расползлись кто куда, так, что заснеженные ветви таежных великанов полностью скрыли их из виду. Задрипыш же даже не шелохнулся. Он лишь с заметным интересом наблюдал за действиями вертолетов.
Зато зашевелился второй участник представления, стоявший у изгороди. Как только под днищами винтокрылых машин полыхнуло пламя, и ракеты рассерженным пчелиным роем устремились к цели, он начал стремительно увеличиваться в размерах, надуваясь, словно воздушный шарик, накачиваемый газом из большого баллона. Когда смертоносные летучие снаряды достигли поляны, лже-майор был уже в три раза выше особняка и принял их, как футбольный мяч, на полупрозрачную грудь. Ракеты с шипением изменили траекторию, скользнули вверх и там лопнули разноцветным праздничным фейерверком, совсем как в большую годовщину над Красной площадью.
А драный шут, наконец, поднялся, схватил бутыль, выдрал зубами из горлышка пробку, предварительно сплюнув самокрутку в снег, и от души приложился к самогону. С клокотанием опустошив добрую половину емкости, он крякнул, уткнулся носом в замызганный рукав, после чего тоскливо молвив «Эх!», воздел растопыренные пальцы к небу. Вертолеты как раз завершали молниеносный разворот, но так и не успели сделать этого до конца. Они зависли в воздухе подобно мухам, неожиданно попавшим в невидимую липкую паутину. Роторы, надсадно воя, вращались на форсированных оборотах, однако грозные боевые машины не сдвигались с места. Доходяга же, надувая заросшие щетиной щеки и шумно пыхтя, начал изображать натягивание каната, совсем как в матросском танце «Яблочко». Все шесть вертолетов, некоторые боком, а некоторые хвостами вперед, стали приближаться к поляне. Их мощности явно не хватало, чтобы противостоять усилиям самозваного Гулливера, притягивающего их будто на ниточках.
Над площадкой они снова замерли, бешеным вращением лопастей создавая рукотворную вьюгу, затем их совершенные, злобно-прекрасные корпуса дрогнули, размазались и стали осыпаться вниз, словно черный град, вызванный неведомыми титаническими силами. Пилоты, радисты и стрелки остались висеть в воздухе, скорчившись в позах эмбрионов.
Гигант же, снова сдувшийся до размеров обычного человека, опять сменил обличье. Теперь он выглядел дирижером симфонического оркестра, одетым в безупречный фрак, белую сорочку с огромной бабочкой и держащим в руке палочку. Постучав по невидимому пюпитру, маэстро вскинул руки и сделал вдохновенный замах. Музыки, натурально, никто не услышал, но экипажи обратившихся в ничто вертолетов начали, кружась и выписывая немыслимые траектории, совсем как опадающие осенние листья, медленно опускаться на утрамбованный снег. Когда все приземлились и сгрудились в небольшую кучку, оторопело озираясь вокруг, драный подошел к дирижеру, с чувством пожал ему руку и, обернувшись ко все еще скрывающимся в зарослях спецназовцам, буднично произнес:
– Хватит прятаться, аники. Всем выйти из леса.
И хотя голос прозвучал негромко, его, как ни странно, услышали все, даже группы, отправленные ранее в тылы осажденного дома и уже подбирающиеся к своим товарищам короткими перебежками.
Повторять не пришлось. Воинство Варенцова с неохотой начало оставлять свои убежища. Сам майор, досадливо морщась, выступил на площадку одним из первых.
– Елы-палы! – умилился субъект в ватнике. – Никаких тебе ружов и тесаков! Это ж совсем другой коленкор получается. Прям сугубо мирный народ!
– Каждый из этих мирных людей, – как бы нехотя процедил Варенцов, – может голыми руками удавить целое отделение.
– Да ну! – потрясся доходяга, испуганно шмыгая носом. – А зачем?
– Для устранения угрозы и наведения порядка, – отчеканил командир спецназа.
