Эрик Рассел - Единственное решение
Прожив бок о бок с ними почти четыре года, он теперь знал их так, как не знал никого, но все же не так, как узнает в один прекрасный день на зеленых лугах Земли, когда полет станет прошлым, табу будет снято и они смогут делиться воспоминаниями.
Он любил размышлять об этих вещах, потому что у него возникла одна идея, которую он по возвращении собирался предложить вниманию специалистов. Идея касалась отбывающих пожизненное заключение. Он не верил, что все преступники глупцы. Наверняка многие из них — умные люди с тонкой душевной организацией, которых что-то столкнуло с так называемого прямого пути. У некоторых из них, когда они оказывались запертыми в четырех стенах, начинался приступ «чарли», они пытались вырваться любой ценой, бросались с кулаками на надзирателя — все, все, что угодно, лишь бы бежать, — и результатом этого было одиночное заключение. Это все равно что лечить отравленного еще более сильной дозой отравившего его яда. Нельзя так, нельзя! Он был твердо убежден в этом. В Кинраде было что-то от реформатора.
На его рабочем столе всегда лежала составленная им, аккуратно написанная от руки программа профилактических мер для тех пожизненно осужденных, которым угрожает помешательство. Программой предусматривалось постоянное индивидуальное наблюдение и своевременное использование трудотерапии. Какова практическая ценность этой программы, Кинрад не знал, но выглядела она конструктивной. Это было его любимое детище. Пусть маститые пенологи[3] рассмотрят его и проверят на практике. Если он окажется стоящим (а Кинрад был склонен думать, что так оно и будет), их полет принесет миру пользу еще в одном, совершенно непредвиденном отношении. Ради одного этого стоило его предпринять.
Тут его мысли были прерваны неожиданным появлением Нильсена, Вейла и Марсдена. За ними стояли Арам и Бертелли, Кинрад выпрямился, не вставая, и проворчал:
— Замечательно! У пульта управления — ни души.
— Я включил автопилот, — сказал Марсден. — Он продержит корабль на курсе четыре-пять часов, вы нам это сами говорили.
— Верно. — Он обвел их лица пристальным взглядом. — Ну, так что же означает эта мрачная депутация?
— Кончается четвертый день, — сказал Нильсен. — Скоро начнется пятый. А мы по-прежнему ищем Солнце.
— Ну и что?..
— Я не уверен, что вы знаете, куда мы летим.
— А я уверен.
— Это точно или вы морочите нам голову?
Поднявшись на ноги, Кинрад сказал:
— Хорошо, допустим, я признаюсь, что мы летим вслепую, что тогда вы сделаете?
— На этот вопрос ответить легко, — сказал Нильсен тоном человека, худшие опасения которого оправдываются. — Когда умер Сэндерсон, мы выбрали в капитаны вас. Мы можем отменить решение и выбрать другого.
— А потом?
— Полетим к ближайшей звезде и постараемся найти планету, на которой мы могли бы жить.
— Ближайшая звезда — Солнце.
— Да, если мы идем правильным курсом, — сказал Нильсен.
Выдвинув один из ящиков стола, Кинрад извлек оттуда большой свернутый в трубку лист бумаги и развернул его. Сетку мелких квадратиков, густо усыпанную крестиками и точками, пересекала пологая кривая — жирная черная линия.
— Вот обратный курс. — Он поочередно ткнул пальцем в несколько крестов и точек. — Непосредственно наблюдая эти тела, мы в любой момент можем сказать, правилен ли наш курс. Есть только одно, чего мы не знаем точно.
— Что же? — спросил Вейл, хмуро глядя на карту.
— Наша скорость. Ее можно измерить только с пятипроцентной погрешностью в ту или иную сторону. Я знаю, что наш курс правильный, но не знаю точно, сколько мы прошли. Вот почему мы ожидали увидеть Солнце четыре дня назад, а его все нет. Предупреждаю вас, что это может продлиться и десять дней.
Четко выговаривая каждое слово, Нильсен сказал:
— Когда мы улетали с Земли, созвездия были сфотографированы. Мы только что накладывали на экран пленки — не сходится.
— Как же может сойтись? — в голосе Кинрада зазвучало раздражение. — Ведь мы не в той же точке. Обязательно будет периферическое смещение.
— Хоть мы и не получили настоящей штурманской подготовки, но кое-что все-таки соображаем, — огрызнулся Нильсен. — Да, есть смещение. Но распространяется оно от центра, вовсе не совпадающего с розовой точкой, которая, по вашим словам, и есть Солнце. Центр этот — примерно на полпути между розовой точкой и левым краем экрана. — И, презрительно фыркнув, он добавил: — Интересно, что вы теперь скажете.
Кинрад тяжело вздохнул и провел пальцем по карте.
— Как видите, это кривая. Полет с Земли шел по сходной кривой, только выгнутой в противоположную сторону. Хвостовой фотообъектив сфокусирован по оси корабля. Пока мы были в нескольких тысячах миль от Земли, он был обращен в сторону Солнца, но чем дальше уходил корабль, тем больше отклонялась от этого направления его ось. Ко времени, когда мы пересекли орбиту Плутона, она указывала уже черт-те куда.
Всматриваясь в карту, Нильсен задумался, а потом спросил:
— Допустим, я вам поверю — сколько это может продлиться, самое большее?
— Я уже сказал — десять дней.
— Почти половина срока прошла. Подождем, пока не пройдет вторая.
— Спасибо! — с иронией сказал Кинрад.
— Тогда мы или убедимся, что видим Солнце, или назначим нового капитана и полетим к ближайшей звезде.
— Кому быть капитаном? Надо бросить жребий, — предложил стоявший сзади Бертелли. — Может, и мне удастся покомандовать кораблем!
— Сохрани нас бог! — воскликнул Марсден.
— Мы выберем того, кто подготовлен лучше остальных, — сказал Нильсен.
— Но ведь потому мы и выбрали Кинрада, — напомнил Бертелли.
— Возможно. А теперь выберем кого-нибудь другого.
— Тогда я настаиваю, чтобы рассмотрели и мою кандидатуру. Один дурак может все испортить не хуже другого.
— Ну, гусь свинье не товарищ, — поспешил сказать Нильсен, в глубине души чувствуя, что все его усилия Бертелли незаметно сводит на нет. — Вот когда вы двигаете ушами, тут мне за вами не угнаться.
Он посмотрел на остальных:
— Правильно я говорю?
Они закивали, улыбаясь.
Это не был триумф Нильсена. Это был триумф кого-то другого.
Просто потому, что они улыбались.
Вечером Бертелли устроил очередную пирушку. Поводом для нее опять послужил его день рождения. Каким-то образом он ухитрился отпраздновать за четыре года семь дней рождения — и почему-то никто не счел нужным их посчитать. Но лучше не перегибать палку, и на этот раз он объявил, что выдвигает на пост капитана свою кандидатуру и поэтому хочет снискать расположение избирателей — повод не хуже любого другого.
