Дэвид Герролд - Ярость мщения
Выпустите из себя печаль. Она держит вас, как якорь. Не держитесь за нее. Вам больше не нужно таскать это за собой.
А потом, спустя некоторое время, когда вытекла последняя капля грусти, мы сели на пол у стен. Мы были выжаты до конца. Кто-то продолжал тихонько всхлипывать, но на лицах уже появились улыбки, а слезы были слезами облегчения и радости.
А потом наступило время обеда.
А после обеда…
Один козопас по имени Джимми Фицхью
Милой сказал: "То место в тебе я люблю,
Где кожа влажная,
Остальное не важно,
А уж про коз я и не говорю".
52 ДОГОРАНИЕ
Никто никогда ни к чему не готов. В противном случае не имело бы смысла переживать это.
Соломон Краткий.Я устал.
Устал сражаться. Устал убегать. Устал жить.
Я смотрел на бетонные опоры моста и думал о том, как было бы просто покончить с болью раз и навсегда. Быстрое движение руля – и все закончится.
Только закончится ли?
С моим везением я, пожалуй, выживу.
Возможно, я просто сшибу пролет моста своей башкой; считается, что армейские фургоны прочны, как танки. А если нет?..
Пока я размышлял о прочности машины, мост промелькнул мимо…
… и я понял, как был близок к тому, чтобы и в самом деле крутануть баранку в сторону.
Я съехал на обочину.
Нет, только не здесь. Автострада открыта со всех сторон. Слишком незащищенное место.
Я не мог останавливаться – и не мог ехать дальше. Кто это сказал однажды, что ад так же бесконечен, как скоростные автострады? Наверное, такая мысль приходила в голову многим. Слишком уж это очевидно.
Двадцать минут спустя шоссе сузилось до четырех полос и свернуло к предгорьям.
Здесь.
Я притормозил возле площадки для отдыха. Если включить детекторы, никто не подъедет, не подав сигнал тревоги.
Съехав с шоссе, я с трудом открыл дверцу и почти что вывалился наружу. Мои руки дрожали от изнеможения. Я лег, уткнувшись лицом в траву, просто дыша зеленью. И розоватостью. Пахло хорошо – сахарной пудрой.
А потом, когда зрение сфокусировалось, я увидел маленькие розовые ростки, проклевывающиеся то здесь, то там. И голубые тоже. Так вот что я нюхаю! Я сел и огляделся. На будущий год здесь вообще не останется; зелени.
Я встал. Обошел автобус. Отошел в сторону. Я начал нервничать. Вернулся. Может быть, следовало прихватить винтовку? Нет, наверное, не стоит. Если меня собирались сожрать, пусть жрут.
Я не знал, чего я хочу: жить или умереть.
– Ты знаешь, чем хторранин предпочитает нюхать обделавшегося человека? – спросил я у себя.
– Нет. А чем хторранин предпочитает нюхать обделавшегося человека?
– Своим желудком. Это было не смешно.
Я засунул руки в карманы. Вынул их. Было тревожно. Хотелось есть, даже подташнивало. Хотелось бежать. Спрятаться. Дело во мне или виновато все то розовое, голубое, красное и оранжевое, что я видел вокруг? Не выделяют ли хторранские растения в воздух такое, отчего люди сходят с ума?
Такое объяснение было не хуже других. Я пошел прочь от автобуса – только бы что-то сделать.
– Ты никогда не замечал, – обратился я к себе, – что люди всегда ищут хорошую причину, объясняющую их сумасшествие. Это всегда оправдывает. Виноват кто-то еще, только не ты. Если не родители, то армия или правительство. Или коммунисты. Теперь у нас есть хторране, на которых можно все свалить. Хторранская экология сводит меня с ума. Идиотизм! Разве люди не сходят с ума, потому что хотят этого? Просто ради смеха?
Я хочу сказать, что сумасшествие – отличный повод привлечь к себе внимание, не отвечая при этом ни за что. За тобой приходят и отвозят тебя в приятную, обитую войлоком комнату, а потом постоянно заботятся о тебе. Быть сумасшедшим – отличнейший способ удрать от ответственности. Пожалуй, я стану сумасшедшим.
Я не знал, плакать мне или смеяться. Ведь я уже сумасшедший. Я сумасшедший уже многие годы.
– Мы все рождаемся чокнутыми, – сказал мне кто-то. – Большую часть жизни мы пытаемся стать нормальными, потому и остаемся сумасшедшими. Если бы мы просто расслабились и были ненормальными, все шло бы прекрасно.
– А? – удивился я. Голос продолжал: – Пытаться доказать, что ты нормальный, и есть сумасшествие. Если ты чокнутый, то и будь им. Это здравое поведение.
Какая-то чушь.
– Заткнись, – велел я голосу. – От этой погони за здравым рассудком у меня шарики за ролики заходят.
– Вот и ты понял.
– Ничего я не понял.
– Правильно. И это ты понял. Что здесь нечего понимать…
– Заткнись, мать твою! – закричал я небесам. – Все оставьте меня в покое!
Я вспомнил одну вещь, которую однажды видел. Это было давно. Мы навещали мою бабушку в Лос-Анджелесе. В сумерках мы проехали Вентуру и ехали по автостраде дальше на запад, как вдруг в небе появился яркий-яркий свет. Слишком яркий даже для звезды. Потом он начал выпускать длинные узкие языки зарева на фоне мглистого неба. Они становились все шире и шире. Движение на шоссе замедлилось.
– Что это? – спросила моя мать. Отец промолчал.
– Началась война? – спросила Мэгги, Отец ответил: – Должно быть, это все-таки запуск ракеты. Ванденберг10 расположен на побережье. Но какой-то странный запуск, правда?
Он включил радио, и через несколько минут диктор подтвердил, что был осуществлен пробный запуск, но ракета сбилась с курса и была уничтожена.
Почему я вспомнил об этом сейчас?
Где-то в самой глубине шевельнулось то же самое чувство конца света, чувство собственной ничтожной малости и беспомощности.
Так и было. Теперь я всегда и повсюду носил это чувство с собой.
Я шел без цели. Отныне мне все было безразлично.
Выхода все равно не было. Сквозь зеленую траву пробивались розовые и голубые ростки. Повсюду были пуховики. Они летели над землей и запутывались в волосах, одежде, слепили глаза. От них постоянно хотелось чихать.
Повсюду виднелись следы червей. Кругом шастали тысяченожки. Иной раз нельзя было шагу шагнуть, не наступив на ершиков – глупых хторранских насекомых. Хторранская очистная система работала повсюду. Деться было некуда.
Это займет побольше времени, чем проникающая радиация, но все равно произойдет. Я стал свидетелем конца света.
Сначала эпидемии. Теперь постепенное отмирание. Что дальше? Самоубийства? О да, мы уже предвидели и такую эпидемию. Следовало ожидать, что в течение ближайших трех лет примерно один человек из десяти умрет от причин, вызванных им самим. Предполагалось, что это секретные данные, но о них знали все. Это, как говорили, реакция на выход окружающей среды из-под контроля человека.
Я уже пережил нечто похожее – однажды в школе мы попробовали «порошок». Мы не боялись, потому что знали, как с ним обращаться. Я тоже нюхнул. И стены комнаты начали вздуваться, качаться и вибрировать. Мир стал разваливаться. Помимо воли я закричал от ужаса, потому что мне показалось, что я единственный удерживаю Вселенную от разрушения. Если я отойду, она рухнет…
