Евгений Федоровский - Трудные берега (Свежий ветер океана - 3)
Луна перемещалась в небе, тихо катилась по зубцам хребтов. Передвигались и тени от скал, зеленовато-голубым фосфорным огнем вспыхивал иней...
Поскольку в одном лагере теперь стояли два отряда, у каждого из нас объявилось и по две начальницы: Лида Павлова и Бэлла Ухина. Жизнь сразу "забила ключом". Женщины метались по палаткам, что-то обсуждали, выдвигали планы, раздавали указания. Если кто-то из нас пытался улизнуть от одной начальницы, приказавшей, скажем, пилить дрова, то попадал на глаза другой, требовавшей упаковывать образцы и заколачивать ящики. Женский метод деятельности вывел из равновесия сначала Колю Дементьева. Будучи дежурным по кухне, он сжег кашу и так кувыркнулся с камня, что не мог встать и отлеживался в палатке, тихий и жалкий. Но главный недостаток женского руководства, по нашему мнению, крылся в другом: у них все шло не от трезвой оценки обстановки, а от чувств, сиюминутного настроения. Поэтому всегда надо было быть готовым к самым неожиданным распоряжениям.
Бэлла все же погнала нас на Солону. Костяшки ног в резиновых сапогах были так избиты о камни, что болели при малейшем прикосновении. Несмотря на толстые войлочные стельки, каждый шаг причинял страдание.
Солона высохла. На камнях остались мутноватые белесые корочки водорослей. На солнце пленка коробилась и потрескивала, и издалека казалось, что это журчит вода. Промывать породу было нечем. Надо было просто вернуться, однако Бэлла потянула нас на один из притоков, где виднелся снежник. Мы продрались через кедровник и заросли тальника, вышли на валуны, сглаженные паводками и покрытые зеленым влажным мхом. Поднимаясь выше по бывшему ручью, натолкнулись на лужицу. Ее оберегали вросшие в землю камни. Лоток в лужицу не входил. Пришлось идти дальше, но и там воды не было.
- Я же говорила, всегда надо брать кастрюлю, - рассердилась Бэлла.
Обычно спокойный, флегматичный Боря рассвирепел:
- А заодно и котел с кашей!
Чем меньше дней оставалось до конца работы, тем больше раздражались мы по пустякам, досадовали друг на друга, больнее воспринимали замечания. Нехитрые шутки казались обидными и злыми. Сдерживаться становилось все труднее. Сказывалась общая усталость.
Мы вернулись к луже, стали руками и лопатой выковыривать камни, чтобы втиснуть лоток. Набрали с террасы земли, промыли кое-как. Конечно же, ничего интересного не попалось. Самые лучшие шлихи получались не в истоках, а в устье, где были могучие выносы.
Бэлла решила отправить нас дальше по реке, а сама захотела пройти по правому берегу по горам. Ходить одному в горах категорически запрещалось, мы зароптали, но Бэлла лишь усмехнулась. Вообще-то она давно уже работала геологом, муж тоже командовал партией, восемнадцатилетняя дочь готовилась к поступлению в Геологоразведочный институт, морального права настаивать на своем мы не имели.
Балла проверила в пистолете патроны, поправила полевую сумку и пошла.
Мы вернулись вечером, из расщелины стал выползать туман, а Бэллы не было. Мы забеспокоились. Боря чувствовал за собой вину и выразительно посматривал на меня, соображая, не пойти ли на поиски. Но пока он соображал, пришла Бэлла.
- Вы не могли прийти позже? - язвительно заметила Лида.
- Так в прошлом году мы вообще возвращались за полночь, - беспечно ответила Бэлла.
- Это же было в прошлом... - Лиде казалось, что в прошлом году и горы были положе, и речки спокойнее, и люди покладистее. Но уверен, в будущем она так же станет вспоминать нас и ставить в пример другим...
ПОСЛЕДНИЙ МАРШРУТ
И все же настало утро, когда мы вышли в последний маршрут. Тридцатый. Если ежедневно мы проходили около двадцати километров, то за сезон одолели почти шестьсот - и каких! - километров.
Днем раньше к бочке, сброшенной на вынос безымянной речки, которую мы назвали Озерной, ушли Лида Павлова, Коля Дементьев и Ниночка Кореннова с Сергеем Нестеровым из отряда Бэллы. Они вели разведку на хребтах, а мы должны были прошлиховать русло. Мы хотели застать ребят в лагере, который они разбили где-то на полдороге, поэтому отправились до рассвета.
Было зябко. Сырой туман лежал на осклизлых камнях. Боря шагал впереди "по водам, аки по суху". Он как бы парил над этим туманом - нескладный, длиннорукий, с побелевшим от старости рюкзаком, двустволкой двадцатого калибра, в зеленой шляпе, какие носят солдаты в Средней Азии. По сапогам упруго била горбуша. На берегу валялись выброшенные рекой отнерестовавшиеся рыбы, иссеченные на камнях и перепадах.
Потом начало светать. Солнце еще не поднялось, лучи прорывались откуда-то из глубины гор, окрашивая снежники на вершинах в бледно-розовый свет. Сразу зачирикали, засвистели, защебетали в кустах птицы, словно ждали этого мгновения. Одна сорока, издалека заметившая нас, подняла переполох, облетая широкими кругами кедровники, где, возможно, паслись медведи. Кстати, звери всегда прислушиваются к пернатым и при тревоге заранее уходят от опасности.
Наконец вдали мы заметили дымок. Поспели к завтраку. Над костром звенел крышкой кипевший чайник. Лида набрала голубики к чаю.
Поев, мы заторопились. Путь предстоял неблизкий. Озерная вела к озеру, тому таинственному озеру, к которому мы безуспешно пытались пройти с другой стороны. Боря хотел дойти до истока налегке и брать шлихи на обратной дороге.
Озерная была загромождена большими камнями и петляла так, что лишь к полудню добрались мы до цирка, от которого намеревались делать отсчеты шлихам. Однако Боря усомнился, что это тот самый цирк, который явственно виден был на аэрофотоснимке и обозначался на карте. Больно уж много времени мы потратили на дорогу к нему. По обыкновению, Боря затоптался на месте, то вынимая снимок и карту, то засовывая их в сумку.
- Слушай, старина, - я сел на камень, ослабив лямки рюкзака, - давай все же пройдем до озера...
- Бог с ним, с озером. Далеко, - возразил Боря, опускаясь рядом.
- Но ведь мы идем в последний раз, в последний...
- Ну и что?
- Как что? Мы уже никогда, слышишь, никогда в жизни не попадем сюда!
Боря опять вытащил карту, принялся считать километры. Ему, как и мне, хотелось увидеть то озеро на водоразделе, но он сомневался, что мы успеем засветло закончить работу.
- Там густой кедровник, - слабо сопротивлялся Боря.
- Черт с ним! Не привыкать.
- Эх, была не была!
Лес и кустарник густо росли в долине, горы же были голы, как череп. Мы побежали по самой кромке, где кончался лес и начинались камни, скатившиеся сверху. Откуда и взялись силы? Мы не чувствовали ни усталости, ни голода. Знали: на этом конец.
Но солнце уже клонилось к закату, а озеро все не показывалось. Тогда мы поднялись по камням выше и вдруг увидели его. Густо-синее, почти черное, оно лежало в огромной чаше в изумрудном окружении кустарника, тополей и ольхи. Со всех сторон вставали хребты. На дальней горе мы рассмотрели коричневые зубцы, похожие на готические башни. Они-то и преградили когда-то нам путь. Чтобы не заплутаться в лесу, мы прошли по горам и спустились к озеру там, где древесной растительности не было.
