Дмитрий Янковский - Правила подводной охоты
Может, ему известен сигнал, который она издает? Нет, это уже мистика. Хотя кто его знает? Получил ведь Жаб из ультразвуковой пушки, значит, уже имел возможность посмотреть платформе в глаза. И между ними установилась особая связь. Нет. Фигня это.
Но сколько я ни гнал эту мысль, она не оставляла меня. В голове словно переворачивались стекла калейдоскопа, складываясь то в один узор, то в другой. Огромное количество фактов, воспоминаний и предположений пытались соединиться, потом распадались и снова соединялись, но уже по-другому. Первое, за что я уцепился в этом мельтешении, была статья в газете, которую я просмотрел в ресторане. Сейчас я готов был допустить, что там не все выдумка, что вода действительно может собираться в кластеры, хранить и переносить информацию. Яд. Он был моей второй мыслью. Баралитол. Причем заключенный в контейнеры, неподвластные давлению океана. Как он мог вызвать мутации, если не соприкасался с водой? А может, это не он? Может быть, Поганка мутировала от баралитола, поскольку находилась в непосредственной близости от контейнеров, а дальнейшие мутации — это ее собственное воздействие?
У меня возникла диковатая, но вполне стройная гипотеза. Поганка — разумное существо. Разум она получила в результате мутации. А потом она изучила кластерную структуру воды вокруг контейнеров и стала способна сама генерировать мутагенный сигнал. Мутагенный сигнал, вот в чем фишка! Молчунья говорила «изменяющая сила», так как в Языке Охотников нет научного термина «мутагенный», а произносить его по слогам неудобно. Возможно, Жаб научился чувствовать источник сигнала и теперь идет на него, как на маяк наведения. А я? Сверхчувствительная Молчунья ощущала изменяющую силу как горечь. Может, получится и у меня?
Я попробовал отгородиться от привычных ощущений и прислушался к новым. Мне хотелось понять, какую именно горечь имела в виду Молчунья. Вкусовую, душевную? Запомнив все ощущения, я изменил положение в пространстве и тут же понял — что-то есть. Действительно, некое неприятное ощущение возникало на верхнем небе, когда я поворачивался лицом на определенный азимут компаса. Если говорить проще, это действительно было похоже на горечь.
Теперь я мог свободно обойти Жаба, а не плестись у него в хвосте. Включив водометы, я ринулся в темноту, огибая световое пятно от «светлячка» по широкой дуге. Тяжелые баллоны мешали, но они были единственным моим шансом на спасение. Несмотря на дополнительный вес, я уверенно пронзал пространство, время от времени пробуя его на вкус. А еще через какое-то время новое ощущение ворвалось в мой мозг, и это был, как ни странно, свет. Сначала мягкий, голубоватый и почти не ощутимый, он становился все ярче и ярче, исходя непонятно откуда. Я вытянул руку вперед и с удивлением увидел свои пальцы. На глубине больше трех километров, которую показывали приборы, это было удивительным, ведь эти места никогда не видели ни единого лучика света. Мне пришлось сбавить скорость, чтобы разобраться, откуда исходит это свечение До дна было метров двадцать, и я опустился на базальт, выключив водометы. Вокруг меня кружились микроскопические организмы, именно они излучали голубоватый свет, позволявший не только видеть на несколько метров, но и различать силуэты вздыбленных базальтовых скал. Одна из них показалась мне странной, так как большинство камней, в отсутствие ветра и быстрых течений, были зазубренными и острыми, эта же напоминала почти правильный куб. И только приглядевшись к ней повнимательнее, я понял, что никакая это не скала, а огромная, ни с чем не сравнимая по размерам пусковая платформа.
Чем-то она была похожа на рисунок Бака, но за прошедшие годы тварь разрослась и окрепла. Я теперь хорошо ее видел. На нескольких эшелонах подле нее, словно жуткие призраки, зависли тяжелые торпеды дальнего охранения, время от времени они сменяли друг друга, уходя вдаль и скрываясь из клубящегося облака света. Твари поменьше суетились вокруг, некоторые свечами уходили вверх, скорее всего на охоту в верхние, плодородные воды. Они возвращались, неся в себе пищу для донной платформы, потому что самостоятельно питаться она не могла. Десятки, даже сотни якорных мин прятались по периметру, цепляясь якорными жгутами за кромки скал. «Берты», «Линды» и «Томочки» висели на разных высотах, напоминая привязанные к земле монгольфьеры.
Все это выглядело настолько страшно, что казалось наркотическим сном. Все это было настолько уродливым, что казалось красивым. Красивым и неприступным, как сказочный замок на скале, окутанной облаками. Я понял, что еще не родилась сила, способная взять эту крепость штурмом. Но я не собирался ее штурмовать. И еще я понял, на что надеялся Жаб, пытаясь вновь и вновь приручить эту тварь. Конечно — любой, даже самый чудовищный разум страдает от одиночества. Во всем мире Жаб не смог найти себе пару и отыскал ее только здесь, на дне океана. Он создал ее из своего больного воображения при помощи баралитола. И изучал он этот яд не ради понимания содеянного, а для того, чтобы сотворить именно то, что нужно.
Я с ужасом осознал, что его в Индийский океан влекла та же сила, что и меня. И мне его придется убить точно так же, как ему пришлось бы убить меня, чтобы помешать встретиться с Лесей. Мы все, и я, и Пас, и Рипли, и Долговязый, нужны были ему лишь затем, чтобы пасть жертвами у ног Поганки, как становятся жертвами живые цветы, которые мы дарим своим любимым.
Позади меня вспыхнула осветительная ракета. Это Жаб приближался к самой важной цели его существования. И у меня, несмотря на все совершенные им преступления, зародилась жалость к нему. Простая, человеческая жалость. А может быть, к ним обоим. Я не имел права оставить Поганку в живых, но я мог убить их одновременно, оставив здесь вместе. Навсегда.
Я включил связь и передал в эфир, уже не заботясь о том, что взводный меня услышит:
«Рипли. Выйди на связь, здесь Копуха».
«Я у поверхности, глубина тридцать метров».
«У тебя есть связь с берегом?»
«Нет. Иногда пробивается сигнал с плавучей станции «Тапробани». Они засекли сигнал SOS и выслали катер».
У меня защемило сердце. Леська, оказывается, совсем рядом. Но Жаб приближался, и мне надо было думать о другом. Включив водометы, я ринулся прямиком к донной платформе.
Конечно, у меня не было полной уверенности, что Поганка не ударит по мне торпедами. Просто вероятность этого была очень низкой. Для такой козявки, как я, хватит и ультразвукового удара. Я был готов к дикой боли ожога, но выстрела все не было и не было. Это злило, это пугало.
«Да что же ты медлишь, тварь!» — подумал я, и в тот же момент ударило мощное ультразвуковое орудие, превратив воду над моей головой в белый луч пены.
