Морье Дю - Голодная Гора
И так весь день - шпильки, насмешки, постоянное стремление сравнить его неловкую угловатую фигуру с тем, как выглядят другие мальчики его возраста.
- У тебя, верно, нет никакого самолюбия, - говорила она, - и никаких интересов. Неужели тебе не хотелось бы стать капитаном крикетной команды или организовать оркестр?
- Да нет, особого желания нет, - отвечал Хэл.
- Это бесполезно, Аделина, - вмешался его отец. - Такая у меня судьба: иметь сына, который не желает выдвинуться ни в одной области. Как это ни печально, но это факт.
Он говорил легким спокойным тоном, однако его слова ранили Хэла.
Они уехали пятичасовым поездом, и отец дал ему соверен.
- Твой дядя Герберт приглашает вас всех на лето в Летарог, - сказал Генри. - Мы с Аделиной, вероятно, поедем за границу.
Отец не поцеловал его. Поезд отошел, и Хэл остался на перроне с совереном в кармане. Больше они не приезжали.
Каникулы в Сонби или в Летароге оказались средством спасения. Девочки были так счастливы сбежать из дома на Ланкастер-Гейт, что просто жалко было смотреть. Теперь, когда двоюродная бабушка Элиза умерла, дом в Сонби тоже принадлежал дяде Герберту. Его семья приезжала туда на летние месяцы из Летарога.
- Как жаль, что мы не можем всегда жить у вас, - сказала однажды Кити.
- Полно, какие глупости, - улыбнулся дядя Герберт. - Я же знаю, как вы любите отца.
- Теперь у нас все изменилось.
Дядя Герберт ничего не сказал, но через некоторое время, когда сестры гуляли по песчаному берегу, Кити сказала:
- Я слышала, как дядя Герберт, разговаривая с тетей Кейзи, сказал: "Черт бы побрал эту женщину". Они были в кабинете, а дверь была открыта. И еще он сказал: "Это настоящая трагедия". Подумать только, священник, а поминает черта.
- Ее никто не любит, - со злостью проговорила Молли. - Если бы у меня хватило храбрости, я бы сбежала из дома и поступила в гувернантки. Она сказала папе, что наша бедненькая Лизет хитрюга, и вообще у всех детей с физическими недостатками что-нибудь неладно с психикой. А Лизет такая умница, такая душечка. Странно, что Аделина не любит Клонмиэр, хотя никогда там не бывала. Она даже сняла картину, где он нарисован, которая висела на стене в гостиной. А когда кто-нибудь заговаривает о деревне, она начинает смеяться и отпускать язвительные замечания.
- Подумать только, - сказала Кити, - с тех пор, как умерла мама, папа всего три раза был на той стороне воды, и каждый раз останавливался в отеле в Слейне, чтобы сделать все дела. А когда мы жили в Клонмиэре, он ездил на шахты каждый день. Просто не понимаю, как там без него идет работа.
- Когда предприятие на ходу, оно уже не нуждается в постоянном контроле со стороны владельца, - заметил Хэл. - В нашем классе есть один мальчик, у него отец - владелец угольных копей, так он их не видел ни разу в жизни. Сидит себе дома и получает дивиденды. Какой смысл работать, если можно получать деньги просто так?
- Маме было бы неприятно слышать то, что ты сказал, - упрекнула брата Молли. - Она учила нас совсем другому.
- Ты права, - согласился Хэл. - Но что толку об этом вспоминать? Теперь с нами никто не разговаривает так, как разговаривала с нами мама. А если я скажу что-нибудь в этом духе в Итоне, ребята назовут меня дураком или сопляком. Если бы мы жили в Клонмиэре, как раньше, все было бы иначе. Я уверен, что мы с отцом ездили бы на шахты вместе, и я бы их полюбил, потому что почувствовал бы, что шахты и наша семья - это одно целое. А сейчас мне на них наплевать. Во всяком случае, мы всегда будем получать оттуда сколько угодно денег, а это самое главное. Смею сказать, что, когда я буду учиться в Оксфорде, я ни в чем нуждаться не буду.
- А помнишь, что нам недавно говорил дядя Герберт? Торговля медью приходит в упадок. В Корнуоле уже закрыли несколько шахт, - сказала Молли.
- Да, но кроме этого он еще сказал, что предприимчивые владельцы шахт обнаружили в недрах еще и олово, и начинают разрабатывать его вместо меди. Цены на олово стоят очень высоко, и они по-прежнему получают большие доходы.
- А у нас, может быть, все иначе, - сказала Молли. - Что, если на Голодной Горе нет никакого олова?
- Медь или олово, - сказала Кити, - какое это имеет значение, если мы живем с Аделиной на Ланкастер-Гейт, за нами постоянно шпионит эта швейцарка, а папа умыл руки и не обращает на нас внимания? Лучше бы у меня не было никаких денег, и я бы жила в хижине на Килинских болотах.
- С Лондоном и Ланкастер-Гейт можно было бы мириться, если бы не Аделина, - сказала Молли. - Мы были счастливы, когда жили там с папой.
- Нет, не были, - возразил Хэл. - Никто из нас не был по-настоящему счастлив с тех пор, как мы уехали из Клонмиэра, и ты это знаешь. Все стало иначе после того, как умерла мама, и прошлое уже никогда не вернется.
Девочки с удивлением смотрели на брата. Он был бледен и возбужден, в глазах у него стояли слезы.
- Ах, теперь я ни в чем не вижу смысла. Иногда мне просто хочется умереть.
И он убежал от них прочь через сомбийские пески, ветер развевал его волосы, а за ним с лаем мчались собаки.
- У него сейчас трудный возраст, - заметила Молли. - Мальчики в это время все такие. Тетя Кейзи говорит, что с Бобом было то же самое.
- У Боба есть дом, ему было, куда вернуться, - сказала Кити, - а у Хэла только Ланкастер-Гейт.
По мере того, как шли годы, проблема каникул стала усложняться. Вторая жена Генри не любила его детей и не делала из этого тайны. Не могло быть и речи о том, чтобы Генри любил кого-нибудь, кроме нее, а тем более - своих детей. Она желала владеть им единолично, и единственным способом добиться этой цели было отдалить его от детей, внушить ему мысль, что они его совсем не любят, что никто из его родных и друзей его недостоин, и единственный человек, который его понимает и заботится о нем, это она сама. Она спасла его от невыносимого одиночества, и теперь он может получить утешение только от нее.
Поначалу было приятно сознавать, что тебя желают с такой страстью. Для Генри это чувство было ново, и он отдался ему целиком и полностью, считая, что оно вознаграждает его за потерянные годы. Это его возбуждало и льстило ему. Было приятно сознавать, что Аделина его обожает и что, обожая его, она, в то же время, взвалила на свои плечи все обязанности, отлично ведет его дом, делает все необходимое для его детей, сообщает ему то, что ему хочется знать и скрывает все, чего ему знать не следует. Брак с Аделиной сделал его жизнь простой и спокойной, говорил он себе, удобной и приятной. Если Молли, Кити и Хэл чем-нибудь недовольны, они сами виноваты, им следовало бы быть более покладистыми. Впрочем, у каждого из них своя жизнь, пусть они ее и устраивают. Он не желает, чтобы его беспокоили заботами о детях. Аделина права, вся эта троица - эгоисты, которые думают только о себе. Они не понимают, что человеку нужна жена, иначе все пойдет прахом. Если дети не могут поладить с Аделиной, пусть отправляются на каникулы куда-нибудь в другое место - к Герберту или Эдварду. Им не на что жаловаться, ведь он всегда настаивает на том, чтобы им было предоставлено все самое лучшее. Когда Молли пришло время выезжать, устраивались званые вечера и обеды; в Лондон приехали Эдвард с женой, чтобы вывозить ее в свет. Аделина это делать отказалась и была совершенно права, поскольку Молли никогда не выказывала к ней расположения. Раз или два Генри пытался поехать к ней сам, но почему-то каждый раз это оканчивалось размолвкой с Аделиной.
