Артур Кларк - Рама II. Научно-фантастический роман
Нерешительность изводила и самого генерала. Он понимал, что отказом активировать бомбы губит и собственную семью, и карьеру. Но каждый раз, когда ему удавалось убедить себя в необходимости подчиниться приказу, в ушах раздавалось все то же громкое и властное „Нет“.
Во время последнего интервью с Франческой — за день до того, как научный корабль отбыл к Земле, — генерал уже был на пределе. Франческа задавала крутые вопросы. Она спросила его, почему Рама еще не сделал коррекции, если внеземной корабль собирается выходить на орбиту. В ответ генерал взвился и принялся объяснять, что самым эффективным способом перехода на другую орбиту является аэродинамическое торможение в атмосфере. Она дала ему шанс обосновать свое утверждение, рассказать, как в этом случае следует ориентировать Раму на подлете к Земле. О'Тул ничего не ответил. Просто сидел, рассеянно глядя на нее.
Генерал выбрался из комнаты на прощальный обед в последний вечер перед отлетом Брауна, Сабатини, Табори и Тургеневой на Землю. Его присутствие испортило им трапезу. Ирина была нелюбезна, наговорила резкостей, даже отказалась сесть рядом. Дэвид Браун игнорировал его вообще и принялся пространно разглагольствовать о лаборатории, которую построят в Техасе для изучения пойманного биота. Лишь Франческа и Табори проявляли некоторое дружелюбие. Так что О'Тул сразу же после обеда направился к себе, ни с кем не простившись официально.
На следующее утро, менее чем через час после отлета научного корабля, О'Тул связался с адмиралом Хейльманом и попросил разрешения встретиться с ним.
— Значит, передумали наконец? — взволнованно проговорил немец, когда генерал вошел в его кабинет. — Хорошо. Еще не поздно. У нас осталось двенадцать дней. Бомбы можно будет взорвать даже через девять.
— Отто, я приближаюсь к решению, но еще не пришел к нему. Я все обдумал и хочу, во-первых, переговорить с папой Иоанном Павлом и, во-вторых, самому войти внутрь Рамы.
— Дерьмо, — отозвался Хейльман. — Опять сначала. Наверное, надо…
— Отто, вы не понимаете, — ответил американец, глядя на своего коллегу.
— Это правильно. Если во время моего разговора с папой или выхода на Раму случится нечто неожиданное, я введу код в ту же минуту, как только окажусь в коридоре.
— Вы в этом уверены? — спросил Хейльман.
— Даю слово.
В своей долгой и эмоциональной исповеди перед папой генерал О'Тул не скрывал ничего. Он прекрасно понимал, что все сказанное им записывается, но это больше не сдерживало его. Важно было одно: если он активирует бомбы, то лишь в полной внутренней убежденности.
Он нетерпеливо ожидал ответа. Наконец папа Иоанн Павел V появился на экране, он сидел в той же комнате, где после Рождества давал аудиенцию О'Тулу. В правой руке папы был маленький электронный блокнот, куда он время от времени поглядывал.
— Сын мой, я молился за вас, — начал папа на идеальном английском, — в особенности в эти последние дни вашего смятения. Я не могу сказать вам, что делать. Я не могу ответить на ваш главный вопрос. Остается лишь вместе надеяться, что Господь в своей премудрости даст недвусмысленный ответ на вашу молитву. Прочие ваши вопросы я могу прокомментировать в надежде, что мои замечания помогут вам… Не берусь утверждать, что услышанный вами голос действительно принадлежал св. Микелю и что вы имели по-настоящему духовный опыт. Могу лишь заверить, что в практике человечества существует некая область, именуемая духовной, которую нельзя объяснить в рамках рационального или научного подхода. Свет небесный ослепил Савла Тарсийского, чтобы обратить его в христианство и сделать его апостолом Павлом. Голос, который вы слышали, мог принадлежать и св. Микелю. Решать вам. Как мы с вами говорили три месяца назад, конечно. Бог создал и раман, кем бы они ни были. Но Он сотворил и бактерии, и вирусы, что вызывают страдания и смерть людей. И люди не смогут восславить своего Творца ни как вид, ни по отдельности, если погибнет человечество. Я сомневаюсь в том, что Господь ждет от нас уклонения от действий, когда опасность грозит уже самому существованию человечества. Куда сложнее другой вопрос: не является ли Рама провозвестником Второго пришествия Христа? Ряд священников нашей церкви соглашаются со св. Микелем, однако они находятся в явном меньшинстве. В основном церковь считает, что для такой роли эти корабли духовно стерильны. Конечно, мы видим настоящие чудеса техники, однако в них не ощущается той теплоты, любви… всего, что связано для нас с именем Христа-Спасителя. Поэтому религиозное предназначение Рамы кажется мне сомнительным. Но решение вам надлежит принять самостоятельно. Продолжайте молиться; я уверен, что вы понимаете необходимость этого, однако не ждите ярких проявлений Божьей воли. С каждым Он разговаривает по-разному, даже к одному и тому же человеку обращается всякий раз в иной форме. И помните об одном. Пока вы будете искать знак Божьей воли на Раме, многие земляне будут молиться за вас. Не сомневайтесь — Господь даст вам ответ; сумейте только заметить и правильно понять его.
Свое обращение Иоанн Павел завершил благословением и „Отче наш“. Автоматически опустившись на колени, генерал О'Тул повторял слова молитвы следом за духовным отцом. И когда экран погас, генерал обратился памятью к словам понтифика и почувствовал бодрость. „Значит, я на правильном пути, — сказал он себе. — Только не следует ждать небесных сил, сошедших во всем блеске“.
О'Тул оказался не готовым к такой мощной эмоциональной реакции на облик Рамы. Быть может, причиной этому был размер корабля, невероятно превосходящий все, что было построено человеком. Быть может, и долгое заточение на „Ньютоне“, и душевные переживания обострили впечатления О'Тула. Но каковы бы ни были причины, генерал с трепетом оглядывал величественное зрелище, опускаясь в глубь гигантского космического корабля.
Ни одна черта корабля не могла затмить прочих в мыслях О'Тула. Глаза его наполнялись слезами и горло перехватывало не однажды: когда он только начал спускаться на лифте и впервые увидел своими глазами Центральную равнину, длинные лучистые полосы на ней, приносящие свет внутрь Рамы; когда он стоял возле вездехода на берегу Цилиндрического моря и в бинокль разглядывал загадочные небоскребы Нью-Йорка; когда он не мог отвести глаз, как и все космонавты, побывавшие здесь до него, от огромных пиков и мостиков, украшавших Южную чашу. О'Тул ощущал трепет и восхищение, как на Земле, когда ему доводилось входить под своды старинных храмов Европы.
Всю раманскую ночь он провел в лагере „Бета“, воспользовавшись одним из домиков, оставленных космонавтами во время второй вылазки. О'Тул обнаружил написанную целых две недели назад записку Уэйкфилда. На миг он даже захотел собрать парусную лодку и заглянуть в Нью-Йорк. Но, осадив себя, О'Тул обратился к истинным целям своего визита.
