Всеволод Ревич - Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)
Последнее произведение, над которым братья работали вместе /Аркадий умер в 1991 году/, была пьеса "Жиды города Питера, или Невеселые беседы при свечах" /1990 г./, в которой опять-таки разыгран печальный нравственный тест. В один прекрасный день петербуржцы получили повестку с требованием явиться на сборные пункты к такому-то часу. Они не знают, кто послал повестки, они не знают, зачем их собирают /но ничего хорошего, конечно, не ждут, хотя вины за собой никакой не чувствуют/, они подозревают, что это чей-то злой розыгрыш. Но так велико рабское послушание российских /недавно советских/ граждан, так прочно засел в клеточках их тела страх, вбитый десятилетиями террора, что они начинают покорно собирать узелки. Покорность пугает больше, чем само появление повесток с откровенно фашистским штампиком.
В течение трех десятилетий Стругацкие были духовными лидерами молодой демократической интеллигенции России, хотя из-за их величайшей скромности вы бы не обнаружили в них и малейшей склонности к вождизму. Мало кто сумел передать смену настроений интеллигенции, ее сложность и противоречивость с такой полнотой и глубиной, возвысив при этом фантастику, считавшуюсяю снобами "вторым сортом", до высот настоящего искусства. Они не удостоили бы и спора тех, кто утверждает, будто задачи литературы сводятся к уловлению эстетического кайфа. Нет, их целью было воспитание. Духовное воспитание, воспитание человека в человеке. Вот что говорил уже не мне, а в печати Борис Стругацкий: "Ведь существует же сейчас почти безотказная методика превращения человека в боевой механизм, в машину уничтожения себе подобных. Рейнджеры. "Дикие гуси". Пресловутые "береты" всех мастей... Значит, воспитывать в человеке жестокость и беспощадность земляне уже научились. И поставили свою планету на грань гибели. Не пора ли все свои силы бросить на отыскание алгоритма воспитания Доброты и Благородства, алгоритма, столь же безотказного и эффективного?" Их книги - весомый вклад в создание этого алгоритма.
Н У Л Ь - Л И Т Е Р А Т У Р А
Эти подражатели редко восходят
до первоначальных оригиналов;
большей частью они привязываются
к таким же подражателям, как и они,
но сохранившим в некоторой чистоте
дух первоначального оригинала,
и таким образом делаются писателями
не второго, а уже третьего сорта,
далее которых идет уже бессмыслица...
М.Салтыков-Щедрин
В фантастическом цунами шестидесятых-семидесятых впору захлебнуться, но там был спасительный эхолот: можно было искать лучшее. Кто усомнится: у критиков различных идейно-политических направлений были не совпадающие представления о лучшем. Но и те, и другие воображали, что карабкаются к вершинам... Печатная продукция, образцы которой я намерен представить в этой главе, существовала рядом с нормальной фантастикой, неизмеримо превосходя ее численно. В этих закромах Родины разобраться и сложнее, и проще. Организационно сложнее, но по содержанию и форме она была примитивна, как амеба, так что ее, простите за претенциозное слово, анализ не представляет трудностей. Достаточно пересказать ее в двух-трех фразах - "и ты убит", как говаривал еще Александр Сергеевич. До конца 80-х - начала 90-х годов эта продукция щеголяла присвоенным, как и все остальное, самоназванием - научная фантастика, который был превращен в боевой клич - НФ! Правда, стянутый с английского.* Во что она трансформировалась за последние годы, мы еще увидим, но тогда аббревиатура так понравилась, что ее стали употреблять во всех случаях, даже когда произведение и отдаленного отношения к науке не имело. Научная фантастика - это звучит гордо! Особенно трогательно видеть символ НФ в середине 70-х годов, когда стали выныривать на поверхность фантасты-штурмовики в аранжировке стиль рюс, и в явном соответствии с русопятскими настроениями в фантастике начали появляться сочинения полуили даже прямо шовинистическо-мистического толка. Что ж, в соответствии с обиходной НФ-терминологией я буду именовать вязкую тину, затянувшую мозги миллионам читателей, - нуль-литературой, или для краткости, по той же аналогии - НЛ. Слово "литература" присутствует здесь только для того, чтобы обозначить известное сходство сего феномена хотя бы с клинописью. А "нуль", потому что из трех составных частей единого комплекса "научно-фантастическая литература", в нем нет ничего - ни науки, ни фантастики, ни литературы в смысле принадлежности к изящной словесности. Нет прежде всего определяющего, видового признака фантастики - нет фантазии, свежей незаемной выдумки. В лучшем случае, если уместно употребить здесь превосходную степень, в ход идут остатки с барского стола высокой, художественной фантастики, которая и создала славу жанру у огромного круга его почитателей. Но значительная часть сочинений обходится и вовсе без ничего: достаточно сунуть персонажей в звездолет, ничем не отличающийся от железнодорожного вагона. Надо только запомнить, что входное отверстие следует именовать не дверью, а люком. Можно также употребить вместо "закрывается" престижное "задраивается" - сразу повеет еще и морской романтикой. Не помешает вытвердить несколько ключевых для НФ-НЛ фраз. Что-нибудь вроде: "Ослепительно сверкнув овальными дюзами новейшей конструкции, звездолет "Юрий Гагарин" в одно неуловимое мгновение исчез в непроглядной космической мгле..." Нет в этих произведениях и науки, обыкновенной науки, не фантастической. Я не раз повторял, что считаю указанный компонент необязательным, но уж если ты назвался научным фантастом... П.Л.Капица когда-то сказал: фантастика не обязательно должна быть научной, но она не может быть антинаучной. Сейчас я бы расширил мнение академика: может быть антинаучной, может быть даже сапогами всмятку, но лишь в том случае, если таков замысел автора, а не демонстрация его невежества. Сопоставив эти три признака - три составные части НЛ, вы, несомненно, скажете, что подобного, "нулевого" дива принципиально существовать не может. Хоть что-то должно же быть. Однако факты упрямая вещь: НЛ существует, процветает, и, похоже, сдавать позиции не собирается, хотя стала принимать разные обличья. У нее есть своя история, развивавшаяся параллельно с историей настоящей фантастики. Бывали периоды, когда НЛ напрочь вытесняла хорошую фантастику. У нее есть своя идеология - агрессивная, наступательная идеология, которая, правда, чаще защищает не самое себя, а яростно, клыками и зубами нападает на талантливых писателей. Понятно почему. На их фоне убожество НЛ становится особенно заметным. По главе о 60-х годах могло сложиться впечатление, что фантасты тех лет, за исключением Стругацких, жили сравнительно спокойно. Правда, их не очень-то замечала и жаловала критика, но невнимание критики - это все же не клевета, не травля, не высылка за границу... На самом деле жестокая борьба шла постоянно и ежедневно как раз между фантастикой талантливой, фантастикой, рожденной переменами и стремящейся к ним, и "нуль-литературой". Бесцеремонно отталкивая локтями все лучшее и талантливое, НЛ рвалась к командным высотам. И хотя большая часть художественной фантастики все же пробивалась к читателям, трудно отрицать, что в этой борьбе она зачастую терпела поражение. Адепты НЛ устанавливали контроль над целыми издательствами, в начале 70-х годов в их руки перешла "Молодая гвардия", был загублен 25-томник "Библиотека фантастики"... Проницательные читатели давно сообразили, что НЛ, о которой я толкую, близко, вплотную сближается с графоманией. Но писать о ней стўит, хотя бы потому, что это явление массовое, процентов до девяноста нашей фантастики проходило по данной разнарядке. Может, с цифрой я и перехватил, точно подсчитать трудно, но ее было действительно много, и она всегда маячила на переднем плане, Именно из-за нее литературоведы и взыскательные читатели относят фантастику к литературе второго сорта, именно из-за нее фантастов брезгливо сторонятся многие журналы и издательства, что ничуть не мешает ей находить достаточное количество публикаторов. И сегодня НЛ уверено разлеглась на книжном прилавке, хотя и стала называться другим, но тоже басурманским термином, а хорошей фантастики поискать. Словом, НЛ злостный сорняк, с которым можно бороться только одним способом: вырывать с корнем. Но кто может похвастаться, что победил сорняки? Нынешние годы вольного книгоиздательства выявили и для нашей страны занимательнейшую закономерность - чем хуже написана книга, тем больший спрос она имеет. В этом виноваты, конечно, читатели, но их так воспитали. Она же и воспитывала. Существуют, конечно, пограничные явления. Обычно смягчающим обстоятельством служит относительно самостоятельный научно-технический антураж. Художественность в таких книгах, как правило, не ночевала и даже как внутренняя задача не ставилась. Классическим примером могут служить очерки Циолковского "На Луне", "Вне Земли" и т. п., где, скажем, описывается состояние невесомости. И хотя они часто включаются неразборчивыми составителями в сборники, ясно, что перед нами разновидность научно-популярной литературы, да и то в настоящее время имеющая лишь историческое значение, эту самую невесомость мы можем чуть ли не ежедневно наблюдать на телеэкранах. Циолковский никаких других задач и не ставил, но у меня и в мыслях нет относить его произведения к "нуль-литературе". В них есть хоть элемент познавательности. На полступеньки выше по удельному весу фантастического стоят романы В.А.Обручева "Плутония" и "Земля Санникова", но опять-таки задача здесь прежде всего популяризаторская. Уменьшив героев до размеров букашки, ничего, кроме стремления познакомить детей с миром насекомых и цветов вблизи не имели в виду Я.Ларри в "Приключениях Карика и Вали" или В.Брагин в "Стране Семи Трав". Такую фантастику, конечно, можно называть научной, но она занимает весьма скромное место. В большинстве же случаев определение "научная" служит железным занавесом, ограждающим книги от общелитературных претензий. Возможно, я слишком категоричен. Довольно велик круг произведений, в которых выдвинута оригинальная, иногда даже философская гипотеза, и если к ней прибавляются определенные литературные способности авторов, то результат может получиться неплохим. Я ведь и сам называю научной фантастикой такие произведения, как "Страна багровых туч" А. и Б.Стругацких, "ГЧ" Ю.Долгушина, "Экипаж "Меконга" Е.Войскунского и И.Лукодьянова, рассказы Г.Альтова, А.Днепрова... Но они научны главным образом потому, что в них идет речь о науке, об ученых. И если бы дело этим ограничивалось, то и споров не возникало - что ж, существует еще и такой фантастический подвид. Ну и пусть себе существует. Если на два главных требования, которые я выдвигаю перед любой книжкой - "зачем" и "как" она написана, отвечено с привлечением научного материала, то, ради Бога, издавайте, прдавайте, читайте. Но защитники научности видели в "научности" не только главный единственный признак фантастики. Я уже приводил примеры того, к чему приводит забвение основополагающих литературно-этических принципов, на которых веками строилось грандиозное здание, этаж в котором занимает и фантастика, несмотря на всю ее специфичность. Если после эклектичного Ж.Верна какие-то колебания относительно природы фантастики еще могли появляться, то всякие сомнения должны были исчезнуть после появления произведений Уэллса и Чапека. Но Уэллс и Чапек были все же одинокими вершинами. Конечно, к этим именам стоило бы уже тогда прибавить Замятина, Хаксли, Орвелла, но, как верно заметил американский исследователь Л.Сарджент: "До 1940 года никому и в голову не приходило, что научная фантастика - часть утопической литературы. Сегодня утопический роман существует почти исключительно как тенденция научной фантастики". А после появления на литературной сцене Булгакова, Стругацких, Лема, Брэдбери, Шекли, сумевших поднять некогда второстепенный вид до горных высот, казалось бы, дискуссии о природе фантастики потеряли смысл. Должны были бы отпасть. Фантастика - часть художественной литературы, она должна подчиняться ее требованиям, и только в этом случае она имеет право именоваться этой частью. Тем не менее, антихудожественная "научная" фантастика устояла, и устояла еще по одной прозаической, но, может быть, главной причине. НЛ писать очень легко. Какие уж тут муки творчества... Ее можно выдавать километрами, милями, кабельтовами...