Андрей Лазарчук - Опоздавшие к лету
— Нам перейти в другое помещение? — с сарказмом спросил полковник.
— Это был бы идеальный вариант, — сказал Амадео.
— О, эти молодые нахалы, — вздохнул полковник. — И ничего не поделаешь. Подчинимся, господа.
— Меня развяжете? — спросил Эрик.
— А сам как считаешь?
— Думаю, можно, — сказал он. — Просто очень тошно, и все.
Доктор провел их в соседнюю полутемную комнату, где стоял невыносимый запах окурков и вся мебель состояла из брошенных на пол диванных подушек.
— Здесь у них комната отдыха, — сказал доктор.
— Чем они тут вообще занимаются? — хмуро поинтересовался полковник.
— Не беспокойся, Хенрик, — сказал доктор, — это не по твоей части.
— Друг моего друга — мой друг, — сказал полковник.
— Ну-ну, — сказал доктор. — Либералишь?
— Да, — сказал полковник. — И не скрываю.
— Эрик, — сказал доктор, — мы ведь тебя перебили…
— Ничего, — сказал Эрик. — Я вспоминал. Значит, если возвращаются все, работа идет по плану. Если кто-то не вернулся, начинается охота на него… или на них. Эта охота — тоже один из экспериментов. Все делается всерьез. Я, оказывается, убил уже тринадцать человек. Представляете? Пятерых — в позапрошлом году где-то в пустыне Шепсут, там специально устроили побег группе боевиков, а нас бросили им наперерез, а восемь человек — в Кавтаратане в прошлом году…
— А если не вернутся все? — спросил доктор.
— Тогда самоликвидация, — сказал Эрик. — Если не надеть шлем, то… в общем, в течение недели я каким-то образом… умру.
— Как? — спросил доктор.
— Не знаю.
— А как они могут тебя выследить?
— Тоже не знаю. Будут искать, пойдут по следу. В том-то и суть… эксперимента. Эта машина, — он постучал себя по голове, — да еще модифицированная, работает очень хорошо. Нам за ней не угнаться… В общем, ставят задачу, смотрят, как мы ее решаем, центральный компьютер собирает и обобщает информацию.
— Понятно, — сказал полковник. — Я почему-то думал, что центральный компьютер руководит вами.
— Нет. Там, в центральном, — программная модель мозга. Мы поставляем для нее информацию. А Меестерс и те, которые с ним, хотят добиться того, чтобы то же самое, что с нами, можно было делать безо всяких электродов. Меестерс говорил, что мы — промежуточные модели. Он говорил, что этот метод слишком груб и для массового применения не годится.
— Ты понял, Хенрик? — сказал доктор. — То, что я тогда говорил, — один к одному!
— Да, — сказал полковник. — Один к одному… Вообще, Лео, у тебя удивительное свойство — материализовать собственные мрачные фантазии. Причем чем мрачнее — тем более наверняка.
— Это появилось после того, как ты год продержал меня в одиночке, — сказал доктор.
— Согласись, что не зря, — сказал полковник. — И согласись, что это был не самый бесплодный год в твоей жизни.
— Это точно… Слушай, Хенрик, давай подумаем, что будут делать эти волки в нашем городе. Вот они явились на квартиру Эрика, там его нет. Дальше что?
— Искать — по друзьям, знакомым, вокзалам, улицам… Много адресов они знают?
— Да, — сказал Эрик. — Там все университетские друзья, бывшие одноклассники, ну и прочее — всего тридцать или тридцать один.
— Связь между собой у них есть? — спросил полковник.
— У кого? — не понял Эрик.
— У этих… у волков.
— Да. Обычный радиотелефон.
— Частоту знаешь?
— Нет.
— К городской телефонной сети они сумеют подключиться?
— Элементарно, из любой распределительной будки.
— Это хорошо, — сказал полковник, — это очень хорошо…
— Эрик, — позвал доктор. — Тебе не… не тяжело?
— Нет, — сказал Эрик. — Совершенно. Я ничего не чувствую. Все занемело, что ли. Ничего не чувствую.
— Если что-нибудь появится, обязательно скажи.
— Конечно, — сказал Эрик.
Полковник достал из кармана сигареты, предложил доктору, доктор отрицательно махнул рукой, предложил Эрику. «Спасибо, не курю», — сказал Эрик. «Что я — один?» — обиженно сказал полковник. «Ладно, давай», — согласился доктор и взял сигарету. «Надпись на воротах кладбища: „Минздрав предупреждал!“», — сказал он. «Угу», — сказал полковник. Он сунул в рот сигарету, поднес к ней спичку — не донес, замер, глядя на огонек. Спичка погасла. Он зажег еще одну и смотрел, как она сгорает. «Можно попробовать…» — пробормотал он и встал.
— Что-то придумал? — спросил доктор.
— Да, кажется, — сказал полковник. — Подождите меня, я сейчас…— И он вышел.
Доктор молча курил. Эрик прислушался к себе. Действительно, все как из дерева. Анестезия. Анестезиа долороза, вспомнил он. Патологическое бесчувствие. Оказывается, бывает, раз есть такой термин. Все бывает, все проходит. И это пройдет, и я как следует прочувствую все, что вспомню… я, оказывается, помню все…
— Доктор, — спросил он, — вы не в курсе: при самоубийствах вскрытие обязательно?
— Нет, — сказал доктор. — Только если есть сомнения в причине смерти. А что?
— Я о самоликвидации. Очевидно, эта штука, в голове, способна вызвать такую депрессию, что останется только выбрать подходящий способ…
— Ты не беспокойся, — сказал доктор. — Вытащим мы ее из тебя.
— Может быть, не в ней уже дело? Ведь когда я читал программу, этот паучок работал только на блокировку памяти, так ведь? А программировался уже перенастроенный мозг. Может быть, ее уже бесполезно вытаскивать?
— Насчет этого я тебе пока ничего не скажу, — Доктор задавил окурок в пепельнице. — А вот насчет того, что мозг перенастроен, — тут ты, конечно, прав. Но тогда тем более нельзя спешить с удалением — надо попытаться провести, так сказать, обратную настройку, порвать все эти вновь возникшие связи… Ладно, сейчас более-менее решится с теми, остальными, — тогда поглубже займемся тобой.
— Займемся-то займемся…— начал Эрик и замолчал. Анестезия, видимо, была неполной, и где-то — непонятно где — он почувствовал болезненный укол; острие убралось, и ранка затянулась, но послеболие осталось… след боли, подумал Эрик, или шрам, или как это еще назвать? Ах, черт, что же будет, когда бесчувствие пройдет?..
— Доктор, — сказал он, чтобы увести разговор от опасной темы, — вы тут с полковником так странно говорили о том, что вот это, — он показал на свою голову, — материализация ваших фантазий. Расскажите.
Доктор помолчал, подумал.
— Ты, может быть, обратил внимание, — сказал он наконец, — что Хенрик — несколько нестандартная фигура. При старом Канцлере он спас многих людей, особенно в последний год… страшный был год… меня в том числе. Сейчас… впрочем, это неважно. Главное, что он мыслящий человек. Он, кстати, разработал «теорию терроризма» и в ее рамках предсказал появление экологических террористов еще пять лет назад. Теперь, он считает, на очереди воинствующие феминистки. Да, так вот: армию и все, что с ней связано, он ненавидит лютой ненавистью… впрочем, есть за что. И как-то раз мы с ним разговорились и попытались спрогнозировать, какие еще подлости они готовят. Он перед этим наткнулся на дело Ларри Хербера, был такой интересный человечек сразу после войны — он имел обостренное экстрасенсорное восприятие чужого взгляда плюс соответствующая подготовка — короче, в него невозможно было попасть из неавтоматического оружия. От очереди, понятно, не увернешься. Он выступал с этим фокусом в цирке — давал желающим в себя стрелять. Потом его попытались использовать в каких-то политических махинациях, он был ранен, вылечился и эмигрировал. Но дело осталось, и на него обратила внимание армейская научная разведка — есть у нас и такая. Сначала они пытались разыскивать людей с такими же способностями, ничего не вышло, тогда в ход пошли… м-м… как бы это сказать… специфические методы обучения. Хенрик умудрился сделать так, что программу запретили, а кой-кого из экспериментаторов посадили. С тех пор они Хенрика постоянно держат на мушке, а он, соответственно, их. Да… Понятно, что программу прикрыли только формально, просто ужесточили секретность. И вот я, свободно фантазируя, попытался представить, что там, за высоким забором, может произрасти. В том числе — и твой вариант: вживленные электроды, мини-компьютер для модификации поведения и ускорения нервной реакции, ну и для привития любых навыков без предварительных тренировок. Я, правда, не подумал про шлем, мне казалось, что лучше всего размещать компьютер в полостях тела… несходство, видишь, чисто техническое. А в перспективе — переход на биологические материалы, перекомпоновка мозговой ткани таким образом, чтобы мозг мог работать в двух режимах — нормальном и боевом: переключение на боевой совершается, скажем, по сигналу воздушной тревоги. Наконец, в еще более далекой перспективе — то же самое, но на генетическом уровне, программа перекройки вводится в ДНК какого-нибудь вируса, скажем гриппа… дальше идет полнейший бред, потому что такая программа сразу же начнет мутировать, да и противник не будет сидеть сложа руки… Но вот эта идея — не убивать население стран-противников, а превращать их в своих солдат, — эта идея настолько богатая, что, я думаю, к ее воплощению будут стремиться милитарные интеллектуалы всего мира… черт его знает… Я ведь думал, что все это — завтрашний день. Оказалось — вчерашний… Заглянул полковник, махнул рукой — идемте. Перед экраном сидел Амадео, совершенно растрепанный и безумный. Пальцы рук его метались по клавиатуре, и слышно было, как он шепчет что-то непонятное. На экране появлялись и стирались строки — так быстро, что Эрик не успевал читать. Потом вспыхнула надпись:
