Пол Андерсон - ЩИТ. Сборник научно-фантастической прозы
Рольф подошел к стене и нажал кнопку. На открывшемся видеоэкране, хоть он и был направлен не прямо по курсу, все-таки хорошо виднелась картина звездного шторма впереди.
— Не будь со мной столь утонченным, Рольф, — с легким презрением сказал Джоммо. — Я уже видел.
— Во мне нет утонченности, — возразил Рольф. Никогда прежде его лицо не выглядело таким застывшим и мрачным. — Я просто иду вперед и делаю, что могу. Ты знаешь это. Ты знаешь: если я сказал, что мы собираемся идти в Скопление, мы пойдем туда. В своем уравнении ты можешь принять это за константу.
Джоммо внимательно посмотрел на Бэннинга:
— Если я сделаю то, что ты требуешь, сразу ли получим свободу мы с Тзрэнией?
— О нет, — насмешливо ответил Рольф, — не сразу… Проклятые крейсера все еще тащатся позади, и мы сразу окажемся в их власти. Нет — пока мы не выберемся обратно из Скопления.
— Он не хочет этого. Он боится, — внезапно сказал Джоммо, не отрывавший взгляда от Бэннинга.
Бэннинг знал, что это правда, и почувствовал ненависть к Джоммо.
— Я не боюсь, — солгал он. — И должен заметить, что, учитывая нашу скорость, у тебя мало времени.
Снова молчание. Наконец Джоммо решительно махнул рукой:
— Я не могу допустить гибель Тэрэнии, я все сделаю. — Обращаясь к Рольфу, он добавил: — Но не принимай близко к сердцу, если выйдет не так, как ты рассчитываешь.
Лицо Рольфа помрачнело еще больше, хоть это и казалось невозможным.
— Слушай, Джоммо! Всем известно, что ты можешь играть с разумом человека как ребенок с игрушкой. Но сейчас не умничай! Если память не вернется к Валькару полностью, если его разум не будет здоровым и мощным, без изъянов и слабостей — и Тэрэния, и ты долго не проживете!
— Обещаю, — сказал Джоммо, — что все будет по твоим словам. И все же я знаю о разуме больше, чем ты. И думаю, что ты не ведаешь, что творишь.
Он встал — и внезапно превратился в ученого, спокойного, педантичного, уверенного. Он сказал, какое оборудование необходимо, и какая энергия понадобится. Выслушав его, Рольф кивнул и вышел. Бэннинг остался, его сердце бешено колотилось. Ему не нравилась скрытая угроза, прозвучавшая в словах Джоммо, и ему вообще все это не нравилось.
Машина, принесенная Рольфом, выглядела совсем просто. Тысячи человеческих жизней и мыслей, тысячи лет развития психологии и работы в далеких звездных мирах воплотились в эту вещь, но Бэннинг в своем невежестве видел только кубический ящик с ручками и странными круглыми шкалами на лицевой стороне, и предмет, похожий на массивный раздутый металлический шлем. Джоммо подвесил шлем к потолку и указал Бэннингу на кресло. Бэннинг молча уселся, и Джоммо опустил огромный шлем ему на голову.
Бэннингу вдруг в голову пришла мысль, что, должно быть, сейчас он здорово смахивает на женщину, сушащую волосы под громадным колпаком фена в земном салоне красоты, и он едва не закатился истерическим смехом. И тут на него обрушилось это.
Что именно на него обрушилось, он не знал, возможно, электромагнитные волны вида, неизвестного науке Земли, успел подумать Бэннинг. Чем бы оно ни было, оно вторглось в его мозг с неслышным грохотом, заставило сознание мчаться по сумасшедшей кривой неевклидовой геометрии и кружиться волчком над невероятной бездной. Боли не было. Было хуже, чем боль — безумие скорости, света, полета, мрака, свистящий водоворот, который вращался в его черепе, он был достаточно велик, чтобы засосать в себя всю вселенную. По кругу, по кругу, все быстрее и быстрее, скользя и проваливаясь, беспомощно погружаясь в мучение освобождения памяти по мере того, как барьеры сгорали один за другим и нейроны отдавали запертые в них знания.
…Руки Сохмсея, обнимающие его, лицо Сохмсея — очень большое — над ним, и он сам — очень маленький и плачущий, потому что порезал колено…
…Женщина. Тэрэния? Нет, нет, не Тэрэния, волосы женщины золотые, а лицо ласковое. Мама. Давно…
…Сломанное запястье, но сломано оно не при падении с яблони в Гринвилле, что было одним из фальшивых воспоминаний, рушившихся и исчезавших под напором настоящих. Запястье сломано во время неудачной посадки на одну из планет Алгола…
…Руины. Багровый Антарес в небе, он сам, полуобнаженный подросток, бегающий наперегонки с Арраки среди поверженных статуй Катууна, играющий со звездами, выпавшими из их рук…
Ночи и дни, холод и жара, еда, сон, болезни и выздоровления, похвалы, наказания, учеба. ТЫ — ВАЛЬКАР, ЗАПОМНИ ЭТО! И ТЫ БУДЕШЬ ПРАВИТЬ СНОВА. Воспоминания за двадцать лет. Двадцать миллионов деталей, слов, взглядов, поступков, мыслей.
…Тэрэния. Девочка Тэрэния, моложе его — прекрасная, остроязычная, ненавистная. Тэрэния в дворцовом саду — но это не Зимний Дворец, а громадное суровое здание в столице, — обрывающая лепестки пурпурного цветка и насмехающаяся над ним, потому что он — Валькар, и он никогда не сядет на трон…
…Прекрасная Тэрэния. Тэрэния в его объятиях, смеющаяся, пока он губами щекотал ее губы, и переставшая смеяться, когда он поцеловал ее. Тэрэния, не подозревавшая, как он ее ненавидел, как глубоко ее детские насмешки ранили его чувствительную гордость, не подозревавшая, как неистово он хотел сокрушить ее.
Тэрэния, верившая в то, что он говорил и делал, верившая в его любовь — это было легко, потому что кто мог не любить Тэрэнию, не быть ее добровольным рабом? — допустившая его в закрытые подвалы, где хранились древние архивы, и в них — потерянный, забытый, спрятанный ключ к тайнам Валькаров…
Воспоминания: о звуках и цветках, о прикосновениях к шелку и женскому телу, к коже и металлу, к неразрушимому пластику страниц древних-древних книг…
…Развалины тронного зала, открытые небу. Задумчивое озеро, звезды, ночь, и Отец. Скорее полубог, чем человек, далекий и могущественный, бородатый, с глазами сокола. В ту ночь Отец рядом с ним, указывающий на звезды.
— Сын мой, Молот Валькаров.,
Воспоминания, воспоминания, ревущие, грохочущие! Слова и знания!
Слова и поступки, факты — все аккуратно упаковано, а потом — пустота, провал. Словно завеса опустилась в лаборатории Джоммо. Одна жизнь кончилась и началась другая. Валькар умер, родился Нейл Бэннинг.
Теперь, через десять долгих лет Валькар вновь родился. Но не исчезли ни Нейл Бэннинг, ни те десять лет, когда он один был реален. Эти десять лет теперь принадлежали им обоим.
Валькар и Бэннинг закричали вместе, как один человек:
— Я вспомнил! Я вспомнил! О, Боже, я знаю, что такое Молот!
ГЛАВА 10
Он очнулся.
Теперь он знал, кто же он. Он — Кайл Валькар. НО ОН ТАКЖЕ ПО-ПРЕЖНЕМУ И НЕЙЛ БЭННИНГ! Воспоминания Бэннинга, настоящие воспоминания последних десяти лет по-прежнему оставались с ним, гораздо более сильные и живые, чем воспоминания Валькара о двадцати предшествующих годах.
