Филип Дик - Король эльфов. (Сборник)
Чилдэн заметил книгу на невысоком тиковом бюро.
— Вижу, вы читаете роман «Из дыма вышла саранча»? — спросил он. — Мне о нем многие говорили, но все как-то не хватало времени прочесть. — Убедившись, что хозяева не имеют ничего против, он встал и направился к бюро. Похоже, они сочли это жестом вежливости. — Детектив? Простите мое дремучее невежество.
— Нет, не детектив, — ответил Пол. — Напротив, весьма любопытный литературный жанр. Пожалуй, его можно отнести к научной фантастике.
— Ну, нет, — возразила Бетти. — Наука тут ни при чем. Научные фантасты, в основном, описывают такое будущее, в котором высоко развита техника. Ничего подобного в этом романе нет.
— Зато в нем есть альтернативное настоящее, — возразил ей Пол. — Я давно увлекаюсь фантастикой, с двенадцати лет. С самого начала войны, — пояснил он Чилдэну.
— Ясно, — произнес Роберт Чилдэн.
— Хотите прочесть «Саранчу»? — спросил Пол. — Через день-другой мы ее осилим. Мое учреждение находится в деловой части города, неподалеку от вашего магазина, и я с удовольствием загляну к вам во время перерыва. — Он сделал паузу, затем (возможно, по сигналу Бетти) добавил: — Мы с вами могли бы позавтракать вместе, Роберт.
— Спасибо, — пробормотал Чилдэн. Других слов он не нашел.
«Подумать только: позавтракать в одном из самых модных ресторанов для бизнесменов! Вместе с элегантным высокопоставленным японцем!» — От одной мысли голова шла кругом. Однако он сумел сохранить бесстрастный вид и кивнул, глядя на книгу.
— Да, наверное, она интересная. С удовольствием прочту. Я стараюсь быть в курсе того, о чем много говорят. — «Что я несу?! Признался, что интересуюсь книгой, потому что она в моде! А вдруг для них это — дурной тон? Скорее всего, так оно и есть». — Как известно, популярность книги — не самый верный признак ее достоинства. Многие бестселлеры — редкостная дрянь. Но эта книга... — Он замялся.
— Вы совершенно правы, — пришла ему на помощь Бетти. — У обывателя всегда испорченный вкус.
— Так же и в музыке, — заметил Пол. — Взять, например, народный американский джаз — кто им сейчас интересуется? А вам, Роберт, нравятся Банк Джонсон и Кид Оури? А ранний диксиленд? Я собираю джаз, у меня есть настоящие диски фирмы «Дженет».
— Боюсь, я недостаточно знаком с негритянской музыкой, — ответил Чилдэн. Похоже, его слова покоробили хозяев. — Предпочитаю классику: Баха, Бетховена... «Вот вам! — Он был обижен. — Попробуйте только сказать, что музыка великих европейских композиторов хуже какого-то джаза, родившегося в бистро и балаганах негритянских кварталов Нью-Орлеана».
— Может, вам поставить для пробы что-нибудь из «Нью-Орлеанских королей ритма»? — неуверенно предложил Пол. Он привстал, но Бетти бросила на него предостерегающий взгляд. Пол пожал плечами и сел на место.
— Скоро будем обедать, — сказала Бетти.
Пол натянуто, как показалось Роберту Чилдэну, произнес:
— Нью-орлеанский джаз — самая что ни на есть народная музыка Америки. Она родилась на этом континенте. Все остальное — например, баллады в английском стиле, которые исполнялись под лютню — пришло из Европы.
— Мы с ним вечно спорим на эту тему, — с улыбкой сказала Бетти Роберту. — Я не разделяю его любви к джазу.
Все еще держа в руках книгу, Роберт Чилдэн спросил:
— А о каком альтернативном настоящем идет здесь речь?
Чуть помедлив, Бетти ответила:
— В котором Германия и Япония проиграли войну.
Наступила тишина.
— Пора есть, — Бетти плавно поднялась. — Вставайте, господа голодные бизнесмены. Прошу к столу.
На большом столе, накрытом белоснежной скатертью, стояла серебряная и фарфоровая посуда. Из костяных колец (ранняя американская культура — машинально отметил Чилдэн) торчали грубые салфетки. Столовое серебро — тоже американской работы, темно-синие с желтым чашки и блюдца — фирмы «Ройял Альберт». Такая посуда была большой редкостью, и Роберт смотрел на нее с профессиональным восхищением.
Зато подобных тарелок он прежде не видал и не мог с уверенностью сказать, откуда они взялись. Наверное, из Японии.
— Фарфор Имари, — заметив его любопытствующий взгляд, пояснил Пол. — Из Ариты. Считается одним из лучших.
Они снова уселись за стол.
— Кофе? — спросила Бетти у Роберта.
— Да, — ответил он. — Спасибо. Чуть позже.
Она вышла на кухню и прикатила столик на колесиках.
Обед был очень вкусным. Бетти оказалась великолепной хозяйкой. Особенно ему понравился салат: авокадо, сердцевины артишоков, зеленый сыр... Хорошо, что его не подчевали японскими кушаньями — с тех пор, как окончилась война, овощи ему просто осточертели.
И эти вездесущие морепродукты! Ему казалось, что даже под пыткой он не сможет проглотить еще одну креветку или моллюска.
— А все-таки интересно, — нарушил молчание Чилдэн, — как бы выглядел мир, в котором Япония и Германия проиграли войну?
Его вопрос повис в воздухе. Спустя некоторое время Пол ответил:
— Совершенно иначе. Хотя все далеко не просто. Лучше самому прочесть «Саранчу». Если я перескажу содержание, вам будет неинтересно.
— Я часто размышлял на эту тему, — сказал Чилдэн, — и у меня сложилось вполне определенное мнение. Мир был бы хуже. — Его голос звучал уверенно, даже жестко. Он сам это чувствовал. — Намного хуже.
Его слова удивили молодых супругов. А может быть, не слова, а тон.
— Повсюду правили бы коммунисты, — продолжал Чилдэн.
Пол пожал плечами:
— Автор книги, мистер Абендсен, самым тщательным образом рассмотрел вопрос о беспрепятственной экспансии Советской России и пришел к выводу: даже будучи на стороне победителей, отсталая и в основном крестьянская Россия неизбежно осталась бы с носом, как в Первую Мировую. Россия была не страна, а пугало огородное, взять хотя бы ее войну с Японией, когда...
— А в действительности страдать и расплачиваться приходится нам, — перебил его Чилдэн. — Но иначе не удалось бы остановить славянское нашествие.
— Не верю я ни в какие нашествия, — тихо произнесла Бетти. — Ни в славянские, ни в китайские, ни в японские. Все это болтовня. — Ее лицо оставалось безмятежным. Она превосходно владела собой, только румянец появился на щеках. И ничуть не волновалась, просто хотела выразить свое мнение.
Некоторое время они молча ели.
«Опять ты свалял дурака! — выругал себя Роберт Чилдэн. — Никак не удается избежать скользких тем. Потому что они везде, о чем не заведешь речь — о книге, случайно попавшейся на глаза, о коллекции грампластинок, о костяных колечках для салфеток... обо всей этой добыче победителей, награбленной у моих соотечественников. Да-да, надо смотреть правде в глаза. Я пытаюсь убедить себя, что я — такой же, как эти японцы. Но даже если рассыпаться перед ними бисером — какое счастье, благодетели мои, что вы победили, а мой народ проиграл! — между нами не возникнет духовного родства. Одни и те же слова мы воспринимаем совершенно по-разному. У них другие мозги. И души. Вот они, сидят передо мной, пьют из английских фарфоровых чашек, едят с американского серебра, слушают негритянскую музыку. Они могут себе это позволить — у них есть деньги и власть. Но ведь все это — эрзац! Даже «Ицзин», которую они запихали нам в глотку — китайская книга. Крадут у кого ни попадя обычаи, одежду, речь... С каким смаком эта парочка уплетает жареную картошку со сметанным соусом и луком — исконно американское блюдо, которое они запросто присовокупили к своему меню! Кого они хотят обмануть? Себя? Но меня вам не одурачить, уж поверьте! Только белым дано творить. И, тем не менее, я, плоть от плоти белой расы, должен поддакивать этим... Как тут не задуматься: а что, если бы мы победили? Стерли их с лица Земли? Только представить: Япония канула в небытие, а США — единые, могучие — в одиночку правят планетой.