Владимир Михайлов - Завет Сургана
Строитель усмехнулся:
– Если хотите сохранить их здоровенькими, лучше заберите с собой. А то…
– Понял. Но нам они ни к чему – лишняя обуза на марше. А вы их все же поберегите: может, пригодятся. Вот что: пока мы тут, запишите их имена для меня.
– Да к чему…
– А уж это мое дело. Давай-ка без пререканий.
– Слушаюсь.
– Пиши список. И – тронемся.
– Учтите: тут, в отнорке спокойно, но если выйдете в большой туннель – там движение может быть посильнее.
– Спасибо. Учтем.
Онго обернулся к разведчикам:
– Оружие разобрали? Запаслись, чем смогли? Тогда пошли. Веди, подофицер, показывай, где тут какие крысиные норы. И просвети попутно: как тут всякие ходы отпирать снаружи и изнутри.
– Да я вам общий ключ дам и покажу как.
– Это хорошо. Давай сюда. Ну – шагом марш.
– Ну что, пилот – готов к последнему полету? Сидо смотрел в глаза пленника и ясно видел: в какие-то мгновения в них отчетливо прочитывался страх, но летчику, наверное, громадным усилием воли удалось с ним справиться. И он, не отводя взгляда, проговорил:
– Я готов. Но хотел бы попрощаться с товарищами.
– Это ты успеешь сделать в полете.
– Они тоже?..
– Тоже не умнее тебя, это верно.
В агралете бывший экипаж Гумо, все трое, только обменялись взглядами, прощаясь. Если и были у них надежды как-то перевернуть свою судьбу, находясь в воздухе, то теперь от нее не осталось и следа: каждый из них был пристегнут наручниками к скобам в переборке, так что ни малейшей свободы движений не оставалось. А кроме того, на каждого приходилось по трое солдат, готовых к действию в любое мгновение. Только четвертый был свободен от конвоя; но он и без того вел себя очень тихо, упакованный в пластиковый мешок, лежал в хвостовой части салона, и от него веяло холодом морга.
Взлетели. Почти час прошел в молчании, в спокойном полете.
Квадрат-воин, командовавший охраной, лишь в самом начале предупредил арестованных, вернее было бы сказать – приговоренных:
– Если кто-нибудь захочет сделать заявление, я готов принять его в любой миг. Но только по делу, о котором вас уже допрашивали. Пустые разговоры ни к чему.
Заявлений никто делать не стал. Только пилот пробормотал:
– Ничего, наши отыграются.
Квадрат-воин лишь усмехнулся. И усмешка вновь и вновь возникала на его губах во время полета до того самого мгновения, когда машину не тряхнуло сильно, так что она шарахнулась в сторону, а за бортом, было видно в иллюминатор, всклубилось облако разрыва.
Командир агралета высунулся из кабины.
– Нас атакуют! Обстреливают ракетами.
– Кто?
– Машина со знаками ОСС.
– Сообщи в центр!
– Пытаюсь. Сигнал забивают.
И снова разрыв – с другого борта и чуть .ниже. Пленники переглянулись.
Пилот едва заметно пожал плечами. Командир машины предупредил:
– Квадрат-воин, у меня осталось четыре антиракеты; если они выпустят еще полдюжины – одна-две нас точно достанут. Что это за кабак, можешь понять? У меня же невооруженная машина!
– Чего ж тут понимать, – откликнулся квадрат-воин. – Это их (он кивнул в сторону пленных) начальство избавляется от свидетелей. Они же там не знают, что мы их и так приговорили. Думают – отвозим в надежное место. Наверное, кто-то решил там, что они раскололись, вот и принимают меры.
Пленные переглянулись, хмурясь. Один из них, изогнувшись, выглянул в иллюминатор.
– И правда, машина из наших, – сообщил он тихо. – Знаки флага Соно. И манера знакомая. Его почерк.
– Комедию ломаете, – сказал прикованный пилот.
– Ага, – согласился квадрат-воин. – Смешно, правда? Смешнее некуда.
На этот раз два разрыва прозвучали одновременно. Машина нырнула, летчикам с трудом удалось уравновесить ее.
– Осталось две антиракеты, – сказал пилот агралета почти спокойно. – И тогда – все.
– Понятно, – молвил квадрат-воин. – Что же, придется покинуть машину. И вам тоже.
– А эти?..
– На них кошельков не запасено. Да им-то какая разница? Жаль только, что до места не довезем – не выполним задание. – И повернулся к арестованным:
– Извините что так, ребята. Не наша вина. Мы хотели, как лучше. Ваши хозяева испортили картину. Претензии к ним.
И тут наконец третий пленник не выдержал:
– Да гори они синим огнем! Я дам показания! Дам!
– Это ты сейчас такой разумный. А если спасемся…
– Прямо сейчас готов! Пиши! Мы везли Гумо на остров Кукурей, где у него была встреча с усхани Арба-рамом.
– Ромо!
Еще два разрыва.
– Да провались они все!.. Квадрат-воин сказал:
– Похоже, и в самом деле надо спасаться.
– Ага, – сказал пилот и скрылся в кабине. У каждого словно что-то оборвалось внутри: с таким ускорением агралет вдруг устремился вверх, выше, выше. Видимо, двигатели на нем стояли не те, что были у атакующего: тот остался далеко позади и внизу. Агралет с пленниками скрылся в облаках. Круто изменил курс. Теперь найти его стало практически невозможно.
Сури понял, что они, женщины из караула, хотят с ним сделать. И первым его желанием было взмолиться о пощаде. Сказать: "Я ведь не один был, и не я приказывал. И вообще, будь проклято мое мужское, не хочу быть мужчиной, только не делайте со мной этого, вас же так много". Но что-то помешало ему, какой-то подсознательный запрет возник, а может, просто понимание того, что чем больше будет он просить, тем хуже с ним обойдутся. Женщины ведь, говорят, могут заниматься этим без устали, так уж они созданы Творцом. Наверное, нужно было наоборот – словами и усмешкой показывать, что предстоящее ему очень нравится, что он ждет с нетерпением и вообще принимает происходящее за веселую и приятную игру; он и попытался так сделать, и улыбался, пока его сразу шесть дам укладывали на нары, раздевали и делали все нужное для того, чтобы его хватило бы подольше. А внутренне он в эти мгновения ненавидел это свое мужское, почему-то не желающее подчиняться рассудку, но ведущее себя так, как женщины и хотели. А им, кажется, тоже не было весело, они не смеялись; улыбались, правда, но в улыбках этих читалось не ожидание предстоящего удовольствия, а скорее стремление выполнить долг; может, по их обычаям это могло оказаться искуплением того, что недавно разведчики сделали с ними. Так или иначе, ему предстояло рассчитаться за их общую вину, и никак нельзя было избежать этой расплаты. Сури вздохнул и покорился. Когда им занялась четвертая по счету, мысли начали туманиться, и он лишь, сам того не сознавая, тихо постанывал при каждом движении насильницы. Внутренний, неконтролируемый страх охватил его, когда он ожидал, что вот сейчас навалится пятая; однако она почему-то медлила, и вообще что-то изменилось в караулке, Сури только никак не мог понять – что. Он воспринимал слухом новые голоса и какие-то очень знакомые, не улкасские слова, но не мог понять, что же они означают. И лишь когда его подхватили под мышки, усадили и принялись одевать, решился открыть глаза. Заплетающимся языком, с трудом шевеля губами, пробормотал:
![Елена Вихрева - Акелдама - кровавое поле битвы [СИ]](/uploads/posts/books/1764/1764.jpg)
