Алекс Грин - Тропа в Огнеморье
- И результатом такой переписки может стать новая могила?
- Могила, или могилы, - пожал плечами Дрив.
- Не стоит прятать лопаты далеко, - вздохнула Акула, - скоро они могут понадобиться вновь.
9. "Власть Фаэтана"
("Сага о фаэтане")
"В каждом из нас живет "человек формы" и "человек пустоты".
Люди формы увлечены городами и суетой, их вдохновляет обладание множеством вещей. Торговцы, политики, ученые и воины, завоевывающие новые богатства встречаются среди них.
Людей пустоты вдохновляют простота, тишина и природа. Они могут быть мистиками, магами и пророками. Среди них бывают и воины, но не те, кого привлекает грабеж, а те, кого опьяняет очищающий огонь. Ибо огонь, сжигающий формы, возвращает величие пустоты...
Что радует человека формы - огорчает человека пустоты. К чему стремится человек пустоты - того бежит человек формы.
Когда один из них в нас действует - другой старается спать. Человек, в котором обе эти сущности проснутся обречен на постоянный внутренний конфликт. Поэтому совершает он, в конце концов, выбор, оставляя в себе лишь одну из этих двух сущностей, и уничтожая вторую...
Но есть в человеке и третья сущность, скрытая глубже всех: "человек гармонии". Такой человек соединяет противоположности, и все превращает в Красоту. Жизнь его всегда танец и музыка, даже если сражается он в труднейшей из битв или возводит высочайший из храмов.
Красота - величайшая из Сил, и самая беспощадная среди них.
Ей не нужны ходячие обломки: ни разум, подавивший чувства, ни чувства, заглушившие голос разума. И все, что ей не подходит, она вышвыривает со сцены жизни прочь.
Для тех, кто превратил свои души в обломки, жизнь обращается в непрерывный кошмар, когда приходит в нее Красота.
Путь саламандры - это и есть пробуждение третьей сущности. И только пробудивший ее сумеет создать фаэтан.
Третья сущность и фаэтан глубоко связаны между собой. Пробужденная третья сущность приносит в мир незримое излучение, фаэтан усиливает его во сто крат.
Саламандры, их мечи и корабли создают мощное поле, и оно меняет окружающий мир. Оно ускоряет эволюцию, и если для ускорения этого нужны эпидемии, войны и катастрофы, оно призовет их всех и обрушит на головы людей.
Фаэтан влияет на сами силы судьбы, сталкивая друг с другом все окаменевшее, заставляя и холодные камни высекать огонь..."
(Текст рукописи восстановлен со значительным сокращениями по нескольким плохо сохраненным копиям).
10. "Кошмар кошмара"
("Сага о фаэтане")
"В дом Олеко Кей пришел неделю спустя.
- Он в пристройке, в своей лаборатории. - Направила гостя Таня Сталь, - Там он теперь и днюет и ночует.
И хотя день был в разгаре, Олеко и впрямь спал на маленьком диванчике. Рядом находились столы, заполненные колбами и ретортами. На самом большом из них стоял с десяток бутылочек, наполненных коричневой жидкостью...
Но спустя две минуты в тихой комнате уже завязался оживленный разговор:
- Чем больше я думаю над твоей рукописью, тем меньше ее понимаю, - начал Кей.
- Мне и самому многое не ясно. - Вздохнул Олеко.
- Ты утверждаешь, что фаэтан ускоряет эволюцию, и подталкивает всяческие катастрофы. Но каким образом он действует? И как тебе удается это действие ощутить?
- Мое "видение" показывает нечто. Но когда пытаюсь подобрать слова - каждый раз теряю что-то очень важное...
Быть может, не только фаэтан ускоряет эволюцию, но и сама эволюция являет миру в назначенный срок фаэтан. Быть может, это эволюция и ускоряет сама себя. А фаэтан просто убирает все, что мешает эволюции.
Одно скажу наверняка: и дельпару и лемарионцы были препятствиями на пути эволюции. И когда ковался еще Встречающий Море, я знал уже в глубине души: незримая Власть Фаэтана сметет и тех и других...
- И с ними вместе еще тысячи третьих, четвертых, пятых - и так далее, - прошептал Кей-Летописец.
- По-твоему, лучше было бездействовать? И что осталось бы этому миру - диктатура дельпару или диктатура Лемариона? Ты бы какую предпочел?!
- И то, и другое было бы кошмаром. - Признал Кей. - Но я и сам - часть этого кошмара, один из его персонажей. И большинство людей в этом мире таковы.
Кошмар во сне может смениться и радостью. Но пробуждение уничтожает мир сновидений целиком. Это и есть миссия фаэтана?
Но это самое ужасное для персонажа сновидений - пробуждение - крушение мира снов! Да, и у страшнейшего из кошмаров есть свой кошмар, и имя его - пробуждение!
Не слишком ли рано ты решил проснуться, Олеко?"
11. "Созревшие для легенды"
("Сага о фаэтане")
"Олеко приехал к Веццарну еще один раз:
- Я нашел то, что вы просили - лекарство от геномеи. Я назвал его "Стабилин". И предупреждаю сразу - это не лучшее из лекарств.
Но не найдете ничего другого - беритесь за "Стабилин". А стоит ли оно того - прочтете в моих записях.
И еще: саламандры покидают Запад. Наши корабли и мечи - непостижимая, пугающая тайна для всех остальных.
Быть может, они все еще тайна и для нас самих. Но мы сами ее и выбрали...
Корабли унесут нас к Гобиту, и еще дальше - на неведомый Восток...
И когда собрались они для далекого полета, обратился Олеко к Кею:
- Возможно, не созрел еще этот мир для фаэтана. Но созрел он уже для легенды о фаэтане. Пусть же останется она и после нас. И пусть будоражит души людей века и века..."
12. "Века"
("Сага о фаэтане")
"О чем же сказать в завершение Саги?
О наигорчайшем из лекарств, оставленном саламандрами для лемарионцев? Воистину, никак нельзя было бы назвать его "лучшим из лекарств". Оно помогало лишь обрести стабильную форму - не менее, но и не более.
Больные лемарионцы, приняв "Стабилин" впадали в спячку на два-три месяца. Их тело радикально перестраивалось за это время: они пробуждались не людьми, а диковинными гномами.
Единственный плюс: они превращались в здоровых гномов. То есть - способных продолжать работу и повседневные дела.
Многие отказывались от "Стабилина". Но чем дальше, тем больше больные геномеей нуждались в уходе. А способных обеспечить этот уход становилось все меньше.
Кто-то в отчаянии накладывал на себя руки. Но решившие выжить соглашались на "Стабилин"...
Между тем, их родина - Лемарион, оказавшаяся на далеком северо-западе, окончательно погружалась в хаос. Военные действия здесь длились дольше всего.
Среди местных остались лишь самые слабые - те, кого не призвали в армию свои, и кого не забрали в рабство чужие. Но и слабые взялись за оружие, когда оккупанты (в основном, шарпианцы - прочие сбежали домой) лишились поддержки рухнувшего Альянса.
