Владислав Романов - Дождь
На консультации Чугунов сказал, что она, видать, переутомилась, и пригласил всех вечером в безалкогольный бар "Белый медведь" выпить кофе и потанцевать. Все ответили взрывом восторга, и Ленке ничего не оставалось, как подчиниться большинству. Она весь день ждала Дождя, книги падали у нее из рук, но он не приходил. Тоска доконала ее, и она махнула рукой: может быть, действительно переутомилась и ничего не было!
У дверей "Белого медведя" толпились юнцы и юницы в майках и маечках, с рисунками, наклейками и без, заглядывающие в витражи полутемного кафе, откуда доносилась бурная, крикливая музыка. Дождь попробовал протиснуться к дверям, но толпа зашумела, кто-то схватил его за блузу, и он вынужден был отойти. Дождь обошел здание и наткнулся на служебный вход, но последний был заперт на крюк. Откинуть его не стоило труда, и Дождь проник на кухню, откуда беспрепятственно вышел в зал, не замеченный никем, хотя шел открыто и не таясь.
Лена с одноклассниками сидела в углу. На столе горела пузатая с оранжевым колпаком настольная лампа. Диск-жокей объявил перерыв, и зал гудел, захлебываясь в шуме и разговорах, официантки подтаскивали закуски и коктейли, и по разгоряченным лицам чувствовалось, что дело не обходится одними безалкогольными напитками.
Лена увидела его и дрогнула, напряглась как струна. Дождь подошел совсем близко, но, заметив ее волнение, машинально сел за соседний столик.
Чугунов тоже заметил Дождя, обратил внимание и на то, как заволновалась Лена.
- Твой знакомый? - негромко спросил он.
- Да, - отрывисто ответила Лена, и щеки ее вспыхнули. Крупа цедил свой коктейль, сдобренный изрядной порцией портвейна, который щедро подливал знакомый официант Чугунова Жорик. Одна Ленка почти ничего не пила.
Дождь и сам не заметил, как оказался за чужим столиком, его трясло как в лихорадке. В кафе было душно, накурено, а тело его еще не умело защищать душу, и она задыхалась в этом чаду. Неожиданно из тумана выглянуло чье-то лицо с утиным носом и широкой проплешиной. Помигав мутными глазками, лицо потерлось щекой о замшевый пиджак и, заикаясь, спросило:
- А вы к-кто, собственно говоря?!. Вы что здесь?!. Куда вперлись?!.
Дождь улыбнулся, пытаясь сообразить, что следует ответить, но слова словно ветром выдуло.
- Место занято! - проговорил человечек. - Чо вылупился?.. Чеши отсюда!
Утиный нос Замшевого заблестел от пота. Он оглянулся, ища официанта. Наконец, заметив его, закричал, замахал рукой, но официант исчез в подсобке, и Замшевый побежал за ним. В это время вернулась спутница Замшевого, взглянула на Дождя и подмигнула ему. Дождь подмигнул в ответ.
- А где этот? - Она села на место Замшевого. Дождь пожал плечами.
- Противный, правда? - она брезгливо поджала губы. - А что делать? Другие не приглашают!..
Дождь взглянул на Лену. Ей что-то нашептывал Чугунов, но она не слушала, следя за тем, что происходит за соседним столиком.
- Ты меня не слушаешь, - сказал Чугунов. - Откуда ты его знаешь? - кивнул он на Дождя.
- Знаю, - ответила Лена.
- Откуда он? - не унимался Чугунов.
- Я хочу домой, - сказала Лена, - завтра экзамен, надо выспаться!.. - Она поднялась. Митин с Мышкой тоже поднялись.
- Подождите, а кофе? - остановил их Чугунов. - Кофе и пирожные! Заплачено же!..
Лена села. Сели и Мышка с Митиным. Крупенников, набравшись коктейлей, клевал носом.
- Тебе придется отвезти его домой, - сказала Лена Чугунову.
- Дойдет! - огрызнулся тот.
- Ты его напоил, тебе и отвечать! - жестко сказала Лена.
- Мог не пить.
- Ты же знал, с чем эти коктейли, мог и остановить. Чугунов поморщился.
- Ладно, потащу к себе, - согласился он. - Песню испортил, дурак! Чугунов стукнул Крупу по шее.
- Кончай! - не поднимая головы, проворчал Крупенников.
Дождь взглянул на Чугунова. "Чистое кукольное личико с темными, еще слабо пробивающимися усиками, умные холодные глаза, совсем еще мальчик, а такой уж холод в душе, - подумал он. - На вид мальчик, капризный, развращенный, испорченный мальчик..." Где же он видел это лицо?
Вернулся Замшевый с официантом.
- Вот видишь, приперся и сидит! - возмущался он. - Я и так, и этак, и по-хорошему, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку!
- Да это мой брат из Сузуна, чо завелся, зараза?!. - вскинулась его спутница. - Я его пригласила, пусть сидит, на тебя посмотрит, какой ты есть!
- Ну, если брат, я что ж, я это... - замялся Замшевый, подавая руку. Валентин, бывший, так сказать, в настоящем. Мы поженились, когда вы, так сказать, отбывали...
- Дождь...
- Ага... - не поняв, кивнул Валентин. - А я Надежду спрашиваю, что да кто, а она темнит... Стульчик, это, и прибор, а?
Официант принес стул и прибор.
- Я думаю, надо за знакомство. - Валентин оглянулся. - Тут не дают, а мы с собой втихаря, - он налил под столом стакан водки, разлил на троих. Вздрогнем? Или ощетинимся?.. А?
- Я не хочу, - сказал Дождь.
- Это не по-товарищески, - погрозил пальцем Валентин. - У нас не принято! Тем более мы с Надеждой, - он заулыбался, на носу блестели капли. - Ну, в общем, кое-что решили...
- Я пока ничего не решила! - заявила Надежда.
- Да ладно, будет, чо ты, братан ведь! А то как неродная! Ну?!
- Еще слово - и так вмажу, что вылетишь отсюда в два счета!
- Ну, чево завелась?!. Я тост хотел сказать почти про любовь, а ты: вмажу, вылетишь!.. Ну, бывайте! - Он залпом выпил.
Лена за соседним столиком поднялась.
- Подожди, сейчас принесут кофе! Еще десять только, - сказал Чугунов.
- Нет, мне надо идти! - Лена вышла из-за столика, направилась к выходу.
Чугунов поднялся, чтобы проводить, но Дождь бросился следом, опередив его.
- Эй, братан?!. - удивленно закричал вслед ему Валентин. - Надежда, догони его! Он чо, обиделся? Я ж пошутил!..
Надежду точно кто подтолкнул, она догнала Дождя и, остановив его, прошептала:
- Не бросайте, уведите меня, я больше не могу! Лена оглянулась, увидела плачущую женщину, державшую Дождя за руку, и выскочила из кафе. В голове у нее все перемешалось: и эта женщина, назвавшая Дождя братом, что была явная ложь, и ее плешивый спутник и пьяный Крупенников. Одно она знала теперь твердо: она не только никогда не любила Чугунова и не смогла бы полюбить, но даже не испытывала к нему симпатии. Брезгливое отвращение вдруг разом заполнило ее. Она еще не понимала, откуда это отвращение, ведь неделю назад у него дома она даже позволила ему поцеловать себя, он сделал это умело, наслаждаясь больше ее смущением, чем сам волнуясь, но тогда она об этом не думала, это выплыло вдруг сейчас, в тот самый миг, когда появился Дождь.
До него весь день и вечер она жила в тревожном предчувствии беды, и в кафе, несмотря на все усилия Чугунова и диск-жокея, ей не сиделось.
