Илья Варшавский - Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)
Однако и на второй вопрос Курочкин не мог ответить.
- Вот как?! - нахмурился Прокулл. - Принесите мне амфору.
Амфора была доставлена.
Прокулл поднес ее к лицу Курочкина.
- Как ты определишь, сколько вина можно влить в этот сосуд?
- Основание... на... полуудвоенную высоту... - забормотал тот. Как всякий гуманитарий, он плохо помнил такие вещи.
- Этот человек - круглый невежда, - обратился Прокулл к Пилату, однако невежество еще не может служить причиной для казни на кресте. На твоем месте я бы его публично высек и отпустил с миром.
- Нет, распни его! - опять забесновалась толпа.
Курочкина вновь охватило отчаяние.
- Все эти вопросы не по моей специальности! - закричал он, адресуясь непосредственно к Пилату. - Я же историк!
- Историк? - переспросил Прокулл. - Я тоже историк. Может быть, ты мне напомнишь, как была укреплена Атлантида от вторжения врагов?
- Я не занимался Атлантидой. Мои изыскания посвящены другой эпохе.
- Какой же?
- Первому веку.
- Прости, я не понял, - вежливо сказал Прокулл. - О каком веке ты говоришь?
- Ну, о нынешнем времени.
- А-а-а! Значит, ты составляешь описание событий, которые произошли совсем недавно?
- Совершенно верно! - обрадовался Курочкин. - Вот об этом я вам и толкую!
Прокулл задумался.
- Хорошо, - сказал он, подмигнув Пилату, - скажи, сколько легионов, по скольку воинов в каждом имел Цезарь Гай Юлий во время первого похода на Галлию?
Курочкин мучительно пытался вспомнить лекции по истории Рима. От непосильного напряжения у него на лбу выступили крупные капли пота.
- Хватит! - сказал Пилат. - И без того видно, что он никогда ничему не учился. В чем вы его еще обвиняете?
Киафа снова выступил вперед.
- Он подбивал народ на неповиновение Риму, объявил себя царем иудейским.
Прокуратор поморщился. Дело оказывалось куда более серьезным, чем он предполагал вначале.
- Это правда? - спросил он Курочкина.
- Ложь! Чистейшая ложь, пусть представит свидетелей!
- Почему ты веришь ему, в не веришь мне?! - заорал Киафа. - Я как-никак первосвященник, а он проходимец, бродячий проповедник, нищий!
Пилат развел руками.
- Такое обвинение должно быть подтверждено свидетелями.
- Вот как?! - Киафа в ярости заскрежетал зубами. - Я вижу, здесь правосудия не добьешься, придется обратиться к Вителлию!
Удар был рассчитан точно. Меньше всего Пилату хотелось впутывать сюда правителя Сирии.
- Возьмите этого человека! - приказал он страже, отводя взгляд от умоляющих глаз Курочкина.
Иуда провел ночь у ворот претории. Он следовал за Курочкиным к дому Киафы, торчал под окнами у Анны и сопровождал процессию к резиденции прокуратора. Однако ему так и не удалось ни разу пробиться сквозь толпу к Учителю.
В конце концов, выпитое вино, волнения этого дня и усталость совсем сморили Иуду. Он устроился в придорожной канаве и уснул.
Проснулся он от жарких лучей солнца, припекавших голову. Иуда потянулся, подергал себя за бороду, чтобы придать ей более респектабельный вид, и пошел во двор претории, надеясь что-нибудь разузнать.
В тени, отбрасываемой стеной здания, сидел здоровенный легионер и чистил мелом меч.
- Пошел, пошел отсюда! - приветствовал он апостола. - У нас тут не подают!
Смирив гордыню при виде меча, Иуда почтительно изложил легионеру свое дело.
- Эге! - сказал тот. - Поздно же ты о нем вспомнил! Теперь он уже... Легионер заржал и красочно воспроизвел позу, которая впоследствии надолго вошла в обиход как символ искупления первородного греха.
Потрясенный Иуда кинулся бегом к Лобному месту...
На вершине холма стояло три креста. У среднего, с надписью "Царь иудейский", распростершись ниц, лежал плачущий Симон.
Иуда плюхнулся рядом с ним.
- Рабби!!
- Совсем слаб твой рабби, - сказал один из стражников, рассматривая снятые с Курочкина доспехи. - Еще и приколотить как следует не успели, а он сразу того... - стражник закатил глаза, - преставился!
- Со страха, что ли? - сказал второй стражник, доставая игральные кости.
- Так как, разыграем?
- Давай!
Иуда взглянул на сморщенное в смертной муке бледное лицо Учителя и громко заголосил.
- Ишь, убивается! - сказал стражник. - Верно, родственничек?
- Послушайте! - Иуда встал и молитвенно сложил руки. - Он уже все равно умер, позвольте нам его похоронить.
- Нельзя. До вечера не положено снимать.
- Ну, пожалуйста! Вот, возьмите все, только разрешите! - Иуда высыпал перед ними на землю деньги, вырученные за осла.
- Разрешить, что ли? - спросил один из стражников.
- А может, он и не умер еще вовсе? - Второй служивый подошел к кресту и ткнул копьем в бок Курочкина. - Пожалуй, помер, не дернулся даже. Забирай своего родственничка!
Между тем остальные продолжали рассматривать хитон.
- Справная вещь! - похвастал счастливчик, на которого пал выигрыш. Сносу не будет!
Потрясенные смертью Учителя, апостолы торопливо снимали его с креста.
Когда неловкий Иуда стал отдирать гвозди от ног, Курочкин приоткрыл глаза и застонал.
- Видишь?! - шепнул Иуда на ухо Симону. - Живой!
- Тише! - Симон оглянулся на стражников. - Тут поблизости пещера есть, тащи, пока не увидели!
Стражники ничего не заметили. Они были целиком поглощены дележом свалившихся с неба тридцати сребреников.
Оставив Курочкина в пещере на попечении верного Симона, Иуда помчался сообщить радостную весть прочим апостолам.
Курочкин не приходил в сознание.
В бреду он принимал Симона за своего аспиранта, оставленного в двадцать первом веке, но обращался к нему на древнееврейском языке.
- Петя! Петр! Я вернусь, обязательно вернусь, не может же Хранитель оказаться такой скотиной! Поручаю тебе, в случае чего...
Пять суток, отпущенных Хранителем, истекли.
Где-то, в подвале двадцатиэтажного здания мигнул зеленый глазок индикатора. Бесшумно включились релейные цепи.
Дьявольский вихрь причин и следствий, рождений и смертей, нелепостей и закономерностей окутал распростертое на каменном полу тело, озарил пещеру сиянием электрических разрядов и, как пробку со дна океана, вытолкнул Курочкина назад в далекое, но неизбежное будущее.
- Мессия!! - Ослепленные чудесным видением, Иоанн, Иаков, Иуда и Фома стояли у входа в пещеру.
- Вознесся! - Симон поднял руки к небу. - Вознесся, но вернется! Он меня нарек Петром и оставил своим наместником!
Апостолы смиренно пали на колени.
Между тем Курочкин уже лежал в одних плавках на диване гостеприимного заведения Казановака. Его лицо и лоб были обложены тряпками, смоченными в растворителе.
- Ну, как попутешествовали? - спросила Маша, осторожно отдирая край бороды.
