Владимир Клименко - Другой
Побег
- Неужели ты надеялся, что Млый не сумеет справиться с медведем? Какая наивность! - Не скажи. Медведю помогала Марена. - Лучше бы она сразу прикончила Другого, чем заставлять выделывать все эти шутовские ужимки и прыжки. Так было бы честнее. - Марена ведет с ним свой диалог на привычном для нее языке. Не нам обсуждать, что она делает правильно, а что - нет. - Как бы не так! Свалился Млый в Навь, словно нам в наказание. Я уже устал всюду таскаться за ним. - Вот и занялся бы им всерьез. Кто тебе мешает? - Ты уже попробовал. Что из этого хорошего вышло? - Ладно, не горячись! Не хватало только нам из-за этого Другого поссориться.
В Млыя все-таки швырнули несколько камней, когда он поднялся рядом с тушей мертвого медведя. Раздраженные неудачным жертвоприношением зрители не собирались расходиться, и Млый подумал, что ему вряд ли удастся выбраться из ямы живым - забросают камнями или добьют копьями. Запрокинув голову, он стоял в центре ямы чужой, одинокий, обводя взглядом беснующуюся толпу, и прямо над ним горели дневные холодные звезды. Наконец вниз бросили лестницу, по ней спустились какие-то люди - то ли жрецы, то ли просто зеваки, и Млыю позволили выбраться наверх. Сил не осталось даже для того, чтобы достойно и неторопливо одолеть несколько ступеней. Ноги предательски соскальзывали с перекладин. Только сейчас Млый почувствовал, что ранен, и ранен серьезно. Прокушенная рука почти не слушалась, спину жгло, как огнем, каждый вдох давался с трудом очевидно, были сломаны несколько ребер. С ним рассчитались по честному. Правда, пятьсот монет в руки Млыю так и не попали, мешочек с деньгами передали трактирщику, тут же вынырнувшему из толпы. Но Млый не спорил. Тело охватил холодный озноб, он почти ничего не видел и двигался только благодаря остаткам воли. Он еще нашел в себе силы добраться, сопровождаемый уже не стражей, а какими-то совершенно незнакомыми людьми до известного трактира, где его отвели в тесный чулан. Он тут же упал на подстилку из соломы и провалился в небытие. События последующих дней он помнил плохо. Да и не было никаких событий, если не считать прихода высокого старика с посохом, того самого, что предварял борьбу с медведем обращением к Эгере, да редкими появлениями мальчика-прислужника, приносившего еду и питье. Большую часть времени Млый провел в забытьи, ощущая жар в ранах и холодную испарину на коже. Его никто не лечил. На четвертый день он сумел подняться. Больше всего Млый боялся, что раны начнут гноиться, тогда не избежать заражения крови, но, кажется, молодой организм справлялся с болезнью успешно. Привалившись спиной к стене, Млый впервые осмысленно оглядел свое убежище, свет в которое попадал только через широкие щели в двери, и вспомнил о Сторожиче и о Темном, а потом подумал о мече. Хозяин - сволочь! Обещал отдать меч сразу после борьбы с медведем. Да и Сторожич хорош! Говорил, что вернется через два-три дня, а прошло значительно больше. Неужели дасу решил больше не связываться со мной? И куда подевался Темный? Ведь именно он втравил меня в эту историю. А теперь пропал. Млый попробовал встать, держась за стену. Колени предательски дрожали, каждый шаг отдавался в грудной клетке острой болью, но, тем не менее, он добрался до двери и попробовал открыть. Дверь была заперта! Это еще что такое! Млый хотел крикнуть хозяина, но скоро убедился, что может только негромко говорить, голос его не слушался. В любой другой момент он вышиб бы эту дверь одним ударом ноги, но сейчас ему пришлось смириться и вернуться на подстилку. Надо дождаться прихода мальчика. Тот обязательно принесет еду и питье, тогда Млый попытается выяснить в чем, собственно, дело. А пока - спать. Очнулся он часа через два от скрипа двери. Млый вскинул голову, ожидая увидеть кого-нибудь из посетителей, но, кажется, дверь открылась сама по себе. Видимо, ее успели отпереть, пока он спал. Эти фокусы с дверью Млыю не понравились. Зачем было держать его взаперти, а потом предоставлять полную свободу? Здесь что-то не так. На этот раз Млый встал с постели уже легче. Если прижимать сломанные ребра рукой, то при ходьбе боль ощущалась слабее. Будь рядом Сторожич с его травой, то раны бы затянулись почти мгновенно, а так приходилось терпеть. Млый опять пошел к двери, но перед самым порогом запнулся волочащимися ногами о половицу и полетел кувырком. И это его спасло. Падая, он толкнул незапертую дверь и перекатился через порог. Шипя от боли, попытался подняться, и вдруг отчетливо увидел, что дверной проем от косяка до косяка затянут рыжей паутиной из человеческих волос. Сетка приходилась как раз на уровень груди, и, если бы Млый не запнулся и не упал, то шагнул бы как раз в расставленную ловушку. Что с ним произошло бы в следующий момент, догадаться не трудно. Точно такую же ловушку на него уже ставили в степи - тогда спастись ему помогло только вмешательство дасу. Коридор, в котором оказался Млый, был пуст. Возвращаться в чулан, подвергаясь опасности задеть паутину, Млый не стал. Он медленно побрел к выходу в трактирный зал, ориентируясь на шум голосов и горя желанием немедленно разобраться с хозяином. Во-первых, - меч! Во-вторых, надо выяснить, кто посмел поставить на него ловушку, пока он больной и беспомощный валялся на грязной подстилке в чулане. В-третьих... У Млыя накопилось много вопросов. С его появлением в зале все смолкли. Застыв в проеме двери, прижимая рукой сломанные ребра, Млый глядел на приоткрытые рты, выпученные глаза - так напугать веселящуюся и бесшабашную толпу могло бы только привидение. - Смотрите! - раздался чей-то дрожащий голос. - Он поднялся! - Он выжил! - закричали остальные. - Эгера больше не сердится на горца! Трактирный зал опять взревел, взорвался приветственными криками, к Млыю уже протискивались какие-то мужчины, держа в руках кружки с вином и предлагая выпить за счастливое исцеление; на крохотной танцевальной площадке перед очагом ударили в бубен и заиграли на рожке. Млый был так слаб, что не смог противиться настойчивым приглашениям, позволил увести себя за стол. Тут же перед ним появился трактирщик, вытирая на ходу большой кувшин с вином. - Выпей, горец, - сказал хозяин (таким голосом могло бы заговорить ожившее оливковое масло). - Ты победил заслуженно. А главное, Эгера больше не сердится, ведь она оставила тебя в живых. - Возможно, - Млый осторожно отхлебнул из кружки, словно опасаясь, не отравлено ли вино. - Но кто, скажи, тогда поставил на меня ловушку, пока я спал? Если бы не случай, я бы погиб! - О чем ты говоришь? - лицо трактирщика плаксиво сморщилось, как будто Млый смертельно его обидел. - В моем доме? - В твоем, твоем, - грубовато повторил Млый. - Меня только что хотели убить. - Не может быть, - трактирщик растерянно развел руками, обращаясь ко всему залу. - Вот свидетели, как я смиренно ухаживал за тобой после борьбы с медведем. Я дал тебе кров и постель, я заботился о твоей еде... - Ну, это ты можешь рассказывать кому угодно, только не мне, - Млый приподнялся с лавки. - Пойдем, посмотрим на твой гостеприимный кров, а заодно убедимся, как на меня охотились. Толпа повалила за ним и трактирщиком, иногда напирая сзади так, что Млый был вынужден остановиться и прикрикнуть, чтобы не мешали. Дверь в чулан была распахнута по-прежнему. Осторожно, не доверяя зрению, Млый подошел ближе и вдруг увидел, что проем пуст - от паутины ни следа. - Где ловушка? - запричитал хозяин. - Зачем ты пытаешься меня опорочить? Все знают мою честность, - трактирщик вошел в привычный экстаз и, колотя себя кулаком в грудь, стал переходить от одного посетителя к другому, словно искал защиту и понимание. - О, зачем Эгера послала мне это испытание! Сначала горец чуть не уничтожил мой трактир, потом, когда я больного и слабого приютил его, хочет незаслуженно оскорбить! О, как я оскорблен! Его крики Млый почти не слышал. Он внимательно оглядел дверные косяки, потом присел на корточки. Наконец, найдя на полу щепочку, осторожно провел ее по воздуху. Никакого сомнения - паутина исчезла. - Хватит вопить! - сзади раздался громкий, привыкший к приказаниям голос, и трактирщик тут же замолчал. - Горец был болен. Мало ли что могло ему почудиться. Главное, Эгера по-прежнему милостива к нам! - Эгера! - послушно взревела толпа. Млый обернулся и увидел высокого старика с посохом. Теперь сомнений у него не оставалось - это жрец. Жрец стоял с невозмутимым лицом, его седая борода почти достигала пояса, но мощная прямая фигура вовсе не казалась старой. - Скажи, - обратился к нему Млый, чувствуя, что если кто и способен ответить на его вопросы, так это он. - Вы всегда пытаетесь убить чужестранцев, попадающих в ваш город? - Никто так не милостив к людям, как Эгера, - загадочно ответил старик. Разве у тебя не было шанса победить? - У меня, может быть, и был. А вот у других... - Ты слишком самонадеян, горец. Но Эгера пощадила даже тебя. - Мне обещали вернуть меч, - напомнил Млый. У него опять закружилась голова, и он непроизвольно оперся рукой о стену. При упоминании о мече, в зале возникла заминка. - Я что-то не так сказал? - удивился Млый. - Разве ты не говорил мне, - он вновь обратился к трактирщику, - что вернешь меч сразу же после боя? - Темный сказал, что ты решил принести меч Эгере в жертву, - смущенно признался трактирщик. - Ты так хотел выздороветь, что пошел на это. Темный сам отнес меч в храм. - Как же так? - не понял Млый. Без достойного оружия продолжить дальнейший путь казалось ему невозможным. К тому же это подарок Рода. - Вы ведь обещали. А где Темный? - вспомнил он о своем странном знакомом. - Кто его знает? - отозвались из толпы. - Кажется, он ушел из города несколько дней назад. - Что же мне теперь делать? Разве нельзя забрать меч? - Эгера не отдает ничего, - старик повернулся к Млыю спиной, словно потерял к нему всякий интерес. - Но это мой меч, - продолжал настаивать Млый, чувствуя, что его просьбы бесполезны. - Я не собирался его жертвовать никому. Темный - обманщик! - Даже, если так, - снисходительно согласился старик, - то меч все равно останется у Эгеры. Да и зачем тебе меч? Разве о тебе не заботятся, не потакают твоим капризам и не пытаются помочь? Смотри, Эгера может рассердиться вновь. При этих словах среди посетителей трактира пронесся ропот. Млый отступил. Еще два дня, не чувствуя в себе достаточно сил, чтобы уйти из города, он провел в опостылевшем трактире. Раны затягивались медленно, но дышать он уже мог без болезненного стеснения в груди, а рука постепенно обретала подвижность. Хуже было другое - он теперь боялся крепко заснуть, чтобы не подвергнуться внезапному нападению. Никому из тех, кто окружал его, он больше не доверял. То, что на дверях чулана неожиданно появилась ловушка из волос Марены, можно было объяснить, как предупреждение. Его опять спас случай. Не запнись он у порога, паутина бы вошла в его тело с легкостью стальной нити, разрезающей масло. В таком случае шансов выжить у него почти не оставалось. Настораживало и отсутствие Темного. Теперь у Млыя не оставалось сомнений, что все подстроенные ему в городе козни - дело его рук. Потому Темный и исчез так неожиданно, что понял - первоначальный план погубить Млыя в схватке с медведем не удался. Позже в ход пошла ловушка. С другой стороны, Млый ощущал нарастающую опасность со стороны жреца, имени которого он так и не узнал. Все его попытки расспросить о старике подробнее у хозяина или у мальчика-прислужника оставались неудачными. А между тем, старик жил здесь же, в трактире, в одной из комнат, дверь в которую вела прямо из-под лестницы. Такое соседство казалось очень странным - разве старику место в разбойничьем вертепе, а не в храме? Через пару дней у Млыя созрела уверенность, что просто так покинуть город ему не позволят. Складывалось впечатление, что о его роли вечного пленника знают все, но говорить в открытую не решаются. Когда он в первый раз осмелился выйти из трактира на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха, вокруг немедленно собрались зеваки, и в их поведении Млый почувствовал любопытство зрителей, пришедших посмотреть на смертника. Несомненно, ему отводилось место участника какого-то, грозящего бедой представления. Оставалось только выяснить - какого? Об этом Млый ничего не знал. Кормили его все хуже. Трактирщик неоднократно намекал, что делает это из жалости, хотя пятьсот честно заработанных Млыем монет давно перекочевали в его карман. Но крова и жалкой постели пока не лишали. Стиснув зубы, Млый продолжал терпеть настойчивые намеки хозяина, что скоро ему предстоит заняться делом, а не валяться в каморке бесполезным бревном. Млый примерно догадывался, чем закончатся подобные намеки. Сначала перестанут кормить, потом предложат работу, например, тем же вышибалой, а если не согласится - вышвырнут на улицу безо всякого сожаления. Уйти безоружным в степь он не решался. Он знал, как много значит меч в этом мире. Когда Млый почувствовал себя в силах дойти до храма Эгеры, он направился туда. Так же, как и в день перед битвой с медведем, его сопровождала толпа зевак. Но сейчас добровольные попутчики даже не пытались держаться на почтительном расстоянии, а окружали его плотным кольцом, обращаясь к Млыю запросто, как к товарищу. - Будешь приносить жертву Эгере? - рядом с Млыем шел, очень похоже приволакивая правую ногу, грязный калека. В его ухе болталась медная круглая серьга, указывающая на то, что он совершил паломничество в другой, ставший Млыю известным город этого мира - Земну. - Если надумаешь брать шлюху, то выбирай рыжую Дору. Девка, что надо! Хочешь, я сам скажу ей, чтобы подошла? Млый, не удостоил его ответа. В середине пути он почувствовал, что очень устал, ныла грудная клетка, нога слушалась все хуже. Но больше всего раздражали зеваки. В бухте по-прежнему стояли суда. Теперь их осталось всего два, значит, третий покинул порт. Впервые Млый подумал, что из города можно выбраться и по морю. Эта идея ему неожиданно понравилась, и он решил обдумать ее как следует позже, а пока надо все-таки добраться до храма, посмотреть, нельзя ли вызволить меч. Он посидел на каменной причальной тумбе, разглядывая водную гладь, потом поднялся и пересек площадь. Направляясь к переулку, ведущему к капищу, он вдруг остановился так резко, что идущий чуть сзади калека, ткнулся ему в плечо - навстречу шел Отшельник. Еще никогда Млый не чувствовал себя таким беспомощным. Если бы можно было затеряться в толпе или спрятаться за угол какого-нибудь дома, то он так бы и сделал, но Отшельник застиг его врасплох на открытом пространстве площади. Оставалось только стоять и ждать, что случится. Отшельник приближался в своей обычной манере, словно плыл над самой землей, не касаясь ее ногами. Черный широкий плащ чуть развивался от дуновения легкого морского бриза. Глубокие провалы глазниц, как всегда не давали уловить взгляда. "Барон Суббота, или кто-нибудь из его сподвижников? - лихорадочно гадал Млый, прикидывая, что вряд ли сможет уклониться от удара, если Отшельник решит напасть. - Но, кажется, Сторожич говорил, что Отшельники в городе не опасны. По крайней мере, на открытую схватку не пойдут!" Млый почувствовал, как по мере приближения Отшельника, толпа за спиной постепенно пятится, оставляя его один на один с противником. - Тебе непременно нужен Барон Суббота? Вопрос застал Млыя врасплох, он почему-то не предполагал, что Отшельник вступит с ним в разговор. - Какая разница, - медленно выговорил Млый. - Главное, что я встретился с врагом. - В Нави следует забыть старые счеты, - тон голоса Отшельника был вполне благожелателен, и Млый немного расслабился, поняв, что немедленная схватка ему сейчас, пожалуй, не грозит. - Мало того, я твой должник... - Должник? - удивился Млый. - Что ты мне должен, удар или жизнь? - Наверное, все-таки жизнь. Помнишь, как ты помог мне бежать из плена? - Я уже пожалел об этом, - признался Млый. - И не думал, что мы встретимся вновь. - Пути судьбы извилисты, - Отшельник остановился в трех шагах. - Но теперь пленник - ты. - Так ты хочешь помочь мне покинуть город? - насмешливо спросил Млый. - Но куда ты отведешь меня на этот раз? К Марене? - Ты неправильно меня понял. Я пришел дать совет. Оставайся! - Здесь? - Млый обвел рукой площадь, словно забыл о своем недавнем желании действительно остаться среди себе подобных. - В этом уродливом мире? - А чем он хуже того, в который ты так стремишься вернуться? По крайней мере, здесь весело. - Весело настолько, что развлечением для его жителей является смерть гостя. - Это всего лишь испытание. И ты его выдержал. Теперь никто не тронет тебя. - Тогда скажи, почему мне не отдают меч? Почему за мной постоянно следят? Кто правит этим городом? Только не говори, что жители делают это сами. - Зачем тебе оружие и новые невзгоды? Ты хочешь вернуться в Явь из чистого упрямства. Вернуться, чтобы умереть от старости или от болезней. А в Нави ты будешь бессмертен. - Навь - это бессмертие смерти. А мне нужна жизнь! - Ты даже не знаешь, о чем споришь. Но - берегись! Если ты действительно решишь бежать из города, то тебя ожидают неприятности. - Зря грозишь, - у Млыя пропал страх. - Я готов снова вступить с вами в битву. Верните меч! - Так забери его, - безразличным голосом сказал Отшельник. - Но как только ты возьмешь в руки оружие, ты будешь обречен. Отшельник отвернулся от него, и толпа послушно расступилась, освобождая ему дорогу. Как только Отшельник пересек площадь и скрылся в одной из улиц, Млыя вновь окружили всюду следующие за ним зеваки. - Ты знаешь, кто это был? - спросил Млый у калеки. - Разве Отшельники живут в вашем городе? - Нет, но они сюда приходят. Их потому и называют Отшельниками, что они несут службу Эгере в одиночку. Их слушаются даже жрецы. - И это все, что ты можешь мне сказать? - Мы предпочитаем об Отшельниках не говорить. Они - сами по себе, мы сами. Только теперь до Млыя стали доходить слова, сказанные Сторожичем при расставании. Этот до боли реальный мир - все-таки созданный. Но не Мареной. Этот мир в мире - вотчина Отшельников. Он порожден их волей и чувствами. А он, Млый, оказался настолько слаб, что не почувствовал этого. Он сам, добровольно, попал сюда. Непонятным оставалось главное - как теперь избавиться от навязанной ему реальности? Мир чужих представлений разрушить можно. Но на что опереться? "Забери меч!" Как расценить, брошенную на ходу фразу? Как разрешение? Нет, все-таки как угрозу! Но ему, Млыю, угрожали уже столько раз, что он к этому привык. Если меч действительно можно взять, то он возьмет его! В прошлый раз Млый дошел только до храмовых ворот и повернул обратно, теперь ему предстояло войти внутрь. Не обращая внимания на проституток, которые не были все же назойливы настолько, чтобы он не смог от них отбиться, Млый вступил во внутренний двор. Сопровождавшая его толпа осталась почему-то снаружи, словно испытывала запрет или страх. Этому Млый ничуть не огорчился. Колоссальный идол Эгеры-Марены навис над ним, заставил задрать голову, чтобы взглянуть в неподвижно-черные глаза, устремленные за горизонт. Рот богини был плотно сжат. - Можешь ничего не говорить, - пробормотал Млый, скорее, чтобы подбодрить себя, чем действительно обращаясь к идолу. Он обошел вокруг статуи, вытесанной из одного громадного ствола неизвестного дерева. Грубо обструганная поверхность отливала вороненой сталью. Серп, зажатый в правой руке Марены, мало чем напоминал сельскохозяйственное орудие. Да это было и неудивительно, ведь она собирала не злаки, а жизни своих подданных. - Ну, до меня тебе не добраться, - вновь тихо сказал Млый. - Ты так считаешь? Вопрос застал врасплох, Млый думал, что остался с идолом один на один, поэтому вздрогнул и обернулся. Жрец - тот самый старик, которого он уже встречал неоднократно, - стоял около низкой храмовой постройки и внимательно наблюдал за Млыем. Только сейчас почему-то Млый обратил внимание, что за пояс у него заткнут такой же, как у Марены серп, больше напоминающий ятаган степняков, приходящих с юга. - А ты думаешь иначе? - вызывающе спросил Млый. Старик его раздражал, мало того - он его боялся, возможно, не отдавая отчета в этом. - Конечно! Никто не может избежать вечной жатвы. Но ведь ты пришел не для того, чтобы спорить со мной об этом. - Я пришел не к тебе, - Млый вновь почувствовал, как заныло пораненное медведем плечо. - Я хочу знать, где мой меч! - Меч больше не принадлежит тебе. - Я его не отдавал. Меч забрали против моей воли. - Это теперь неважно. Но, если хочешь, можешь на него посмотреть. Предложение прозвучало унизительно. В нем чувствовалась издевка и уверенность, что Млый не сможет изменить сложившийся порядок вещей. Меч отдан Эгере в жертву, и - точка! Но, если можно увидеть, то, значит, можно и взять! - Покажи, - тихо, но угрожающе сказал Млый. Старик, похоже, не придал тону его голоса никакого значения. - Пойдем, - жрец призывно махнул рукой и первым вошел в храм. Перед открытой настежь дверью Млый все же замешкался. Не очередная ли это ловушка? Но потом упрямо тряхнул головой - будь, что будет. Внутреннее помещение храма отличалось от двора лишь тем, что было накрыто крышей - большое неуютное пространство с земляным полом и узкими окнами, размещенными так высоко, что до них с трудом можно достать рукой. Изображение Эгеры внутри храма отсутствовало, зато в множестве были расставлены, примерно в полтора человеческих роста, идолы, в которых Млый не смог узнать никого из известных ему богов. Женщина с большой змеей, кусающей ее в плечо. Раскрашенные глаза жертвы вытаращены в смертельном испуге. Воин со сломанным копьем, беспомощно опустивший руки. Еще один воин, пытающийся разорвать на горле блестящую цепь. Цепь сделана из настоящего металла. Млый бродил среди идолов, как среди музейных экспонатов, недоумевая, зачем жрец позвал его сюда. И вдруг увидел свой меч. Заслоненная вначале фигурой воина, перед ним внезапно возникла его собственная статуя. То, что это именно он, сомнений не было. В грубо выточенном лице безошибочно угадывались его собственные черты. Но не это поразило Млыя больше всего - идол был пронзен насквозь мечом. Его мечом! Клинок вонзили в деревянное изображение с такой силой, что он пробил его навылет, словно стальной иглой насекомое. - Что это? - невольно воскликнул Млый и вытер со лба испарину. - Что это значит? - Это значит, что твой меч и ты сам навечно теперь принадлежите Эгере. За любой попыткой уйти от Эгеры последует смерть. - Но почему? - растерянно спросил Млый. - Так хотят Отшельники. А что желают они, всегда угодно Эгере. - А если я не соглашусь, - зловеще прошептал Млый. - Никто не волен распоряжаться за меня! Он схватил рукоятку меча и с силой рванул ее. Идол покачнулся, но меч остался торчать в дереве так же прочно. Млый заворчал, как рассерженный медведь, и со второй попытки выдрал идола из земли, как будто корчевал пень. Меч при этом не подался наружу даже на сантиметр. Пока он бесцельно бился со своим собственным изображением, отовсюду уже бежали жрецы, призванные стариком. На Млыя навалились сзади, скрутили за спиной руки. От резкой боли в груди и в спине Млый обмяк, бессильно подкосились ноги. Его вынесли за ворота храма и бросили прямо на землю. В толпе захохотали. Более униженного положения Млый не испытывал никогда. Хорошо слаженные действия жрецов, отлично владевшими приемами рукопашного боя, напомнили ему о собственном бессилии. - Отстаньте от него! - рыжая Дора подбежала к Млыю первой. - Разве вы забыли, что горец ранен! Девушка склонилась над Млыем и он почувствовал запах мускуса, которым проститутки пользовались для вызова страсти у желающих принести жертву Эгере. Больше всего Млыю хотелось сейчас уйти с площади, исчезнуть, забиться в какую-нибудь нору и хоть на время остаться одному. Словно поняв его состояние, Дора помогла подняться Млыю с земли, и, подставляя ему плечо для опоры, повела прочь. Млый не сопротивлялся. - Ты слишком спешишь, горец, - девушка на ходу заглянула ему в лицо. Слишком торопишься. Тебе надо набраться сил. - С тобой их можно только потерять, - попытался неуклюже пошутить Млый, испытывая невольную благодарность за помощь. - Отведи меня обратно в трактир. - Разве ты не пойдешь ко мне? - удивилась Дора. Млый отрицательно покачал головой. - Нет, мне нужно побыть одному. - А кто будет лечить твои раны? - голос Доры звучал настойчиво. - Кто будет за тобой ухаживать? По пути она остановилась около лавки торговца лекарственными травами: купила какую-то мазь и высушенный пучок растений. Долгий обратный путь настолько измотал Млыя, что, вернувшись в свою каморку, он буквально рухнул на постель и тут же забылся в нездоровом горячечном сне. Временами он просыпался, чувствуя прикосновение мягких ладошек к своей коже - Дора втирала в раны мазь, сделала горячий настой из купленной травы и заставила выпить. Через несколько часов Млый очнулся и почувствовал себя несколько лучше. Он ничуть не удивился, обнаружив, что Дора никуда не ушла, но ее присутствие сковывало Млыя, он испытывал непонятную стеснительность. Прогнать девушку мешала только благодарность за оказанную помощь. Каморка оказалась чисто прибранной, дверь Дора не закрывала, чтобы свежий воздух беспрепятственно мог проникать внутрь и ничуть не смущалась любопытных взглядов посетителей трактира, иногда покидавших зал исключительно для того, чтобы поглазеть на раненого горца. - Почему мне не разрешают уйти? - задал мучивший его вопрос Млый. - Кому я здесь нужен? - Ты сам знаешь кому, - тихо ответила Дора. Она успела не только прибрать комнату, но и стереть краски с лица. Если бы не огненно-рыжие волосы, то она, пожалуй, очень походила бы на Ольгу. - Тебя не пускают Отшельники. А чтобы быть полностью уверенными, что ты останешься на месте, рядом с тобой всегда будет старший жрец. О, он великий маг! - Великий враг! - по-своему переиначил ее ответ Млый. - Жаль, что со мной нет Сторожича. - Я не знаю, о ком ты говоришь, - призналась Дора. - Но я тебе помогу. Я тебя вылечу, и ты останешься в городе. Я видела, как ты бился с медведем. Его мог победить только необыкновенный человек. Такого не случалось много лет, а некоторые говорят - никогда. Ты и сам можешь стать магом! Слова девушки прозвучали простодушно, но Млый насторожился. Она его вылечит, и он здесь останется. Нет, так дело не пойдет! - Дай мне побыть одному, - попросил он. - Ты меня прогоняешь? - упавшим голосом сказала Дора. - Я тебе совсем не нравлюсь? Вот в этом Млый боялся признаться даже самому себе. Дора была не просто привлекательна, она была красива. Нежная молочно-белая кожа с редкими веснушками, большие темно-синие глаза, временами распахивающиеся в наивном удивлении, полный чувственный рот. Нет, недаром говорил ему о Доре калека, когда они шли к храму. Дора по праву могла считаться лучшей шлюхой Эгеры. И все-таки - шлюхой! - Уйди! - уже настойчиво попросил он. - Мне надо подумать. Подумать предстояло о многом. Дора все-таки ушла, оставив в каморке легкий запах мускуса, Млый закрыл дверь. Может быть, он прогнал девушку зря? Ведь оставаясь один, он даже не может толком выспаться. Он все время боялся нападения и нервно дремал, чутко прислушиваясь к каждому шороху. А теперь выяснилось, что он не сможет вернуть себе оружие. Как только он окрепнет достаточно для того, чтобы вступить в битву с жрецами, он попытается отвоевать свой меч. Но, кажется, Дора говорила, что старший жрец - маг, и он все время находится рядом. Теперь последние сомнения в том, кто противостоит ему, у Млыя отпали. Конечно, старик! Вот его и следует опасаться прежде всего. Раны болели меньше. Даже сломанные ребра, похоже, начали срастаться. По крайней мере, дыхание не затруднено, и можно больше не придерживать рукой грудь при ходьбе. Млый вышел в общий зал. - Смотрите, как его сумела приласкать Дора! - раздался крик одного из посетителей. - Горец почти не хромает! Не обращая ни на кого внимания, Млый сел за стол и подозвал к себе трактирщика. Он заказал большой кусок жареного мяса и много зелени, а когда трактирщик попытался напомнить о долге, просто ухватил его за отворот рубашки и прижал щекой к столу. Поелозив немного пухлой физиономией по доскам, как тряпкой, Млый отшвырнул хозяина к стойке. Под одобрительный гогот посетителей его заказ был тут же выполнен. - Если понадобится, - тихо сказал Млый трактирщику, - я разберу твое заведение по кирпичикам. Учти, ты будешь кормить меня, как следует, пока я не стану здоров. И сегодня же отведешь мне комнату получше. Я побывал в храме Эгеры и она велела мне служить ей, и я внял ее желанию. Отныне мне может приказывать только она. Где старик? Я хочу поговорить с ним. Решение поговорить с жрецом Млый принял неожиданно даже для себя. Надо добиться ясности. Враждебное противостояние может только ухудшить его положение в городе, значит, следует прибегнуть к хитрости. Пусть все, и жрец в том числе, думают, что он смирился и не помышляет о побеге. Пусть считают, что он сдался. Прежде всего, не надо торопиться. Он вызволит свой меч из храма и вот тогда начнется настоящий разговор. А пока надо терпеть. Старика поблизости не оказалось. Идти снова в храм Млый не захотел. Теперь у него было достаточно времени, чтобы подождать. Значит, он будет ждать. Новую комнату для себя он выбрал сам. Трактирщик всем видом показывал, как он недоволен, но перечить не осмелился. Теперь Млый перебрался на второй этаж, в комнату над лестницей. Окно выходило на противоположную от моря сторону, рядом с ним рос старый платан, его ветки почти упирались в стену дома. После сытного обеда Млый расслабился, его снова потянуло в дрему и, повалившись на чистую постель, он вдруг уснул по-настоящему крепко впервые за последние дни. Проснулся он как от толчка, словно его потрясли за плечо. Тишина в трактире стояла мертвая. Не шумели в зале посетители, не слышно было ничьих шагов - наступило время сна. Этих тихих часов, означавших, что сейчас в Нави царит ночь, Млый опасался больше всего. Хорошо хоть светло по-прежнему, не надо напрягать зрение, чтобы различить опасность. А то, что ему что-то угрожает, Млый даже не сомневался, он чувствовал это почти физически. Еще недавно он радовался, что сумел перехитрить всех, сообщив трактирщику о своем намерении служить Эгере. Но ведь со стариком он так и не поговорил! К тому же, с чего это он вдруг решил, что ему поверят? Млый, стараясь не скрипеть половицами, на цыпочках подошел к двери, выглянул в коридор. Никого! Двери соседних комнат, где сейчас отдыхают постояльцы, плотно закрыты. Вчера в трактире появились еще трое гостей, прибывших откуда-то с юга, по крайней мере, так говорил хозяин. Кроме них и Млыя других постояльцев в доме не было. А старик? Как же он мог забыть о нем? Для того, чтобы сойти по лестнице, не нужно было даже идти по коридору. Прижимаясь к стене, Млый осторожно нащупал ногой ступеньку, но, так и не спустившись вниз, замер и прислушался. Еще накануне он бы не отважился покидать свою комнату во время общего сна - сил не было. Сейчас он чувствовал себя лучше, раны почти не болели, и хотя рука по-прежнему слушалась недостаточно хорошо, да и от хромоты он избавился не полностью, вылазку совершить было можно. Сейчас он проверит, откуда исходит ощущаемая им опасность. Возможно, кто-то пытается опять поставить ловушку из волос на его пути. Впрочем, насчет того, кто мог бы это сделать, он почти не сомневался. Дора говорила, что старик - маг. Ставить ловушки для своих жертв - это как раз по его части. Он помнил, что дверь в комнату жреца, находится сразу под лестницей. Для того, чтобы убедиться, открыта дверь или нет надо просто лечь на ступени и посмотреть вниз. Дверь оказалась закрыта, но оставалась узкая щель наверху, как раз на уровне глаз. Млый с любопытством заглянул внутрь комнаты. То, что он увидел, заставило его сначала испуганно отшатнуться, но он тут же взял себя в руки, и вновь приник к щели. Старик не спал. Окно его комнаты было плотно задернуто черной шторой. Прямо на столе без подсвечника горела толстая свеча, рядом с ней стояла маленькая фигурка Эгеры-Марены. Жрец ходил по комнате, иногда взмахивая руками, отчего распахивались, как крылья летучей мыши, широкие рукава черного, такого же, как у Отшельников, плаща. Неожиданно он схватил со стола холщовый мешок и вытащил из него отрубленную медвежью лапу. В первый момент Млый принял ее за человеческую кисть. Творящееся на его глазах колдовство подействовало гипнотически, Млый, чувствуя ужас, не в силах был оторвать глаз от священнодействия. Когти торчали, как пальцы. Старик поднес лапу к своему лицу, потом поставил на стол, словно страшный канделябр. Он дотронулся до первого когтя, и тот засветился жутким зеленоватым светом. Так повторилось еще три раза, но последний коготь не зажегся, сколько жрец к нему ни притрагивался. Это гадание, подумал Млый. Просто гадание. Сколько жильцов в трактире? Вместе с ним - пятеро, включая хозяина. Все они спят, потому и засветились когти. Не спит он один". Жрец это понял раньше него. Он что-то неразборчиво забормотал, и вдруг ткнул в незасветившийся коготь горящую свечу. Грудь Млыя, словно пронзил раскаленный прут. Он замычал от внезапной боли, и тут же его глаза встретились с глазами старика. Дверь, как будто ее толкнули, стала медленно отворяться. Последнее, что Млый успел разглядеть, прежде чем вскочить на ноги, так это то, как старик медленно потянул на себя рукоятку посоха, освобождая из него длинный узкий клинок. Почему-то у Млыя даже не возникло мысли об открытой схватке, он чувствовал, что проиграет. В медлительном взгляде старика он прочитал собственный приговор, словно тот был страшным и неотвратимым орудием Эгеры, воплотившейся в своем жреце. Спотыкаясь, Млый бросился вверх по лестнице, не рискуя пробежать мимо открывшейся двери, заскочил в свою комнату, и, не раздумывая, запрыгнул на подоконник. Ветка платана не достигала окна метра на два. Только бы выдержала, только бы не подвела раненая рука! Млый прыгнул вперед с такой силой, словно хотел преодолеть бездонную пропасть. Ему удалось зацепиться за ветку и повиснуть на ней. Можно было бы карабкаться дальше по стволу, но временем следовало дорожить. Поэтому он, прикинув расстояние до земли, расцепил пальцы и приземлился под окном на корточки. Отбежав, хромая, на некоторое расстояние от дома, он вдруг понял, что просто так скрыться от старика не удастся. Тот непременно настигнет его, даже если придется преследовать не один час. Причем, погоня вряд ли ограничится городскими улицами. Эх, если бы суметь раздобыть хоть какое-нибудь оружие, пусть это будет простой нож! Под ногами не обнаружилось ничего, кроме камней. Но не будет же он швырять в жреца камнями, как проказливый мальчишка. Разве это защита? Млый наклонился к самой земле и вдруг увидел кованый гвоздь, выпавший из подковы. Сам еще не понимая, зачем это делает, он поднял его. Помнится, Род говорил о древнем способе избавления от погони упыря. Следует начертить Руну Покоя и... К дому Млый вернулся кружным путем, почти полностью обежав квартал. Дверь трактира оказалась распахнутой настежь, старика нигде не видно. Теперь надо найти подходящее место для засады. Млый осмотрелся и, не обнаружив ничего лучшего, забрался на козырек крыши, низко выступавший над самым входом. Он затаился на нем, как кошка, поджидающая мышь, хотя в действительности, добычей сейчас являлся он сам. Вот когда Млый по-настоящему пожелал подлинного мрака ночи. Убежище выглядело очень ненадежным. Он лег, прижавшись к черепице, продолжая ощущать свою беззащитность. Заметит его жрец, еще издали заметит! Старик показался с той самой стороны, откуда пришел Млый. Увидев его пригнувшуюся к земле фигуру, Млый понял, что жрец идет по следу, принюхиваясь, как собака. Длинный обнаженный стилет казался палочкой поводыря, старик водил им, словно щупом. Млый прижался к черепице еще плотнее. Вот старик подошел к двери и завертелся на узком пятачке, заметался. Стилет выстукивал по земле замысловатую дробь. Сейчас жрец посмотрит вверх! Больше медлить было нельзя. Млый крепко сжал в руке найденный на дороге гвоздь. Мелькнула мысль воспользоваться им как ножом, но слишком мал кованый кусок металла, слишком ненадежен. Нет, надо делать то, что задумано. Чуть подавшись вперед, Млый почувствовал, как захрустела под ним ломающаяся черепица. Уже не скрываясь, он оторвал кусок кровли и швырнул его на другой конец улицы, а сам прыгнул в противоположную сторону. Маневр получился удачным. Старик вскинул голову на звук, и, не разгибаясь, каким-то лягушачьим подскоком кинулся к куску черепицы. В тот же момент Млый оказался за его спиной. Он не стал убегать, а с размаху, словно желал насмерть поразить врага, воткнул гвоздь в оставленный стариком след. Подняв от земли голову, он увидел, как жрец, хищно оскалившись, вытянул в его направлении руку с зажатым в ней стилетом. Млый собрал всю свою волю, чтобы не удариться в беспорядочное бегст
